Операция «Маскарад» - Гейл Линдз

Сара закрыла глаза и постаралась отрешиться от всего — от прошлого, и от будущего. Однако ничего не вышло — в голове у нее роились мысли о ее личном докторе Франкенштейне — Аллане Левайне, об убитом Блаунте Мак-Ко. Все ужасы явственно представились ее взору, а ночь продолжалась, и она стала думать об Ашере и вскоре поймала себя на том, что мысленно раздевает его. Сара сонно улыбнулась.

Внезапно глаза ее широко раскрылись — она услышала звук поворачивающегося в замочной скважине ключа.

В номере, кроме двери, ведущей в ванную, были еще две: входная и та, через которую можно было выйти в смежную комнату, — она была заперта. Звук доносился со стороны входа.

Сара распахнула дверь ванной, подняла с пола «беретту» и с колотящимся сердцем прицелилась. Дверь начала медленно открываться. Из коридора послышался женский голос:

— Добрый вечер! Извините!

Сара молчала. Это мог быть кто-то из людей Бремнера или Левайна, а возможно, просто горничная.

— Уходите! — крикнула она наконец недовольным голосом. — Эта комната занята!

— Добрый вечер! Добрый вечер!

Дверь приоткрылась еще на дюйм. Сара взвела курок и медленно выдохнула. Как ей хотелось, чтобы это была всего лишь горничная!

Внезапно в щель просунулось широкое, угловатое, смуглое лицо Ашера Флореса. На голове у него красовался новенький черный берет.

— Добрый вечер, мадам! — произнес Ашер, сымитировав женский голос с поразительной точностью. Он ввалился в комнату, ударом ноги захлопнул дверь, швырнул свои покупки на ближайшую из двух кроватей и повернул в замке ключ.

— Ашер! — простонала Сара. — Ты с ума сошел! Ведь я могла тебя убить!

Губы Ашера стали растягиваться в его обычную ухмылку. Потом он поднял глаза на Сару и замер, не в силах отвести взгляд от ее обнаженного тела. Сара опустила пистолет и молча смотрела на него, чувствуя, как желание захлестывает ее душной волной, приятным теплом разливается внизу ее живота. Она представила себе обнаженное тело Ашера, такое мускулистое, такое желанное…

Флорес шагнул к ней, тяжело дыша. Она поднялась и переступила через край ванны. Вода стекала по ее телу. Ашер крепко стиснул ее и прижался ищущим ртом к полураскрытым губам. Она почувствовала его жадный язык, дразнящее прикосновение жесткой ткани рубашки и джинсов.

— О Господи, — простонала Сара, когда он вошел в нее, твердый и горячий. — О Господи…

Ашер вздрогнул и глухо застонал…

Глава 44

В гостиничном номере было почти темно — горел только ночник. Сара и Ашер лежали, крепко обнявшись, на одной из двух огромных кроватей. Они сплелись так тесно, что Сара, пожалуй, не смогла бы сразу сказать, где ее ноги, а где — Флореса. Рана и ушибы все еще причиняли ей тупую боль, но это как-то мало беспокоило ее.

— Это ты мурлыкаешь? — шепнул он ей в ухо.

— Наверное. У меня такое впечатление, что мы были вместе всегда.

— Ну, еще совсем недавно ты держала меня под прицелом.

— Ага. Но это была Лиз Сансборо, а Сара Уокер — слабая женщина и без ума от Ашера Флореса.

— Я вообще шумный любовник, верно?

Сара засмеялась и уткнулась носом в кончик его носа.

— Дыши поглубже, — попросила она. — Я хочу тобой надышаться.

— Я и так дышу, разве не видно?

— Видно. — Она шумно втянула в легкие выдохнутый им воздух. — М-м, просто восхитительно. Господи, как же я рада, что мы оба живы.

— Ага. После таких заварух начинаешь ценить радости жизни. — Он провел пальцем по краешку ее уха. — Пожалуй, теперь нам не мешало бы чего-нибудь поесть.

— Да уж, надо бы подкрепиться.

Оба понимали, что им лучше оставаться в номере. Чем меньше они будут попадаться другим людям на глаза, тем лучше. Правда, Ашер зарегистрировался в гостинице под именем, которое в Тур-Лангедок не было известно никому, но все же лучше было не рисковать.

Флорес приподнялся на локте и уставился в пол. Курчавые черные волосы и борода придавали ему сходство с пиратом.

— Ресторан здесь просто великолепный, — сказал он наконец и встал. Длинные сухие мышцы рельефно выступали на его обнаженном теле. Саре ужасно нравилось, что при таких широких плечах у него очень узкие бедра — это выглядело очень мужественно. Лежа на кровати, словно довольная, пригревшаяся кошка, она смотрела, как он сел на стул, взял трубку и заказал еду в номер на безукоризненном французском языке. Взгляд ее скользнул вниз, к черному треугольнику волос у него в паху.

Сара встала и, опустившись на колени рядом со стулом, на котором сидел Ашер, провела кончиками пальцев по волосам на его груди, по животу, потом еще ниже.

— Ты невероятно сексуален, — пробормотала она.

Ашер вскочил и, слегка улыбаясь, осторожно отстранил ее.

— Большое спасибо, — сказал он в трубку и посмотрел на нее. — Черт, ты умеешь отвлекать от дела!

— Большое спасибо.

Все еще обнаженные, они встали плечом к плечу у высокого окна, выходящего на рю Бонапарт. Обнявшись, они глядели сквозь щелку между занавесками на проходящую внизу узкую улицу, и между ними крепла не выразимая словами связь.

Вдоль рю Бонапарт тянулись роскошные магазины, торговавшие предметами искусства и антиквариатом.

— Это очень древняя улица, — сказал Ашер. — Только представь себе, семьсот с лишним лет назад по ней ходили мелочные торговцы и проезжали верхом принцы.

Он смотрел вниз, наблюдая за движением транспорта, но его заботили не только призрачные видения из тринадцатого века. На противоположном тротуаре не было видно никого, кто следил бы за их отелем. Не говоря ни слова, они оба прекрасно понимали, насколько важно в их положении не терять бдительность.

— Надо бы одеться, — сказал Флорес.

— Да, — послушно согласилась Сара.

Однако вместо этого они опять, сначала медленно, а затем страстно, ласкали друг друга.

— Я сделала несколько телефонных звонков, о которых тебе надо знать, — сказала Сара после долгого молчания. — Во-первых, я связалась с одним из моих коллег в Лондоне. Он просмотрел микрофильмы старых номеров тамошней «Таймс» и нашел те из них, которые вышли в свет сразу после гибели родителей Лиз Сансборо. Там действительно опубликованы обыкновенные короткие сообщения об этом происшествии. Но в них есть кое-что странное. Ты помнишь, Гордон ведь говорил, что их убили и ограбили в Нью-Йорке?

— Да, помню.

— Так вот, они погибли действительно в Нью-Йорке, и полиция пришла к выводу, что убийство было совершено с целью ограбления. Тела их обнаружили частично сожженными неподалеку от Таймс-сквер. Их драгоценности и деньги исчезли, но бумажники остались.

— Ну и что?

— Насколько я знаю, грабители обычно забирают все. Им некогда вытаскивать из бумажников деньги и кредитные карточки, чтобы потом положить бумажники на место. Обычно они стараются урвать свое и поскорее смыться.

— Это правда. Но какое это имеет отношение к делу?

— Не знаю. Может быть, и никакого. Просто это одна из таких вещей, которые вроде бы должны иметь какой-то смысл, но ты не знаешь, какой.

— По-моему, все довольно просто. В твоих воспоминаниях в качестве Лиз Сансборо присутствует только то, что есть в твоем досье, и то, что рассказал тебе Гордон. Не было никакого смысла в том, чтобы посвящать тебя в подробности убийства твоих «родителей», то бишь родителей Лиз. Пойми, ведь Гордону было важно одно — переделать тебя в Лиз Сансборо. А детали не имели большого значения.

В дверь постучал официант, и они бросились за одеждой. Случайно коснувшись груди Сары, Флорес подумал, что никогда не видел таких совершенных линий, не дотрагивался ни до чего более чудесного.

Одевшись, они открыли дверь. Вошедший официант церемонным жестом снял со стоящих на подносе блюд серебряные крышки и накрыл на стол. Себе Ашер заказал начиненные мясом омара равиоли с капустой, для Сары — утку с вишнями. Последним штрихом в заказе была бутылка хорошего бургундского урожая 1983 года.

Официант в белом переднике кивнул и удалился, Ашер и Сара со звоном сдвинули бокалы.

— За твое здоровье, — сказал Ашер.

— За наше, — ответила она и удивилась тому, что эти слова сами собой слетели с ее губ.

— Ладно, за наше. — Ашер улыбнулся в знак согласия, и на фоне черной бороды отчетливо блеснули его белые зубы.

Оба вооружились вилками и принялись за еду.

— Ты говоришь, что твоя мать была еврейкой, эмигрировавшей в США из Польши, а отец — мексиканцем-католиком. Тогда почему ты болтаешь на французском как на родном, рассказываешь всякие штуки про Париж и никогда не говоришь об истории еврейского народа, о Польше, Мексике, Испании и всем прочем, что тебе должно быть ближе? — спросила Сара, утолив первый голод.

— Я никогда об этом особенно не задумывался.