Камни вместо сердец - К. Сэнсом

Фальстоу торопливо подошел к Абигайль и взял ее за руку. Повернувшись, она отвесила ему увесистую пощечину:

– Эй, ты, убери от меня свои руки!!! Слуга! Негодяй!

Хоббей последовал за управителем и схватил ее за другую руку:

– Тихо, жена, ради бога, успокойся!

– Пустите! – Абигайль отчаянно сопротивлялась. Капюшон свалился с ее головы, и длинные, светлые с проседью пряди рассыпались по плечам. Дэвид привалился спиной к дереву и, прикрыв лицо руками, вдруг зарыдал, как дитя.

Мистрис Хоббей внезапно осела между Николасом и Фальстоу. Они выпустили ее. Обратив ко мне побагровевшее, залитое слезами лицо, хозяйка посмотрела мне прямо в глаза.

– Ты глуп, адвокат! – выкрикнула она. – Не видишь того, что находится прямо перед твоими глазами!

Голос ее дрожал. Она посмотрела сперва на Фальстоу и своего мужа, а потом на Хью и рыдающего Дэвида.

– Да возложит на вас Бог всю мою скорбь и печаль! – вскричала она, после чего повернувшись к ним спиной, бросилась мимо меня и Дирика в дом. Лица слуг виднелись во всех окнах. Николас подошел к Дэвиду, и юноша внезапно потерял сознание прямо в его руках.

– Отец, – услышал я перед этим полный муки голос младшего Хоббея.

Хью бесстрастно взирал на борзых, длинные морды которых, обагренные кровью, склонялись над последним клочком окровавленной шкурки спаниеля.

Часть четвертая

Портсмут

Глава 24

Через час я сидел в комнате Барака.

– Это была всего лишь комнатная собачонка, – проговорил он. – Но ты уверен в том, что это не был несчастный случай?

– А ты не заметил улыбку на лице Дэвида, когда он выпустил поводок? Абигайль – его мать, однако он явно ненавидит ее, в то время как Хью относится к ней безразлично.

– Но борзой Хью тоже набросился на спаниеля?

– Мне кажется, он выронил поводок от неожиданности. Абигайль любила эту собачку, и сын просто не мог обойтись с ней еще хуже. Но что имела в виду Абигайль, называя меня глупцом… чего я не вижу из того, что находится перед моими глазами? Чего же, скажи на милость?

Джек задумался:

– Чего-нибудь, связанного с Фальстоу? Это такой надменный тип… можно подумать, что поместье принадлежит ему!

– Что бы то ни было, не думаю, чтобы Дирику был известен этот секрет. Когда Абигайль выпалила эти слова, он казался полностью ошеломленным. Так что же, во имя Господне, творится в этом доме? – Я впился пальцами в собственные волосы, словно пытаясь вытащить ими ответ из своего усталого мозга, после чего со стоном встал. – Пора идти к обеду. Бог весть, во что он превратится!

– Как же я рад тому, что завтра мы уедем отсюда! – поддержал меня Барак. – Рад даже поездке в Портсмут!

Оставив его в одиночестве, я вернулся в дом. Солнце уже опустилось краем за высокие новые трубы приорства. Слуга под надзором Фальстоу вытирал траву тряпкой, удаляя с нее следы крови Ламкина, чтобы его хозяйка не увидела ее. Дворецкий шагнул ко мне:

– Мастер Шардлейк, я уже намеревался отправиться искать вас. Мастер Хоббей просил спросить, не угодно ли вам поговорить с ним в его кабинете.

Печальный и бледный хозяин сидел в кресле за столом. Он перевернул песочные часы и смотрел на вытекавшую из верхней части струйку песка. Хмурый Дирик сидел напротив него. Я догадался, что оба успели посовещаться. Каков бы ни был исход разговора, моего оппонента он не обрадовал. В первый раз я заметил на его лице тревогу.

– Прошу вас сесть, мастер Шардлейк, – предложил мне Хоббей. – Я должен кое-что сообщить вам.

Я сел, и он негромко произнес:

– Дело в том, что после смерти бедной Эммы моя жена много лет пребывает не совсем в себе. Она страдает от необъяснимых страхов и фантазий. Прошу вас оставить без внимания недавний инцидент. Признаюсь, что я скрывал от вас, насколько… насколько несдержанной она может стать. – Бледное лицо его порозовело. – Мастер Дирик также не знал о ее болезненном состоянии.

Я посмотрел на коллегу. Хмурый взгляд его был обращен к полу. Николас же продолжил:

– Абигайль любит мальчиков. Но иногда она ведет себя очень странно – поэтому Хью держится в стороне от нее. Да и Дэвид тоже. Сегодня днем… я и в самом деле подозреваю, что она взаправду решила, что Дэвид преднамеренно спустил Аякса на Ламкина.

Я внимательно смотрел на него. Неужели Николас не заметил улыбки на лице своего сына? Затем я повернулся к Винсенту. Тот отвернулся, и я подумал: «Ты точно видел ее!»

– А что, по вашему мнению, имела в виду ваша жена, назвав меня глупцом, потому что я не вижу того, что находится перед моими глазами? – спросил я Хоббея.

– Не знаю. На нее иногда накатывают такие фантазии… – распрямившись, он широко развел узкие белые ладони. – Прошу вас только поверить в то, что до сего дня она ни разу даже не прикоснулась в гневе к Хью или к моему сыну.

Пожалуй, это действительно так, подумал я, если судить по потрясению Дэвида, когда мать набросилась на него с кулаками. Хотя, учитывая всю тяжесть его проступка, подобной реакции трудно было удивиться.

– Она назвала Хью и Дэвида неестественными созданиями. Что могла она иметь в виду? – задал я новый вопрос.

– Я этого не знаю. – Хоббей отвернулся, и я подумал, что теперь он точно лжет. Потом хозяин дома снова повернулся ко мне с прежним, полным печали выражением на лице. – Именно из-за Абигайль мы так редко общаемся с соседями. Она не хочет их видеть. – Он прикусил губу. – Но мы все-таки продолжим приготовления к охоте.

– Мне очень жаль, сэр, что она настолько несчастна. Утрата собачки еще больше расстроит ее, – сказал я.

– O, да, – с горечью в голосе согласился мастер Николас. – Ламкин сделался средоточием ее жизни. – Он неловко, с трудом поднялся на ноги. – Впрочем, обед готов. Мы должны поесть, сохраняя достоинство перед лицом слуг. Абигайль не разделит наше общество, она удалилась в собственную комнату.

Трапеза выдалась неловкой. Фальстоу сидел с нами за столом. Если дворецкий солидного дома иногда присоединяется к семье за столом, в этом нет ничего неожиданного, однако то, как его взгляд путешествовал по лицам Хоббея, Хью и Дэвида, удивило меня. Я вспомнил слова Барака: действительно можно было подумать, что Хойлендское приорство принадлежит Амброузу.

Общий разговор не вязался. Я смотрел по очереди на каждого, пытаясь отыскать взглядом то, что находится перед моими глазами, но чего не замечал прежде, и тем не менее, ничего не увидел. Глаза Дэвида покраснели, он был раздавлен ситуацией… и как бы съежился. Сидевший возле него Хью все свое внимание обращал к трапезе. Он ел с бесстрастным видом и опущенными глазами, хотя я ощущал в нем напряжение.

Ближе к концу трапезы Хоббей-младший внезапно положил ложку и закрыл лицо ладонями, содрогаясь от рыданий. Отец через стол прикоснулся к его руке.

– Это вышло случайно, – проговорил Николас успокоительным тоном, словно обращаясь к малому ребенку. – Твоя мать со временем это поймет. Все будет хорошо. Вот увидишь. – Сидевший по другую сторону от Дэвида Хью отвернулся. Я подумал: не ревнует ли он к тому, что глава семейства предпочитает Дэвида? Впрочем, нет, оба они ему безразличны.

После обеда я отправился к комнате Дирика, постучал, и его резкий голос разрешил мне войти. Сидя возле небольшого стола, он читал письмо в свете свечи и, оторвавшись от чтения, посмотрел на меня неприветливым взглядом.

– Не письмо ли от жены читаете, брат? – начал я вежливым тоном.

– Да. Она ждет меня домой.

– Эта жуткая сцена… убийство собаки… реакция мистрис Хоббей…

– Хью она и пальцем не тронула, – резко ответил Винсент.

– Она говорила странные вещи. Назвала Хью и Дэвида неестественными созданиями, сказала, что я не вижу того, что находится перед моими глазами…

Мой коллега отмахнулся:

– Она не в себе.

– Кстати, брат, а не сообщил ли вам Хоббей нечто особенное, прежде чем пригласить меня в кабинет? Вы кажетесь мне озабоченным.

– Я беспокоюсь о собственных детях! – отрезал мой собеседник. – Но что вам известно о родительских чувствах? – Он раздраженно хлопнул рукой по письму. – Мне следовало бы находиться дома вместе с ними и с женой, а не здесь. – С яростью посмотрев на меня, он бросил: – Я следил за вами все путешествие. Вы – человек мягкосердечный, вам всегда нужен кто-то несчастный, чтобы спасти его. Вы все копаете и копаете это дело, хотя ничего не нашли. Лучше оставьте свое упрямство и отправляйтесь домой. Найдите для своих домогательств другую вдовицу.

Гнев заставил меня напрячься:

– Что вы хотите этим сказать?

– Да то, что говорят о вас во всех судах: что вы души не чаяли во вдове Роджера Элльярда после его смерти, a после того, как она оставила Лондон, готовы были облаять всякого встречного и вцепиться ему в горло.