У всякого народа есть родина, но только у нас – Россия. Проблема единения народов России в экстремальные периоды истории как цивилизационный феномен российской государственности. Исследования и документы - Юрий Дьяков

Сама организация была продумана исключительно правильно. В 600 группа заскочила в Г-образный дом без единого выстрела. То, что находилось наверху, было моментально уничтожено. Там было 6 этажей. Прямо вскочили туда, и внутри начался бой в комнатах, на этажах. Наши наверху были, они внизу, некоторые на 7‑м этаже были. Люди буквально резали, били. Потом уже там трупы выносили, и наших и их. Вопрос стоял такого порядка: если из подвала не выбить, то будет плохо. А там их человек 60 было. После мы взяли одних только пулеметов 17, 18 винтовок, автоматов, огнеметов, две пушки противотанковые, минометы были.

Тогда, когда я был там, в 10 часов начался штурм железнодорожного здания. Это было захвачено. Одного пленного взяли, трупы фашистов, часть людей побили, часть перешла в школу 38 и оттуда противник начал контратаковать. Я приказал Жукову, исполняющему обязанности командира батальона, организовать систему огня. Он хорошо организовал до начала наступления, то есть расставил огневые точки, штурмовые группы, поставлена задача бойцам, кто, куда должен идти, как должен идти. Но одну «мелочь» спутал, самое основное. Станковые пулеметы не должны были идти в наступление, а должны были поддерживать. Он их не зарыл в землю, а замаскировал за углом один и правее, слева другой. Когда пехота пойдет на штурм, он должен открыть из этих пулеметов и минометов шквальный огонь для того, чтобы задушить огневые точки противника. Он это сделал, но не сделал блиндажа, который бы предохранял бы от мин. Когда пехота поднялась в атаку, немцы открыли минометный огонь и прямо по пулемету. Пулемет из строя вышел, второй то же самое, а пехота уже пошла. Ее начали резать. Тогда он выскакивает и с наганом: «За Сталина, за родину – вперед», – а поддержки, огня нет. Я метрах в 60‑ти был тут же, приказал немедленно эту бестолковщину отменить. Там человек 8 убитых и человек 20 раненых. Потери получились потому, что огневые точки противника не были ослаблены нашим огнем, а наши были подавлены.

Вторая группа командира батальона Андрианова. Тот зарыл пулеметы в землю. Когда началась контрогневая подготовка немцев по нашим пулеметам, то эти пулеметы стреляли, не обращая никакого внимания. Штурмующая группа как поднялась, сразу рывок и внутри уже началась борьба. Таким образом, был занят железнодорожный дом и одна группа пошла на школу 38, но людей было недостаточно для того, чтобы осуществить это. Мы считали, что в гарнизонах по 20–30 человек, а там целиком роты были по 70 человек.

Когда я узнал, что в Г-образном доме идет борьба, я приказал Панихину, во что бы то ни стало, этот дом очистить любыми средствами. Панихин мобилизовал людей, организовал. Заместитель у него Куцаренко по строевой части. Было поручено ему уничтожить противника в подвале. Там подвалов очень много. В одном подвале пробили ломами потолок и как дали туда двумя огнеметами. Там было человек 20 и всех сожгли. В другой подвал 250 кг толу положили на потолок, потом взорвали и все там и остались…Часть немцев сбежала.

Бой шел 26 часов. К утру мы полностью освободили и закрепились. Сейчас расстояние 30 метров друг от друга. Школу 38 некому было брать. Этот дом имеет большое значение, из него виден весь Сталинград. Там были применены новые средства. Сама жизнь заставляет людей думать и знать свой маневр. К подвалу трудно было подойти, артиллерия не могла разрушить и вот ломами били, пробивали, а потом огонь давали, то есть выжигали из укрепленных точек, а потом подрывали.

«Под домом железнодорожников подкоп у нас 50 метров был прорыт под землей на глубине пяти метров. Туда было заложено толу три тонны. Потом была подготовлена штурмующая группа. В момент, когда взорвется огневая точка, она должна идти на штурм. Там получилось немного не так, то есть дали пополнение, а люди не пошли – узбеки, которые крайне плохо воюют. Из этой группы, кто не пошел, расстреляли всех. Ставилась задача после взрыва этой группе, обеспеченной огнем, ворваться в железнодорожный дом. Там были люди русские, старые бойцы, которые хорошо воевали, разведчики. Крик исключительно сильный был. Там было три огневых точки, 30 человек офицеров и солдат. Они там и остались. После этого кинулись в атаку. С момента взрыва полторы минуты летит земля и осколки камней, а от места действия 30 метров, таким образом, в диаметре будет 60 метров. На этом расстоянии была штурмующая группа, а до дома этого 20 метров. Я рассчитал, что полторы минуты они сидят после взрыва и минута на бег. Если они пойдут все, безусловно, ворвутся и захватят этот дом. [В] две с половинойе минуты были саперы организованы, которые должны были проволку резать и толовые шашки забрасывать в амбразуры. Саперы, разведчики кинулись, проволоку перерезали, толовые шашки забросили, а штурмовать некому, они все лежат. Саперы и разведчики погибли. Командир взвода поднимал за шиворот, расстреливал – мы не пойдем. Лучше всех воевали сибиряки».

Документ № 3

«Пионерами снайперского движения полка были: Александр Калентьев – сибиряк и уралец – моряк Василий Зайцев…»

Из беседы с гвардии капитаном 1047‑го полка 284‑й стрелковой дивизии Николаем Никитичем Аксеновым. 5 мая 1943 г.

Родился в 1908 г. в селе Подойникове Панкрушихинского района Алтайского края. До Великой Отечественной войны преподаватель Томского педагогического института. В армии с 8 сентября 1941 г. В Сталинград приехал 30 сентября 1942 г… К самому берегу Волги я подъехал, когда уже начало темнеть. В тот момент Сталинград казался особенно страшным. Все было в огне. С берега стекала нефть с разбитых цистерн Нефтесиндиката и огненный вал, который отражался в воде, усиливал впечатление от величины пламени. Состояние было очень тяжелое. Ночью переправились через реку. Немцы обстреливали баржу, на которой мы переплывали. Случилось так, что канат буксира, на котором была прицеплена баржа, порвался и буксир уходил на берег за канатом, а мы стояли на середине реки на якоре и нас противник обстреливал. Вся эта переправа длилась, примерно, часа два. Были раненые на барже. Мины взрывались около баржи. Особенно неприятно было то, что немцы бросали на парашютах ракеты, река ярко освещалась, а деваться нам было некуда.

Утром 1 октября я пришел в свой полк. Утром для того, чтобы ознакомиться с оперативной частью, я прошел на передовую по всему участку полка. Тут я насмотрелся всяких ужасов. В самом конце сентября немцы бомбили расположение нашей дивизии, и особенно Нефтесиндикат, где мы занимали участок обороны. Было много наших убитых: люди валялись не зарытыми всюду, много трупов лежало в воронках, много было гражданских убитых – женщин и ребят около лодок, около построек домов – всюду. Я пошел сразу на завод «Метиз». Завод горел. Запах гари, трупный запах, жарко, пыль, дым – такое было впечатление. Шел бой на участке 1‑го батальона.

Я узнал, что за первый день боев у нас было потерь до полутора тысяч человек убитыми и ранеными, и 5 октября в полку было 1 300 человек. Были роты, в которых насчитывалось 20 активных штыков.

В начале октября особенно часто приходилось отражать атаки в двух пунктах нашего участка обороны: на заводе и на знаменитом Мамаевом кургане, высоте 102, 0. Передний край нашей обороны был приближен к немецкой обороне, примерно на 50–60 и до 100 метров. Такое приближение бывало редко. Чаще всего такой предельный край сближения бывал в уличных боях, которые сразу вызвали к жизни гранату. Отражение атак было, как правило, гранатами… На нашем участке немцы превосходили нас численно раз в пять – шесть. Это и по данным, причем немцы пускали отряды. Часто бывали дни, когда немцы шли на нас по четыре – пять атак в день… В первых боях особенно большую роль сыграл командир батальона Чабыкин. Его батальон, отбивая контратаки немцев в районе завода «Метиз», развил сильный наступательный порыв, они выбили немцев с завода. С тех пор завод остался в наших руках и стал прочным узлом сопротивления участка полка. В первых боях Чабыкин погиб от рук немецкого снайпера на улице.

Вместе с сибиряками большую роль сыграли моряки. Вот интересный факт, когда на моряках обгорело обмундирование от нефти и бензина, они ходили в атаки в одних тельняшках, и так что моряки для того, чтобы воодушевить бойцов, зная любовь бойцов к морякам, снимали пехотинское обмундирование, оставались в морских тельняшках… Моряков у нас очень любили. С ними весело и дружно бойцы шли в атаку. Такая любовь к морякам возникла во время формирования еще в Красноуфимске. Там моряков долго ждали. Когда не хватало процентов 30 состава полка, командир все время обещал прислать моряков, чему наши бойцы радовались. И так и случилось, что последняя партия пополнения была моряков. Это значительно повлияло на стойкость дивизии. Моряки были с Тихоокеанского флота…Интересно отметить моряка Крутелева. Он попал в роту автоматчиков. Крутилев научился прекрасно водить людей в атаку. Воодушевлял бойцов. Сам он здоровый, сильный, всегда с автоматом наперевес шел впереди. Точно судьбу его не знаю, слышал, что он был ранен. В первый день отражения контратак особенно прославился младший лейтенант Масаев, который также прекрасно водил бойцов для отражения атак. Это был первый орденоносец в полку. Он был внушительного вида, широкоплечий, высокого роста…