Спасение рая - Юрий Иванович

– Не ворчи! То, что осталось из оружия, и без разгрузки на себя навесим! – осадила его Дана, появляясь первая в круге освещения от костра и с блаженным стоном опуская носилки на второе из одеял. – Ох! У меня руки теперь ниже колен вытянулись! И сколиоз до конца жизни не излечится.

Она рухнула рядом с носилками на колени и принялась осматривать раненого Петра. Тогда как остальные трое подошли к большому костру и начали неспешно становиться к нему то боками, то спиной. В морозном воздухе над ними отчетливо просматривались вздымающиеся столбы пара. По ходу такой «сушки» воины стали стягивать с себя вещмешки с остатками амуниции. Разве что граф был без поклажи и содрал с себя с пыхтением роскошный тулуп. Так и не бросил на последнем отрезке, хотя ему настойчиво советовали это сделать. Зато теперь тулуп выглядел как после макания в воду.

Василий первым делом набросил по два сухих одеяла на женщин, потом раздал утепленные накидки мужчинам и вновь засуетился вокруг котла с похлебкой, кидая теперь в него нарезанное вареное мясо, приправы и какую-то зеленую травку. Аромат горячей пищи шибанул по ноздрям с такой силой, что даже чинно лежащий Петруха не выдержал и заголосил:

– Или добейте сразу, или дайте пожрать!

– О! Ну раз аппетит не пропал, значит, идет на выздоровление! – обрадовался Василий, но тут же осекся, наткнувшись на сердитый, предупреждающий взгляд целительницы. Поэтому тему развивать не стал, а принялся деловито рассказывать о своем путешествии: – Сложностей никаких на Воротах не возникло. Выпускали всех без обыска и допроса. Но вот на сам тракт Магириков никого не пускали. Уже на рынке мы услышали основные новости про странные взрывы и пожары на пропускном пункте. Нашлись и свидетели, которые утверждали, что в некоторых местах постройки облицовочный камень отпал и отчетливо стали видны несущие балки из чистого железа. При этом все поговаривали, что проход закрыт только временно, внутри никаких разрушений нет и якобы жрецы объявили про всего лишь двухдневное перекрытие потока паломников. Что из всего вышесказанного следует – вы и сами прекрасно понимаете.

– Как не понять! – скривился немец, усаживаясь на одеяло с разложенной снедью. – Вряд ли бы мы эти Ворота и десятикратным зарядом порушили. Кстати, ты чего-нибудь для согрева прихватил?

– Русские о таком не забывают, – самодовольно усмехнулся Василий. – Сейчас раздам по фляге.

Но только собрался нагнуться ко второй сумке, как его остановил голос госпожи Маурьи, уже давно распоряжающейся в «третьей»:

– Фляги можешь раздать, но пить запрещаю категорически. За ночь мы должны добраться до графского замка. – Заметив, как все напряглись, более тихо добавила: – Не нравится мне состояние Петра. Сильва, помоги!

Они вдвоем немного передвинули примолкшего Петруху, приподняв его плечи и тщательно укутав ноги одеялами. Руки оставили свободными, потому что тот потребовал миску с ложкой и заявил, что есть будет сам. А потом, прожевав первый кусок копченой рыбы, настойчиво сказал:

– И вообще, где моя персональная фляга? Мне ведь наркоз положен в любых количествах! Заявляю авторитетно как врач.

Прежде чем протянуть товарищу флягу с крепкой ашбунской самогонкой, Василий вопросительно взглянул на целительницу. Но та лишь устало махнула рукой:

– Ему не повредит. Может, даже уснет и меньше болтать будет.

– Ну-ну, – пригрозил Петр. Затем принюхался, выдохнул и надолго приложился к фляге. На глазах заблестели слезы, а руки торопливо засунули в рот кусок хлеба с ветчиной и луком. Лишь прожевав все это, парень довольно выдохнул и заявил: – Плохо ты меня еще знаешь, дорогая. Я вас всю ночь теперь веселить буду, песни петь и анекдоты рассказывать.

Дана ответила ему, так и не прожевав до конца свой кусок ветчины, но в ее тоне послышалась явная угроза:

– А ты меня знаешь еще хуже! Усыплю на целую неделю, вот тогда ты у меня точно взвоешь!

– У, какая ты злая! – улыбался раненый, сооружая себе новый бутерброд. – Уйду я от тебя, если будешь меня сердить. Эй, кашевар! Давай похлебку, пока я трезвый.

– Погодь малость, сыровато.

– Горячее сырым не бывает! – хохотнул Петруха.

И от этого излишнего балагурства Дана еще больше разозлилась. Хотела уже опять грубо прикрикнуть, но вдруг отчетливо увидела в глазах приятеля такую тоску и моральную боль, что побледнела от страха и вся задрожала. Ведь наверняка Петр понимал, в какого он инвалида превратился, и теперь неимоверно страдал от своей беспомощности, стараясь скрыть рвущее его душу отчаяние за ерничаньем и показной бравадой. Отбросив еду, Маурьи на коленках проползла короткое расстояние к раненому и со всхлипом уткнулась в меховой воротник его теплой куртки.

– Петенька, прости меня, но я пока ничего не могу сделать, – зашептала она с порывистым плачем. – Потерпи еще немножко, родной, я обязательно что-нибудь придумаю. Я знаю, ты самый сильный и стойкий, но потерпи. – И, пожалуй, впервые за все время их знакомства, трогательно добавила: – Любимый!

Тут уже улыбка у парня стала до ушей. Несмотря на свое бедственное положение, шумно фыркнул и бодрым шепотом интенсивно залопотал:

– Ну что ты, маленькая! Да я ни секунды и не сомневаюсь, что ты меня вскорости починишь и я буду как новые пять копеечек. А если мне и взгрустнулось немножко, так только по страстному желанию тебя не только защищать от опасностей, но и поносить тебя на ручках, обнять, поцеловать, а потом и…

Недвусмысленные намеки заставили Дану собраться, незаметно вытереть слезы и, вставая, буркнуть на прощание:

– Ну погоди, развратник! – хотя внутренне она и в самом деле успокоилась, даже улыбнулась слегка. Оглянувшись на табун лошадей, она вновь присела к «столу», обращаясь к Василию: – Вижу, что лошадок отменных прикупил?

– Самых лучших, – похвастал тот, самодовольно ухмыляясь. – Хотя со скакуном графа ни одна из них и близко не сравнится. И вы знаете, меня чуть за них под нож не поставили! – Так как все интенсивно жевали и вопросов не последовало, стал разливать по мискам загустевшую похлебку и продолжил рассказ: – Видимо, какие-то любители легкой наживы присмотрели, что я сам собираюсь выезжать из города, и присели мне на хвост. Сразу четверо стали меня на большом расстоянии сопровождать по дороге. Мне патронов жалко, поэтому я и дал одному встречному пареньку пару медяков и попросил передать четверке всадников такие слова: «Эти лошади куплены для Эрхайза Тантри, барона Фьерского. Так что не нарывайтесь на неприятности!»

– Неужели помогло? – удивилась Сильва.

– О! Ты бы видела, как эти гопники резво развернулись и поскакали в сторону города.