Простодушное чтение - Сергей Костырко

Да, времена изменились. И журналы уже не претендуют на роль общественных лидеров. В таком качестве они, похоже, уже не нужны. Журналы становятся прежде всего литературным явлением.

Соответственно изменилась и читательская аудитория. Не исчезла, а – изменилась. Читают по-прежнему много. Во-первых, газеты. И это естественно, это не так унизительно, как вылавливание новостей сквозь радиозаглушки и знакомство с современной общественной мыслью по намекам из процеженной через цензуру критической статьи в толстом журнале. Во-вторых, читают любовные (детективные, сентиментальные, «жизненные» и прочие) романы. И это тоже естественней, чем выписывать годовой комплект «Иностранной литературы» ради одного романа Хейли или двух-трех повестей, где есть не стесненное идеологией изображение нормальной свободной жизни. И наконец, вот он – сидит и читает в толстом журнале повесть Пелевина. Один-разъединый на весь вагон электрички, шелестящей газетами. Мало? Сколько есть. На мой взгляд, вполне достаточно для существования Литературы.

Не думаю, что кто-нибудь из моих современников помнит такое цветущее и богатое время в литературе. Еще лет десять назад при перелистывании убористо набранных страниц толстого журнала с тоской думалось: неужели среди такого количества текстов – а сколько умов и талантов над ними работали! – неужели не найдется ничего для чтения? И, как правило, не находилось. (Не поленитесь, полистайте, скажем, «Новый мир» или «Юность» рубежа 70—80-х годов.) Сегодняшние журналы закрываешь с другим – тоже отчасти тяжелым – чувством: каждый второй номер хочется отложить, чтобы потом, выбрав время, сосредоточенно прочитать, прочувствовать, продумать. И… уже не откладываешь. За последние годы – завал непрочитанного. Это раньше, раньше надо было читать – свободно и нестесненно – и Соловьева, и Набокова, и Барта, и Джойса, и Борхеса, и Вячеслава Иванова, и Миллера, и Степуна, и Хейзингу, и Пауля Тиллиха. Раньше, когда и журналы были журналами, и главные редакторы – главными редакторами, только почему-то для чтения предлагали толченые опилки в исполнении гг. Маркова и Феликса Кузнецова со товарищи.

«Старые» журналы переживают свое новое и, на мой взгляд, удивительное время. Добавьте к ним огромное количество новорожденных журналов и альманахов – «Соло», «Вестник новой литературы», «Вавилон», «Митин журнал», «Новое литературное обозрение», «Несовременные записки», «Уральскую новь» и так далее, и так далее, и так далее. И это не просто новые названия, это обозначения все расширяющегося и расширяющегося пространства литературы. За каждым из них – свой круг писателей и читателей, свой круг тем, своя эстетика. Появились даже такие изыски, как журнал «Диалог. Карнавал. Хронотоп», посвященный изучению творчества Бахтина, или журнал «Мир Паустовского» – свидетельство развитой здоровой культуры.

Надеюсь, что ни Ермолин, ни Басинский, ни их единомышленники не станут оспаривать самого факта сложности и многообразия нынешней культурной жизни. Другое дело – оценки. Басинский однажды употребил выражение «цветущая сложность», правда с прибавлением слова «якобы» и в тональности, в какой обычно произносится словосочетание «пир во время чумы». Примерно так, как Ермолин оценил наличие эстетствующих интеллектуалов в отделе «Искусство» газеты «Сегодня»: оранжерейные цветы на фоне хмурого утра. Зачем они такие яркие и прихотливые – в условиях общего нездоровья?

Но независимо от оценок факт почти кардинального изменения ситуации в культуре признан всеми, и для всех очевидно, что этим предполагаются определенные изменения и в действиях современной критики. Как, в каком качестве, с какими целями должен выступать сегодня критик? – такой вопрос прозвучал бы актуально лет пять назад. Сегодня же, когда мы накопили некоторый опыт жизни и работы в условиях «эстетического плюрализма» и «цветущей сложности», вопрос следует сформулировать иначе: какие из представленных в современной критике эстетические принципы и модели профессионального поведения критиков наиболее соответствуют нынешней литературной ситуации?

Прежде всего – произошло разделение функций газетной и журнальной критики. В сущности, до недавнего времени газетной критики как особой, специфической формы просто не существовало. Газетная статья или рецензия отличались от журнальной меньшим размером и, может быть, некоторой облегченностью языка.

Не вдаваясь в подробный анализ этого разделения, отметим: журналы как бы молча согласились на лидерство газет в оперативной практической критике. К этому понуждали, во-первых, многообразие и динамичность новой культурной жизни, неохватность ее для любого ежемесячника. Во-вторых, журналы оставили за собой ту работу, которую могут делать только они. А именно, анализ составных нынешнего литературного процесса в «концептуальной статье» и развернутой рецензии – единственно, где в разборе художественного произведения привлекается накопленный современным литературоведением инструментарий.

Газетная же критика стала более мобильной и информационной. Менее «фундаментальной», менее установочной, но более живой, эскизной. Взаимоотношения той и другой отдаленно могут напоминать взаимоотношения между фундаментальной наукой (журнальная критика) и прикладной. Понятно, что журнальная критика, более укорененная в теории, в эстетике, изменилась сравнительно мало. То, к чему она крепится, вообще меняется медленно. Ну а газетная изменилась совершенно. Я не буду касаться здесь некоторых специфических ее форм, скажем «коммерческой критики», то есть рекламы, замаскированной под рецензию, под интервью с писателем или под информационную заметку. Речь о критике, ищущей новые формы взаимоотношения с литературой и культурой.

И разговор об этом – тут я согласен и с Басинским, и с Ермолиным – удобнее вести как раз на материале критической практики газеты «Сегодня». Как наиболее характерной, знаковой, для нынешней ситуации.

Сам проект полосы – сужу по исполнению – предполагает максимальную широту охвата культурных событий приотносительно скромных возможностях. Здесь представляются – регулярно и оперативно, то есть сразу по выходе каждого номера – обзоры ведущих журналов («Знамя», «Новый мир», «Дружба народов», «Иностранная литература», «Октябрь», «Звезда», «Нева», «Волга», «Урал», «Вопросы литературы» и др.). Рецензируется подавляющее большинство сколько-нибудь значительных художественных и гуманитарных изданий. Помещаются обзоры наиболее интересных видеолент. Музыкальных записей. Рецензии на все заметные теле– и кинопремьеры. Репортажи с театральных и кинофестивалей. Описания всех значительных выставок изобразительного искусства. И все это не в бесстрастно-регистрирующей, перечислительно-аннотационной манере, а перьями одаренных, обладающих каждый своей индивидуальностью обозревателей. Обозревателей постоянных, практически несменяемых, образующих некую единую команду. Уже эта, на первый взгляд, чисто техническая сторона организации дела имеет свое содержательное, если угодно, концептуальное значение. Для нас все же привычнее старые, более традиционные способы отслеживания событий культурной, в частности литературной, жизни. Те, которых, на мой взгляд, до сих пор придерживаются и старые газеты («ЛГ»), и часть новых («Общая газета»). Способы, дошедшие до нас с тех, впрочем, недавних времен, когда литература воспринималась читателем (и писателем) прежде всего как дело общественное. Критика – тем более. Эстетическая проблематика, бытийная были в критике все-таки на втором месте, после проблематики остросовременной. Заниматься поэтикой та критика

«никогда не любила. Литературоведу – литературоведово. И о стихах писали как о прозе, опять-таки в контексте общегуманитарного разговора. Бахтин и Тынянов, Эйхенбаум и Лидия Гинзбург – отдельно, современная литература – отдельно: сферы влияний практически не соприкасались» [7] .

Можно сказать, что тогдашняя критика и, соответственно, тогдашние критические разделы газет, отчасти и журналов, откликались не на художественное произведение, а на некое действие, которое им производилось или могло быть произведено. Это была естественная и необходимая практика – так общество защищало себя.

Сегодня же литература из части Общего дела сама становится Делом. Событием уже может считаться сам факт появления художественного произведения как такового, побуждающего критика в разговоре об этом произведении исходить не из общественно-политического контекста, а из заданного самим произведением круга тем и уровня их осмысления. И вот здесь, на мой взгляд, более естественны принципы подачи критического материала в газете «Сегодня».

И наконец, вопрос, поставленный с самого начала: нынешняя роль критики (критика) сегодня. Басинский и Ермолин предлагают свои, во многом сходные, определения: