Небо в алмазах - Alexandrine Younger

Ёлка приезжала домой с большой задержкой. Но Лиза давно подозревала, что не только бумажная волокита занимает день тётки.

Доказательством тому, что Елена возобновила утерянную связь с отставным военным Рафаловичем, служил хотя бы кабинет, заставленный цветами. Ёлка дивилась им, как дитя, пряча счастливое лицо в очередном розовом букете, а на удивленные вопросы окружающих загадочно улыбалась.

— Родная, — спрашивала Лиза, когда в их доме оказывалась свежая охапка лилий, а курьер на все вопросы Павловой отвечал односложно, выдавая фразу — «от моряков», — от каких морских гадов эти веники? Гелка, друг мой, сдай тайну!

— Служу Советскому союзу, — парень салютовал широкой ладонью, понимая, что спор бесполезен, — раз моряки, то в обиду не дам, фиг тебе Лизка…

— От моряков северного флота, — медленно протягивала чиновница, не собираясь выдавать имя и фамилию того, кто не жалея собственных финансов делает из их четырехкомнатного жилища теплицу, — бравые ребята, Лиза!

— И эти салаги способствуют тому, чтобы в большом жилище не осталось места.

— Я подумывала, что давно не была в Москве, вот и место для цветочков освободим!

— Ужин на столе! Гелыч, не болей! — Лиза растворялась где-то в дальней комнате, а Чернова, вспоминая, зачем вызывала помощника в восемь вечера, вручала ему папку с документами, и отвешивала лишнее указание:

— Так, солдат шалопутных войск — под этими приказами я расписалась, а завтра — в три часа заседание Ленсовета! — перечислила Елена, вспоминая, о чем ещё могла забыть. — В девять утра эти бумажки должны быть отправлены на контроль к шефу. Усек?

— В лучшем виде! — с торжественным лицом заверял Гела, кивая темно-рыжей кудрявой головой. — Машину за вами к восьми подавать?

— Сами доедем, спасибо! — вежливо отказывала Елена, усаживаясь в рабочее кресло.

— По протоколу… — Гела не унимался, пытаясь навязать свою помощь, — положено.

— С Лизкой прокатиться хочешь? — замыслы молодого парня были заметны и невооруженному глазу. — Боюсь, что там пассажирское давно занято, ты не надейся.

— Елена Владимировна! — парень заметно стушевывался, и это, несмотря на то, что минувшей осенью ему исполнилось двадцать пять. — Виноват!

— Иди уже, и завтра в десять совещание! — вежливо и с приятной улыбкой на моложавом лице напомнила Чернова.

— Так точно! — по-военному отвечал помощник, и, кивая головой, удалялся восвояси.

— Пропадает! — каждый раз удивлялась Чернова, взявшая на себя ответственность за сына друзей своего бывшего мужа, которому нужен был опыт работы с общественными проблемами. — Лизка, пошли, что ли, чаю попьем!

Ровно к одиннадцати женщины расходились по комнатам, чтобы встать по зову будильника в семь утра. С некоторых пор Лиза и сама перебивалась лёгкой подработкой в комиссии по распределению жилплощади, где ранее царила Чернова. Помогала секретарям вести учёт жалоб, падавших на голову чиновников из рога изобилия, сверяла документы, составленные не слишком внимательной к мелочам секретарём Марочкой.

В три часа пополудни Лиза возвращалась домой, и жизнь её текла довольно однообразно. Часто звонил Пчёла, разговоры с которым сводились к беспокойству тёти Вали, которая первой подсказала Лизе сменить обстановку, меняя две столицы. Валентина считала, что визит в родной город затянулся. Однако Чернова, впервые проявив семейную власть, решила за всех — никто не будет торопить сбежавшую невесту. На этом вопрос был закрыт…

Витя поддерживал мать, убеждая сестру, что в Ленинграде москвичам не рады, город опасен для девушки, не знающей его порядков. Лиза прекрасно понимала, о чем говорил старший брат. Её некому защитить, но со свойственным максимализмом она твердила, что разница в городах её не волнует. Отморозки одинаковы везде, что в ленинградском логове, что в белокаменной столице. Она ещё помнила, чем закончилась стычка на дискотеке, с которой они еле утащили ноги, спасая Сашку от мордоворотов Мухи.

И как в Космоса летели угрозы, в ответ на которые он стрелял по земле, пытаясь удержать толпу от продолжения бойни. Кусок железа становился главным аргументов в любом споре.

Лиза могла бы часами перебирать в памяти отрывки событий, поставивших точку невозврата к прежним идеалам, и… признаться, что только этим она и занималась, заставляя себя отвлечься, бродя по узким улицам Ленинграда. Но брусчатка, покрытая коркой льда, и мутные городские реки, безмолвно отказывали девушке в помощи, будто подсказывая — ей нужно вернуться туда, где она оставила свое сердце.

Москва, осень 89-го.

В двухкомнатной квартирке Павловой царило неважное настроение. Лиза металась из стороны в сторону, совершенно раздраженная, а точнее — с запретом определенных действий без разрешения Холмогорова, который единолично решил, что его девушке опасно появляться где-то без провожатого. Те же люберецкие, рыскавшие в поисках Белого, запросто могли припугнуть Космоса безопасностью его невесты, а она и рада бежать на огонь, выставляя свои руки вперед.

— Сейчас не то время! За Муху, помяни мое слово, бошки полетят. И это не чепуха, я прав! Занимайся лучше макулатурой, выбирай тряпки.

— Кому я к чёрту нужна, солнце?

— Мне нужна, — Кос прислонялся щекой к мягким локонам Лизы, прижимая девушку к себе, не слушая возражений, — такой ответ тебя устраивает, ментура будущая?

— Устраивает, Космос, но ты не мог мне рассказать, где все утро проторчал? — Кос не знал, что Пчёла проговорился сестре о том, куда утром был вызван счастливый жених.

— В прокуратуре, твою мать, как обложенный, — Холмогоров скривил свое красивое лицо, будто ежился от зубной боли, — следак суетился!

— И даже про повестку не проболтался — это точно ты, космический?

— Ладно, фиг с ним, расскажи мне — во что собралась меня рядить? — чем скорее Космос переводил с себя стрелки, тем выше рос протест внутри Лизы, которой, скрепя зубами, приходилось думать о том, что ей должно быть приятно.

Но о какой свадьбе, пригрезившейся Лизе, могла идти речь, если фоторобот их друга висел на каждом заборе? Отсутствовала зацепка, которая бы спасла Сашку от торжества советского правосудия. Холмогорова было совершенно невозможно уговорить на единственную встречу с Громовым, о связях которого так упорно твердила Лиза. Зато инопланетный отыскивал тысячу и одну причину для ревности, обид, складывающийся в глухое непонимание.

— Будь твоя воля, то запер бы меня в чулане, чтобы не повадно было! — Космос разозлился на Лизу за то, что нашёл её не в институте, а в сквере, о чем-то серьезно разговаривающей с бывшим однокашником. Раз Кос терпеть его не мог, она сама попытает шанс узнать что-то большее, чем инкриминируемую Саньке статью. — Ты теперь каждого мужика будешь лопатой гонять, чтобы я ни с кем не разговаривала?

— Будешь доводить меня до седых волос, ввязываясь не в свое дело, так и сделаю. Этого прокурорского прихвостня в дела Белого вплетать! Знает он! Подай и принеси! Вот что