Небо в алмазах - Alexandrine Younger
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Из-под носа дипломата будущего девчонку увел! Значит, не тем колокола пели! Ладно, что это я, в самом деле… — чужое счастье заставляло задуматься о своем… Потерянном. — Большому кораблю — удачное плаванье, а мой брат этого заслуживает!
— Звонил? — строго спросила Елена, зная, что в этот раз племяннице не отвертеться от правды. Слишком грустные глаза. Молчание затянулось, и кто-то и сам не знал, как выбраться из искусственного тупика на глиняных ногах. — Лизка, не юли! Ведь я давно тебе говорила — виноваты оба.
— Ещё бы эта тема не портила мой аппетит! Звонил, три дня назад, а я… Не знаю, как с ним говорить! О чем?! Я никого не хочу обвинять, но… — каждая мысль о Космосе лишала Лизу возможности не вспоминать то, что развело их в разные стороны. — Мне проще начать сызнова… Зарыть, закопать, память стереть!
— Дурная голова ногам покоя не дает! — прогресс существует, подумала Елена, отмечая, что история, приключившаяся с нею и лейтенантом Рафаловичем много лет назад, не имеет риска материализоваться. — Не спеши зарываться — к тебе и так через два дня примчится гонец! Не удивлюсь, если покаянное «до свидания, Ёлка», вы объявите мне хором!
— Не волнуйся, не скажем… — уютное проживания в четырех стенах комнаты с высокими потолками стало нормой для Павловой.
Ей было легко приехать сюда, чтобы без слов и лишних стенаний дать понять тётке, как бывает, необходима спасительная тишина. К тяжелому разговору с Холмогоровым Лиза приготавливала себя, как к неизбежному хирургическому вмешательству.
Вместе — как на вулкане, а врозь — тошно, готовь веревку и мыло. Чем дальше нёсся календарь, тем острее накрывала тоска по тому, вера в которого так нечаянно поколебалась. Старательно убивали все то, что так избирательно строили. Корабль заштормило, и никто не мог найти силы, чтобы признать поражение. Ведь в этом и есть победа?
Если, конечно, они бывают в любви… Но Лиза сомневалась, что нужно что-то доказывать, и выставлять свою боль на всеобщее поругание.
— Поправимое дело! — отметила Чернова, наслаждаясь ароматом любимого кофе, и не слишком торопясь выныривать с кухни. — Вот что! Раз так будет продолжаться — сама позвоню профессору, снаряжу твоего мухомора и буду вершить суд! Не обещаю, что гуманный!
— Боюсь-боюсь! — блондинка положила голову на скрещенные пальцы, пытаясь хотя бы сегодня отвлечься от своих серых мыслей. Обычно свой день рождения Лиза проводила совсем в другой компании, и был он куда примечательнее, чем этот скромный завтрак. — Везде я плохая получаюсь.
— Ну ты и не пятирублевый, чтобы всем угодить, — Ёлка с озорством закатила глаза, и, хитро подмигнув, дополнила, — может, скажешь, зачем кружишь голову бедному грузину? И не смотри на меня так! Гела замучился тебя в театр приглашать, развлечь, а ты?
— Я? — черные ресницы Елизаветы удивленно и непосредственно захлопали. — Ах, Гела… Ну с днем рождения поздравлял!
— И что сболтнул тебе этот пионер? — иногда в Черновой просыпались гены собственной матери — чего уж так сильно не хотелось, но любопытство брало вверх.
— Клялся в любви, позвал замуж, — нервно сказала Лиза. Гела шутил в своей обычной манере, но Лиза жила в своей холодной осени, из которой не слишком хотелось выплывать. Ёлка же смеялась, не считая нужным скрывать свою веселость. — Все, больше ничего тебе не скажу!
— Я так и знала! — уверенно произнесла Чернова, вставая со стула. — К бабке не ходи! Только прошу, если Витя… Не дай Бог, притащит сюда причину твоих горючих слез, пожалуйста! Пусть не портят здесь интерьеры! Ампир! А дуэли, кстати, запрещены были ещё при царе горохе!
— В моем возрасте ты бы не посмеялась.
— В твоем возрасте… — обнимая племянницу за плечи, и ласково перебирая её кудлатую голову ответила Чернова. — В твоем возрасте, Лиза, я столкнулась с жестоким предательством, сделавшим из маленькой Ёлки — Елену Владимировну Чернову… Не Леночку, не Ленку, а Елену Владимировну! Без чувств и желаний! Недочеловек! И женился на мне Чернов, потому что дед твой был секретарь обкома, а я же приставка к хорошим возможностям!
— Никогда не понимала, — девушка погладила изящную руку любимой тётки, лежащую у нее на предплечье. — Зачем? Зачем ты сделала то, за что можешь до сих пор, до смерти жалеть? К чему Чернов? Он же и пальца твоего не стоил!
— Лизка, — чиновница поняла, что на работу она сегодня опоздает — подождут. — Бывают такие состояния! Тебя убивают, больно, но бьют не руками, хотя лучше бы пристрелили, как больную собаку. Когда-то тебя не останавливало, что твоя мать отправила его деда на плаху, а потом все резко стало безразличным. И замуж вышла — как мертвая, неживая. Долго думала, может, отказаться? До последнего смотрела на дверь. Узнает ли, придет? А, нет, не повезло!
— И ты… готова принять его обратно? Все ещё любишь?
— К чему я развела эту сырость… — Чернова присела на маленькую софу, смотря в окно, говоря племяннице то, что искренне пыталась донести до нее все время, пока она вынужденно искала защиты, как маленький ребёнок. — Между вами не стоял кто-то третий! Перед вами никакой преграды, никаких предрассудков, лишь ваше нежелание слушать друг друга. Ты просто закрылась, как зверёнок в клетке, а он устал оправдываться!
— И с цинизмом доказывая сразу после, что ни с кем он не путался, а только решил меня припугнуть! Знал, что у меня на нечисть нюх. Побегу его искать!
— Лиза! Если бы я проявила власть, то ты бы действительно зажила по канонам своей бабки. Нашелся бы и хороший мальчик с достойным будущим, без порочащих фактов и идеальной трудовой биографией! Сама знаешь, о чем я, но я не твой враг. И я знаю, какой ценой даются ошибки! Мы остались вдвоем из всей семьи. Я делюсь своим горьким опытом, и за душой у меня — только кабинет богаче, чем был у твоего отца! Должность, деньги? Никто не застрахован! Перестану молчать — уберут! Не физически, так морально.
— Скажи, — Лизе было тягостно от всего услышанного, но упоминание об отце будило её душу, — папка же был ни в чем не виноват? Он был прав!
— Как истина в последней инстанции, но кому это теперь нужно? Кто наказан? Умер дед, и с ним решили не церемониться! Что до меня — я квартирки старикам выдавала! Фигура серая, непримечательная.
— И ты, наверное, опять во всем права… — медленно проронила Павлова, — и летом говорила — предупреждала же, рано.
— Какая разница? Рано, поздно…
