История Парижской Коммуны 1871 года - Проспер Оливье Лиссагарэ

И вот поднялось солнце, превосходя в яркости зарево пожаров. День занялся лучистым, но не было, ни одного луча надежды для Коммуны. У Парижа не осталось правого фланга, центр был прорван. Сдержать наступление невозможно. Продолжение сопротивления могло лишь свидетельствовать об убежденности парижан.

Рано утром версальцы возобновили наступление по всем направлениям. Они усилили давление в направлении Лувра, Пале—Рояля, Банка, Кредитного банка, площади Монтолон, бульвара Орнано и путей Северной железной дороги. С четырех часов они обстреливали Пале—Рояль, вокруг которого развернулись ожесточенные схватки. К семи часам они были у Банка и Биржи. Оттуда версальцы спустились к собору Св. Евстафия, где встретили упорное сопротивление. С врагами–мужчинами сражалось много детей. Когда федералов окружили и уничтожили, дети заслужили честь не избежать гибели.

На левом берегу войска с трудом продвигались по набережным и по той части шестого округа, которая примыкала к Сене. В центре ночью защитники покинули баррикаду Круа—Руж, так же как баррикаду на улице Ренн, которую тридцать человек удерживали в течение двух дней. Затем версальцы получили возможность вступить на улицы Ассас и Нотр–дам–де-Шамп. На крайне правом фланге они достигли Вал–де–Грас и продвинулись к Пантеону.

В восемь часов около пятнадцати членов Совета собрались в ратуше и решили оставить ее. Только двое возражали. Третий округ, представлявший собой пересечение узких, хорошо забаррикадированных улиц, прикрывал ратушу с фланга. Ей угрожали атаки с фронта и набережных. В таких условиях обороны отступить означало бежать, лишить Коммуну остатков престижа, но они смогли уразуметь две здравые идеи лишь через несколько дней. Они боялись всего, потому что ни о чем не ведали. Уже командир Пале—Рояля получил приказ эвакуировать здание и уничтожить его путем поджога. Он возражал, говорил, что способен еще держаться, но приказ повторили. Состояние смятения было таково, что член Совета предложил отступить из Бельвиля. С таким же успехом можно было оставить одновременно Шато д’О и Бастилию. Как обычно, время проходило в обсуждении мелочей. Управляющий ратушей в нетерпении ходил взад и вперед.

Неожиданно из башни вырвалось пламя, и через час от ратуши остались одни тлеющие угли. Старое здание, засвидетельствовавшее многие предрассудки, где народ часто устанавливал власть, которая впоследствии его расстреливала, теперь раскололось и рухнуло вместе с его обитателями. Вместе с грохотом рушившихся павильонов, сводов и дымоходов, глухих ударов и громких взрывов слились резкие звуки от артиллерийских залпов из большой баррикады Сен‑Жак, которые велись по улице Риволи.

Военное ведомство и все службы переместились в мэрию одиннадцатого округа. Делеклюз возражал против эвакуации ратуши и предостерегал, что уход из нее обескуражит многих бойцов.

На следующий день оставили Национальную типографию, где 24‑го мая «Офисиель» Коммуны печатался в последний раз. Этот день отставал от жизни как и «Офисиель». Он содержал прокламации вчерашнего дня и оповещения о некоторых подробностях сражения на утро вторника.

Бегство из ратуши разделило оборону надвое, затруднило связь. Штабные офицеры, которые не дезертировали, добирались до новых штабов с большим трудом. Их останавливали на каждой баррикаде и принуждали носить булыжники. Когда они предъявляли срочные депеши, им отвечали: — Сегодня эполеты больше не в чести. — Раздражение, которое они внушали долгое время, прорвалось в это утро. На улице Седан, близ площади Вольтера, охрана 166‑го батальона опознала молодого офицера генштаба, графа де Бофора, который несколько дней назад адресовал батальону некоторые угрозы. Когда его арестовали за попытки нарушения режима позиции, Бофор, в раздражении, пригрозил батальону чисткой. Днем раньше, близ Маделин, батальон потерял шестьдесят человек, и решил отомстить за счет Бофора. Офицера арестовали и подвергли суду военного трибунала, который учредили в магазине на бульваре Вольтера. Бофор привел доказательства, которые сняли с него обвинение. Тем не менее, судья постановил, что офицер должен остаться на службе в батальоне в качестве простого часового. Некоторые из присутствовавших возразили и назвали его капитаном. Бофор вышел с торжествующим видом. Толпа, не знавшая о его разъяснениях, при виде его на свободе зароптала. На него набросились часовые, и Бофор неблагоразумно вытащил револьвер. Его немедленно схватили и возвратили в помещение магазина. Начальник генштаба не посмел вступиться за своего офицера. Срочно прибыл Делеклюз и попросил отсрочки расправы до суда. Но толпа не хотела ничего слышать. Пришлось ей уступить, чтобы не вызвать более ужасные последствия. Бофора вывели на свободное место за мэрией и расстреляли.

Примерно во время этого взрыва ярости на кладбище Пер‑Лашез отдавали последние почести Домбровскому. Его тело отвезли туда ночью, и когда проезжали мимо Бастилии, произошла трогательная сцена. Федералы местных баррикад остановили кортеж и поместили тело у подножья Июльской колонны. Часть людей с факелами в руках образовали круг, и все федералы, один за другим, подходили, чтобы поцеловать генерала в лоб под торжественную барабанную дробь. Тело завернули в красный флаг и положили в гроб. Верморель, соратник генерала, его адъютант и около двухсот часовых стояли с непокрытыми головами. — Это он, — говорил Верморель, — которого обвиняли в предательстве! Он отдал жизнь за Коммуну одним из первых. А мы, что делаем мы, вместо того чтобы следовать его примеру? — Он продолжил свою речь обличением трусости и паникерства. Его речь, обычно сумбурная, в этот раз под воздействием страсти текла плавно и гладко, как расплавленный металл. — Поклянемся, уйти отсюда только после смерти! — Это было его последнее слово, которому он остался верен. Его голос временами заглушал артиллерийский салют, грохотавший всего в нескольких шагах. Некоторые из присутствовавших людей пролили слезы.

Счастливы те, кого могут похоронить таким образом! Счастливы те, кого хоронят во время битвы под артиллерийский салют и слезы соратников!

В тот же момент был расстрелян версальский агент, который хвастал, что мог подкупить Домбровского. К полудню версальцы, усилившие натиск на левом берегу, взяли штурмом школу Изящных искусств, Институт, Монетный двор, который его директор Камелина покинул в последнюю минуту. Накануне окружения на Иль Нотр—Дам Ферре приказал эвакуировать Префектуру полиции и разрушить ее. Предварительно, однако, выпустили 450 заключенных за мелкие преступления. Задержали лишь одного, Вайсета. Его расстреляли на Понт—Нёф перед статуей Анри IУ. Перед смертью он произнес эти странные слова: — Вы ответите за мою смерть по счету Фабрицио (187).

Версальцы, пренебрегая Префектурой, вступили на улицу Тарран и смежные улицы. Их сдерживала в течение двух часов баррикада на площади Аббэ, которую помогли обойти с фланга жители данного квартала. Восемнадцать федералов были расстреляны. Правее, войска вышли на площадь Сульпис, где заняли мэрию шестого округа. Отсюда они вошли на улицу Сальпис с одного конца и с другого конца через улицу Вогирар проникли в Люксембургский сад. После двухдневного боя отважные федералы на улице Вавен отступили, взорвав при этом пороховой погреб в Люксембургском саду. На короткое время смятение прервало бой. Люксембургский дворец не имел обороны. Несколько солдат пересекли сад, перебрались через ограду на улице Суффло, прошли бульвар и застигли врасплох баррикаду на этой улице.

Перед Пантеоном воздвигли три баррикады. Первую у входа на улицу Суффло. Ее только что захватили версальцы. Вторую — в центре. Третья тянулась от мэрии пятого округа до Юридической школы. Варлен и Лисбон, едва ускользнув из Круа—Руж, снова поспешили навстречу врагу. К сожалению, федералы не слушались команд. Они оставались в обороне. Вместо контратаки против горстки солдат, появившихся у входа на улицу Суффло, они дали время для подхода к солдатам подкреплений.

Основная часть версальских войск достигла бульвара Сен‑Мишель, выйдя к нему по улицам Расина и Медицинской школы, которую обороняли женщины. Из–за истощения боеприпасов федералы прекратили стрельбу с моста Сен‑Мишель. Это дало возможность солдатам пройти бульвар компактной массой и дойти до площади Мобера. В то же время, справа, они взобрались наверх по улице Муффетар. В четыре часа высота Сент‑Женевьев, почти покинутая федералами, была взята со всех склонов, а ее горстка защитников рассеяна. Так, Пантеон, как и Монмартр, пал без серьезной борьбы. Как на Монмартре сразу же начались казни. На улице Сен‑Жак было расстреляно один за другим сорок пленников, на глазах и по приказу полковника.

Риго убили по соседству. Солдаты, увидев, как федеральный функционер, стучится в дверь дома на улице Гэй—Луссак, открыли по нему огонь, но не попали. Дверь открылась, и Риго вошел в дом. За ним побежали солдаты и ворвались внутрь. Они задержали домовладельца, который подтвердил личность Риго, и поспешил его сдать. Солдаты вели Риго к Люксембургскому дворцу, когда на улице Роял—Коллар их встретил полковник и спросил имя пленника. Риго храбро ответил: — Да здравствует Коммуна! Долой убийц! — Его немедленно поставили к стене и расстреляли. Да зачтется ему этот мужественный поступок!