Небо в алмазах - Alexandrine Younger

ещё только это! Но трубки ни взять, убежать, как загнанный зверёнок!

— Взрослая девочка!

— Серьёзно? Пиздец! В рот воды набирать — это по-взрослому, её так Пчёла, что ли, учил с пеленок? Куда я все это время смотрел? Кто бы сомневался в ней, но не ты, Фил! Лизка всё время выходит правой у тебя, а я… да в говне я, по уши. Ей со мной противно, как будто это не я был с нею столько лет. А я не готов всё это схоронить, понимаешь, не готов! Не такого я склада! Я — дурак, но мне одна нужна! Своя!

— Тогда ползи в Домодедово… И желательно — вместе с Пчёлой, который пакует свой чемодан, в отличие от тебя, — боксер не желал поддаваться на вопли Космоса, рассерженного и встревоженного, как маленький воробей, выпавший из своего теплого плетеного гнезда, — и зря ты его вчера послал, когда спор за заправку зашёл!

— Пусть со своей оторвой разбирается, а мне нечего объяснять, как все работает, сам всё знаю! Говорил я ему, что не отпадет он от Софки, если его, конечно, папашка блатной с метлой не погонит…

— Ты тоже это заметил? — притихшее поведение Пчёлкина воспринималось в диковинку. Видимо, что этой зимой надоело ходить вокруг да около не только одному Филу. — Бедная Софико! Мало ей мамаши-строгачки, которая её-то в этот институт и пихнула…

— Что Пчёла-то распылился? Что там замечать? В оборот взяла его, та и все, нет Пчёлки, влип своим жалком…

— Кто и кого там в оборот взял?

— Вот возьми жучку за жалко, спроси.

— Радоваться надо, и надеяться, чтоб Софка далеко не убежала, а то прочухает, какой он, когда обнаглеет!

— И насвистывать марш Мендельсона, скажи… — Кос простучал пальцами, по рулю, как по клавишам, — а кто свистеть-то будет только? Или петь? Нынче я не в певческом настроении!

— Ни слуха, ни голоса… — разочарованно буркнул Филатов, отворачиваясь к дверце, — та и бабла водиться не будет такими темпами.

— Хорош тебе каркать, Теофилушко! — Кос решил предостеречь друга — обрисованная перспектива непризнанных певцов была не слишком улыбчивой. — Тамарке привет передай, и Саньку, если позвонит тебе… Вдруг!

— А Пчёле? Может, позвонишь?

— Сам на раздачу прилетит, Ромео херов!

— Смотри мне, поговори! Погода у него, блин, нелётная!

— Да иди ты уже домой, холодина!

— До завтра, генерал!

Иномарка умчалась в сторону Юго-Запада, не соблюдая скоростного режима, а Филатов, поскрипывая снегом под ногами, направился домой, размышляя, что его слабая попытка привести друга в чувство, возможно, легла на благодатную почву.

* * *

Утром двадцать пятого спокойствие Тамары было разбужено трелью телефонного звонка. На другом конце провода тараторила взбудораженная Софа. Без сна в тонком голосе профессорская дочь сообщила, что Пчёлкин, прихватив Космоса, уехал в Ленинград, и чего им стоило урвать последний билет для Холмогорова.

— Слава Богу! — обронила Тома, скоропалительно бросая трубку. — Валера, ты слышал? Валер, да перестань ты жевать, потом позавтракаешь! — радостная Томка теперь и сама походила на живую и непосредственную Софку, грозившуюся приехать в гости через два часа.

— Наша Софочка голосит, как галчонок! — Фил отсалютовал невесте чашкой чая, коротко подмигивая правым глазом.

И пришла очередь Тамары — пытать жениха:

— Скажи, это ты их надоумил? Поехать вместе?

— А кто нашего Пчёлу без космического сопровождения в Мариинский пустит? — в том, что Кос устроит в Ленинграде целое представление, а Пчёла обеспечит цирк с конями, Филатов не сомневался.

— Только вот будет им театр!

— Ага, большой и малый.

— Знаю я ваши фокусы, — с пониманием ответила Тома, наливая себе щедрую кружку чая, — главное, чтобы там не поубивали друг друга.

— И Пчёлкину за компанию достанется! — Филатов встал стула, обнимая невесту, нежно дотрагиваясь губами до светлой макушки. Мягкие волосы цвета спелой пшеницы всегда манили его прикоснуться, и хотелось подольше задержаться рядом. — Ладно, зови подружку! Не скучайте, студентки-комсомолки!

— А ты? Мы же давно не виделись с Софой, все экзамены!

— А я по коням, — Фил повертел в руках связку ключей, переданную ему Космосом вчера вечером. О том, что Кос летит в Ленинград, он знал, но ему нравилось, как Томка преподнесла эту новость, — дела не ждут!

— Валерка, — Тома стрелою вспорхнула на шею возлюбленного, забывая про завтрак, и остывающий кофе, — ты у меня такой замечательный!

— Да мне и несложно, — Фил и сам чувствовал себя связующей цепью между друзьями, — и я только учусь, не волшебник пока.

— Да и не надо другого, я и так довольна.

Тамара кинула взгляд на розу, одиноко стоявшую в стеклянной вазе на подоконнике. Розовый бутон распустился, ловя утренние лучи солнца, проникающие сквозь закрытое окно. На улице так холодно, а в душе царило вечное лето, о котором Бессонова не подумала бы и полгода назад, впервые влюбляясь. Ей была привычна обыденность, расписанная от минуты к минуте, от занятия к занятию. Тома опасалась терять блаженный покой, правивший ею до появления Филатова. Сбивший с толку, он заставил студентку рискнуть, поддаваясь будущему без всякой опаски.

События, безжалостные к другим, вели их с Валерой к скорому согласию, и… к свадьбе…

90-й. Мерзлота

Комментарий к 90-й. Мерзлота

Космос/Лиза, осень 89-го:

https://vk.com/photo-171666652_456239033

Ленинград, январь 90-го

Зачастую Лиза выбегала из парадной Дома партработников, вооружившись лишь горсткой мелочи. Монет хватало ровно на киносеанс в «Аврору». Консьерж Леонтьевна неизменно голосила в след быстроногой москвичке, чтобы та не хлопала дверьми, боясь за изысканную лепнину, украшавшую потолочные своды, а Лиза старательно делала вид, что опаздывала, стремясь быстрее попасть в оковы ленинградской стужи.

Старушка-блокадница Муза Леонтьевна, потерявшая мужа ещё в Финскую, знала младшую Павлову с детства, и, как и всякий старожил, докладывала Елене Владимировне о том, что её Лиза опять куда-то мчалась, сломя голову:

— Замуж вашей Лизке надо. Куда всё дергается, вы уж проконтролируйте!

Ёлка с почтением выслушивала предложения по воспитанию «буйной молодежи», и, взяв корреспонденцию, накопленную в почтовом ящике, скорейшим образом спешила ретироваться посредством исчезновения. Она переживала за племянницу, в которой видела собственное подобие за давностью в восемнадцать лет, и надеялась, что Лиза не совершит её ошибок. Помирить её с сыном профессора Холмогорова — задача второстепенная, и женщина не хотела, чтобы дети в очередной раз спешили и шли на поводу у своих эмоций.

Пользуясь своим одиночеством, Лиза часами гуляла по Невскому проспекту, теряясь в толпе лимиты и туристов, чувствуя себя частью людского водоворота. Ключи от квартиры позвякивали где-то в потайном кармане зимнего пальто, напоминая, что в девятом часу Лизу ждут за чайным столом. Увешенная новой должностью в исполкоме,