Князь Диодор - Николай Басов

– Мне показалось, он не меньше нашего хотел добиться успеха.

Брусчатка закончилась, кони побежали веселее, карету сильно качнуло на повороте, нога князя снова туго и как-то неопределенно заныла, он даже переложил ее по-другому, но и это не помогло.

– Следовало тебе все же не перевязывать ее, а сшить, – сказал маг. – Как нитками шьют белошвейки, знаешь? Выпил бы ты опия, и выдержал бы операцию… А когда срослось бы, мы бы эти нитки из тебя выдернули.

– Я бы и так выдержал, без твоих настоев. – Все же князь вздохнул. – Может, и следовало, да теперь уж говорить об этом не стоит. Как думаешь, кто нашептал про нас маршалу Рену?

Но Густибус сказал совсем о другом.

– Все же знаешь, князь Диодор, зря ты ему сообщил, что мы тут разведываем, как бы нам из Мирквы сюда деньги доставить. Во-первых, это неправда, а во-вторых… Или все же правда? – Он искательно посмотрел на князя, но тот опустил голову, и под полями его шляпы глаз видно не было. Тогда маг добавил: – Он же теперь по всему Луру об это растрезвонит.

– Пустое. – Князь поднял голову, глаза у него оставались спокойными, хотя и наполненными сдерживаемой болью.

Маг вдруг развеселился. Даже хлопнул себя по бедру, выражая удовольствие от внезапной догадки.

– Ага, ты это намеренно ему сказал? В хитрость пускаешься, князь? А я-то думал… – И маг окончательно замолк.

Перед отелем их ждало недоразумение. Не успели они повернуть к воротам, как кто-то зычным и привычно-сиплым голосом закричал, кони даже сдали назад от этого окрика. Князь прислушался. Кто-то что-то требовал, кто-то что-то пробовал объяснить. Потом дверца кареты требовательно раскрылась, и перед лицами обоих ее пассажиров предстала усатая и хмурая физиономия. Князь стал подниматься, с особенной остротой ощущая, как было бы хорошо, если бы нога все же не болела. В руке у него уже появился каким-то образом кинжал.

Усатый стражник даже отпрыгнул, с рукой на эфесе шпаги. А князь вышел, припадая на раненную ногу, тут же прислонился спиной к стенке кареты, забрызганной грязью чуть не до окошек, даже непонятно было, где они так изгваздались, ведь ехали почти все время по брусчатке…

– Стой! – закричал стражник, поднимая руку. За ним уже стояло двое подчиненных с клинками наголо. Еще один, чуть подальше, раздувал фитиль такой древней фузеи, что князь даже подивился, как и откуда такая могла попасть в стольный город Парс.

– С кем имею честь? – холодно спросил князь, все же доставая свою саблю.

Сержант принялся раскланиваться. Сгибался он не очень, из-за грязи.

– Прошу простить нас, принц, мы не поверили, что один из экипажей гвардии может оказаться тут… – Что-то он еще бормотал. Из ворот отеля показался Стырь, с тяжелым мушкетом в руках, с саблей на боку и с пистолетами за поясом.

– Что происходит? – спросил его князь, тоже понимая, что вышла какая-то глупость.

– Князюшка мой, – Стырь бросился вперед, чуть не закрывая князя своим телом от гвардейцев, которые, по его мнению, ничего не соображая, могли больших глупостей натворить. – Тут, пока тебя не было, прислали охрану, сказывают, что днем будут перед воротами четырех держать, а ночами вдвое против того, и даже вкруг стены попробуют обходить… Ты уж не обессудь, князюшка, не мог я их-то предупредить как следовало бы.

– Густибус, – князь смерил взглядом возницу, который сидел на своих козлах бледнее собственного не слишком чистого отложного воротника, – давай не въезжать во двор, раз уж мы тут выбрались из этой табакерки. Пусть карета назад отправляется. – А сержанту он выговорил: – Нужно было все же вызнать, служивый, против кого оружием тут грозить не следует.

Стражники снова раскланялись, но уже не слишком изыскано, видимо, привыкли более, чтобы им кланялись, либо сообразили как-то, что наказание за их ошибку не последует.

Густибус тоже вышел, что-то негромко передал вознице, тот сразу защелкал кнутом, разворачивая карету. Как и разные прочие обыватели, оставаться слишком долго там, где много архаровцев, он не желал, хотя и сам служил на конюшенном дворе дворцовых гвардейцев.

22

За обедом князь почувствовал себя бодрее, даже немного духом воспрянул. И разумеется, при этом стал замечать, как после ночной стычки чувствуют себя остальные. Пока Густибус рассказывал о том, что и как происходило во дворце, причем не скупился на разного рода нелестные замечания по поводу маршала, Диодор приглядывался все внимательнее к батюшке.

Поэтому, едва дождавшись, когда поток словоизвержения мага иссякнет, он прямо обратился к отцу Ионе:

– А каково обошлось все на похоронах?

– Обошлось, – вяло улыбнулся батюшка, и даже очки снял, чтобы спрятаться от этого слишком пристального внимания.

– А точнее?

– Точнее некуда, князь. Отпели, как получилось, семья его… Вернее, два сына, у которых уже и свои дети, приняли нашу лепту, но все ж не вполне довольны остались. Одно слово, как ты выразился, – обошлось.

Этот не вполне понятный разговор прервала мейстерина, которая, на этот раз самолично разнося обед, вдруг принялась негромко высказывать князю, что готовить и для тех, кто их охраняет, ее кухарка не подряжалась. А еще, высказалась она, эти солдаты к ее служанкам пристают и руки распускают… Густибус сидел красный от сдерживаемого смеха, батюшка слушал с интересом даже, но при этом все же оставался по-прежнему унылым. А князь не знал, что и отвечать. Наконец, нашелся, как ему показалось, спросил у батюшки, как с Дерпеном? Тогда только мейстерина умолкла, но князь знал, что теперь будет пилить его что есть у нее мочи, даже Стырь не зашитит.

А еще он решил, что слишком уж вольно себя мейстерина ведет, даже в руквацких деревнях, где нравы, как сказывали, у слуг и господ бывают куда как вольные, ни одна ключница, ни одна доверенная по хозяйству распорядительница не посмела бы вот так за обедом выговаривать ему… Вот только где была эта Руква? И когда ее снова доведется увидеть?

Все дело было, конечно, в том, что мейстерина посмотрела-пригляделась к князю, и решила, что и она может на него набрасываться. И ведь не ошиблась.

С Дерпеном было неладно, раны его оказались куда опаснее, чем вчера-то помнилось, или чем Дерпен показывал воодушевленный победой. Теперь же он чуть не по-настоящему боролся за жизнь. Лекарь из посольства хотел до вечера просидеть, но его батюшка все же отослал отдохнуть, и лекарь обещал вечером явиться вновь, чтобы оставаться с раненым ночь напролет. Зачем и почему это было нужно, князь не разобрался.

А потом батюшка сам, должно быть, сообразил что-то свое, и отвел князя прямиком в постель, под предлогом и его осмотреть, раз уж о ранах заговорили. Густибус увязался было за ними, но батюшка строго отослал его, чтобы он Дерпеном занялся, и если получится, помог ему своими настойками. Оставшись вдвоем в полумраке князевой спальни, батюшка действительно помял Диодору ногу и развздыхался.