Память, Скорбь и Тёрн - Уильямс Тэд

Ослабевший от страха, Тиамак скользнул назад, к тени дверного прохода. Я должен что-то сделать — но кто я такой? Вранн с трудом заставлял себя стоять прямо. Маленький человек, никто! Я не боец! Он поймал бы меня и убил, как маленькую рыбку.

— Нет ада, достаточно глубокого для тебя, — проскрежетал Джошуа. Пот стекал по его лицу, и рука с мечом дрожала. В руках священника он казался беспомощным, как ребенок.

— Ты один из немногих, кто препятствовал мне, Безрукий. — Прейратс снова вытянул руки. Желтый свет колебался вокруг него. — Теперь ты увидишь, что твое вмешательство окончилось ничем.

Он швырнул Джошуа о ближайшую арку. Принц сильно ударился и упал. Теперь он неподвижно лежал рядом с человеком, одетым в его собственную серую накидку и доспехи, — братом наббанайского барона Бриндаллесом. Правая рука этого человека, как и у Джошуа, кончалась черным кожаным футляром, и была согнута под таким углом, от которого у Тиамака сжался желудок. Никаких признаков жизни не было в бледном окровавленном лице двойника Джошуа.

Тиамак отпрянул назад, глубже в тень, но Прейратс даже не смотрел на него. Вместо этого он двинулся было вверх по лестнице, потом остановился и повернулся к Камарису.

— Пойдем, старик, — сказал он и улыбнулся. Тиамак подумал, что его улыбка напоминает пустой равнодушный оскал крокодила. — Время пришло. Тебе надо пронести свой груз еще немного.

Камарис сделал шаг в его сторону, потом остановился, медленно качая головой.

— Нет, — хрипло сказал он. — Нет, я не пущу его…

Что-то от настоящего Камариса теперь вернулось; Тиамак почувствовал, как в нем шевельнулась надежда.

Прейратс только скрестил руки на алой груди.

— Интересно было бы посмотреть, как ты сопротивляешься. Из этого, конечно, ничего не выйдет. Тяга меча слишком сильна для любого смертного, даже для такой потрепанной легенды, как ты.

— Будь ты проклят, — выдохнул Камарис. Тело его изогнулось, он раскачивался взад и вперед, пытаясь сохранить равновесие, словно сражаясь с каким-то невидимым существом, которое пыталось утянуть его к лестнице. Старый рыцарь со свистом втянул в себя воздух: — Что ты за существо?

— Существо? — Безволосое лицо Прейратса выражало радостное удивление. — Я то, чем может стать человек, который не признает границ…

Его последние слова все еще висели в воздухе, когда произошел внезапный рокочущий толчок. На противоположной стороне комнаты, там, где была дверь, клубилось мутное облако. Несколько неразличимых в дыму фигур ввалились в комнату.

— Как интересно! — Прейратс говорил сардоническим тоном, но Тиамак заметил, что в лице алхимика появилось определенное оживление, которого раньше не было. Священник сделал шаг вниз и заглянул в туман. Мгновением позже он, булькая, попятился назад. Спереди из его шеи на ладонь выходило древко черной стрелы. Прейратс зашатался, потом упал и покатился вниз по ступеням, распростершись среди своих жертв. Кровь текла из-под его головы, как будто яркая ряса священника растаяла и побежала.

Мириамель смотрела по сторонам на узкие проходы, пытаясь сориентироваться. Канцелярия была кошмарным лабиринтом еще в то время, когда она жила во дворце, но теперь тут и вовсе ничего нельзя было понять. Знакомые двери и коридоры оказывались не совсем там, где им следовало быть, изменилась длина проходов, словно их размеры могли меняться в зависимости от чьего-то желания. Принцесса пыталась сохранять спокойствие. Она не сомневалась, что в результате найдет дорогу, но не хотела терять драгоценное время.

Пока она стояла в ожидании своих спутников, ледяной ветер, свистевший в распахнутых окнах, подкатил к ее ногам несколько смятых пергаментов.

Бинабик рысью вылетел из-за угла.

— Я не хотел вашего ожидания, — сказал он. — Я останавливался только потому, что увидел это. Я думаю, они приходили через окно. — Он протянул ей три стрелы, больше похожие на человеческую работу, чем стрелы норнов, которые она подобрала раньше.

Мириамель не раздумывая взяла их и опустила в мешок, рядом с Белой стрелой Саймона и черными стрелами, которые подобрала в подземных туннелях.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Даже теперь у нее было меньше стрел, чем хотелось бы, но все-таки она с облегчением сознавала, что, если дело дойдет до этого, она дорого продаст свою жизнь.

Посмотрел бы кто на меня! — удивлялась Мириамель. Миру пришел конец, Судный день наступает, а я собираюсь играть в солдатиков.

И все-таки это лучше, чем позволить ужасу овладеть собой. Она чувствовала, как он нарастает внутри нее, и знала, что будет побеждена им, если потеряет самообладание хотя бы на миг.

— Я не ждала. — Она оторвалась от стены. — Просто пыталась убедиться, что знаю дорогу. В этом месте всегда было легко запутаться, а теперь разобраться почти невозможно. И дело не только в этом… — Она махнула рукой в сторону обломков мебели, призрачных обрывков пергамента и сбитых с петель дверей, валявшихся поперек коридора. — Есть и другие перемены, которых я понять не могу. Но теперь мне кажется, что я знаю. С этого места мы должны идти тихо — ветер не ветер, но мы уже почти дошли до часовни, а это совсем рядом с башней.

— Кадрах сейчас будет приходить, — сказал тролль, как будто это ее волновало.

Мириамель поджала губы:

— Я его не жду.

Если он может идти с нужной быстротой — что ж, это его дело. Она помедлила немного, потом вытащила одну стрелу из своей сумки. Приготовившись к бою, принцесса двинулась по узкому коридору. Бинабик оглянулся и поспешил за ней.

— Он получал совершенно аналогичные мучения с нами, Мириамель, — сказал тролль. — А может быть, очень большие. Кто может знать, что мы бы проделывали под пытками Прейратса?

— Я не могу сосчитать, сколько раз он обманывал меня. — Мысль о его предательстве жгла ее с такой силой, что на какое-то время Мириамель даже перестала испытывать страх. — Одно слово правды о мечах и о Прейратсе могло бы спасти всех нас.

У Бинабика было несчастное лицо.

— Пока что мы не потеривали все.

— Пока нет.

Кадрах догнал их в прогулочном коридоре капеллана. Монах ничего не сказал — возможно, отчасти потому, что задыхался, — и пристроился за троллем. Мириамель позволила себе бросить на него ледяной взгляд.

Когда они подошли к двери, на мгновение Мириамели показалось, что она видит бледное пламя, бегущее по стенам. Она попыталась не закричать, когда на несколько страшных секунд у нее возникло ощущение, что кто-то разрывает ее на части. Когда это ощущение исчезло, она не почувствовала себя полностью прежней. Прошло время, прежде чем она смогла заговорить.

— Часовня… на другой… стороне. — Несмотря на непрекращающийся вой ветра за стенами, Мириамель говорила шепотом. Ужас внутри нее пытался вырваться наружу, и ей пришлось собрать все свои силы, чтобы удержать его на месте.

Необычно бледный Бинабик широко раскрыл глаза; Кадрах казался больным, лоб его покрылся потом, глаза лихорадочно блестели.

— На другой стороне есть короткий коридор, который ведет прямо в башню. Смотри под ноги, тут столько всего разбросано, что ты можешь споткнуться и ушибиться, — она намеренно адресовала свое предупреждение только Бинабику, — или поднять такой шум, что его будет слышно в башне.

Тролль слабо улыбнулся.

— Большая похожесть на лапы зайца у шагов канука, — прошептал он. — С большой легкостью на снегу и на камне.

— Хорошо.

Мириамель оглянулась, чтобы посмотреть на монаха, пытаясь угадать, какое еще предательство он задумал, потом решила, что это не имеет значения. Кадрах почти ничем не мог ухудшить их положение: время скрываться вот-вот пройдет, а то, что было их величайшей надеждой, теперь, казалось, обернулось против них же.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Тогда иди за мной, — сказала она Бинабику.

Когда она открыла дверь в неф часовни, оттуда дохнуло холодом; облачко пара от ее дыхания повисло в воздухе. Мириамель подождала немного и прислушалась. Снег сугробами лежал в углах и у стен, везде по камням растекались лужи. Большинство скамеек исчезло; отдельные сохранившиеся гобелены болтались рваными, заплесневевшими тряпками. Странно было подумать, что некогда это было место уюта и утешения.