Путь Моргана - Колин Маккалоу

Бристольцы давно притерпелись к вони, которую ветер заносил в зарешеченные окна, гуляя по промозглому помещению с красными стенами, простирающемуся от переборки под фок-мачтой до кормовой переборки. В целом помещение имело в ширину сорок, а в длину – сто футов. Вдоль внешней стены, то есть обшивки судна, располагались дощатые нары высотой с обычный стол, на которых заключенные рассаживались, как на скамьях. Видимо, те же нары служили и кроватями, поскольку кое-где заключенные лежали на них – или отдыхая, или мучаясь в горячке. Еще один настил шириной в шесть футов также служил ложем. Посреди комнаты тянулся третий ряд нар шириной также в шесть футов. В этом помещении с кричаще-красными стенами обитало восемьдесят мужчин. Как только в комнату втолкнули дюжину вновь прибывших, все разговоры смолкли, головы повернулись к двери.

– Вы откуда? – спросил один из мужчин, сидящий близ двери.

– Из глостерской тюрьмы, – ответил Уилл Коннелли.

Незнакомец поднялся. Он был невысок ростом и проходил под балками не нагибаясь, телосложением напоминал не карлика, а скорее жокея, лицо у него было как у человека, который почти всю жизнь провел среди лошадей – морщинистое, жесткое, удлиненное книзу. На вид ему можно было дать и сорок лет, и все шестьдесят.

– Как жизнь? – осведомился он тоном утверждения, а не вопроса, приближаясь к новичкам и протягивая им маленькую ладонь. – Я Уильям Стенли из Синда, это близ Девайзеса в Сомерсете. Но судили меня в Уилтшире.

– Почти все мы слышали про Синд, – с усмешкой отозвался Коннелли и представил своих товарищей, а затем со вздохом поставил сундук на пол. – Ну, и что дальше, Уильям Стенли из Синда?

– Проходите. Должно быть, Сайкс уже успел пощупать вас? Ему это по душе – он не прочь, так сказать, поближе познакомиться с подопечными. Деньги есть? Или он нашел их?

– У нас нет денег, – объяснил Коннелли, уселся на скамью и поморщился от боли. – Чертов Сайкс! Что еще скажешь?

– Вон там сидят ребята из центральных и западных округов, с побережья Ла-Манша, Уолдса и Уилдса, – объяснил Стенли, указывая в сторону нар незажженной трубкой. – Посредине – те, кого привезли из Дерби, Чешира, Стаффорда, Линкольна и Шропшира. В дальнем углу – Дарем, Йоркшир, Нортумбрия и Ланкашир. Ливерпульцы заняли дальний конец стола. Все они, кроме одного, ирландских кровей. Есть здесь и четверо черномазых, но их держат наверху, вместе с лондонцами. А валлийцев здесь нет, Тэффи. – Он обвел взглядом сундуки и мешки. – Если у вас там что-нибудь ценное, распрощайтесь с ним. Впрочем, может статься, – добавил он многозначительно, – мы с вами поладим.

– Скорее всего, – дружески согласился Коннелли. – Похоже, тут нам придется и спать, и есть?

– Ага. Тащите свое барахло сюда, места для дюжины как раз хватит. Тюфяки, на которых мы спим, свернуты и сложены под нары, туда же можно запихнуть и сундуки. На двоих приходится одно одеяло. – Он хихикнул. – Нас здесь держат в строгости, и если вы не прочь ублажить самих себя, на уединение не рассчитывайте. Все мы помогаем себе сами, после мистера Сайкса мужеложство не в почете. К тем, кто живет наверху, по воскресеньям пускают женщин – их называют тетями, сестрами или кузинами. Правда, нам это не по карману, мы слишком далеко от дома, а у кого есть деньги, те тратят их на джин. Шесть пенсов за полпинты – настоящий грабеж!

– Так, говоришь, ты можешь посторожить наши вещи, Уильям? – осведомился Билл Уайтинг, страдая от боли в руке и от царапин, оставленных грубыми пальцами мистера Сайкса.

– Меня не водят на работу. Сначала хотели пристроить на огород, но пальцы у меня слишком грубые даже для того, чтобы полоть репу. Потому от меня вскоре отстали – решили, что я слишком стар, чтобы участвовать в этих скачках. – Он приподнял крошечную ступню и потряс ею, пока железный браслет не съехал на подъем. – Вот я и присматриваю теперь за порядком – мою полы, выношу ведра, сворачиваю тюфяки, складываю одеяла и не даю воли помешанным ирландцам. Впрочем, наши ирландцы из Ливерпуля – сносные ребята. А двое на «Юстиции» говорят только по-своему – с тех пор как их привезли в лодке из Дублина. Неудивительно, что они свихнулись. Ирландцы – чувствительный народ, а в Ирландском море часто штормит. Но они любого облапошат, и глазом моргнуть не успеешь. – Он хохотнул и сменил тон: – А неплохо встретить земляков из западных графств! Мики! Эй, Мики!

К нему развязной походкой приблизился темноволосый и темноглазый молодой мужчина с хитрым выражением лица, какие бывают только у корнуэльских контрабандистов.

– Нет, я не из Корнуолла, – заговорил он, точно прочитав мысли новичков. – Из Дорсета, точнее – из Пула. Служил на таможне. Моя фамилия Деннисон.

– Мики помогает мне следить за порядком – сам я не справляюсь. Мы здесь лишние, нас не берут ни в одну шестерку. У Мики бывают такие припадки, что не позавидуешь. Чернеет лицом, прикусывает язык. Однажды он до смерти перепугал нашего красавчика Сайкса. – Стенли проницательно оглядел новичков. – Вас уже разбили на две шестерки?

– Да, и этот молчун у нас за старшего, – объяснил Коннелли, указывая на Ричарда. – Только он в этом не признается. Мы с Биллом Уайтингом болтаем без умолку, а он сидит, слушает и принимает решения. Дружелюбный малый и на редкость умный. Мы с ним знакомы недавно, а вот если бы я встретился с Сайксом до того, как познакомился с Ричардом, я бы не вытерпел – и что же дальше? Теперь у меня болела бы не только задница, но и голова. Здесь устраивают порки?

– Нет, провинившихся бьют дубинками, Уилл. Мистер Кэмпбелл запретил плетки – говорит, ему нужны рабочие руки. – Уильям Стенли из Синда опустил веки. – Так мы поладим, Ричард… как твоя фамилия?

– Морган.

– Валлиец?

– Я родился в Бристоле, все мои предки родом оттуда. Коннелли – ирландская фамилия, а он тоже бристолец. В наши времена фамилия ничего не значит.

– А почему, – вдруг вмешался Айк Роджерс, который до сих пор молчал, – тут красные стены?

– Это же нижняя палуба второразрядного судна, – объяснил Мики Деннисон из Пула. – Здесь не только жили матросы, но и находился лазарет. На красном кровь не так заметна. Вид крови до смерти пугал канониров.

Уильям Стенли вытащил из жилетного кармана большие часы-луковицу и взглянул на циферблат.

– Есть будем через час, – сообщил он. – Гарри, здешний эконом, сам раздает миски и кружки. Сегодня пятница – значит, будет овсянка. Мяса мы и в глаза не видим, если не считать червей в хлебе и сыре. Слышишь грохот наверху? – Он ткнул трубкой в потолок. – Сейчас кормят лондонцев, а мы едим что останется. Их больше, чем нас.

– А что, если мистер Хэнкс решит переселить лондонцев сюда? – с любопытством спросил Ричард.