Борис Годунов - Александр Боханов

Существуют и другие описания, а некоторые настолько «экстравагантны », что их лишний раз и цитировать не хочется. Ранее уже говорилось, что Иван Тимофеев, одержимый антигодуновской манией, приписал Борису Годунову даже... отравление Царя Фёдора Иоанновича!

Второй Царь преставился в ночь с 6 на 7 января 1598 года. Подлинную атмосферу того момента передаёт Патриарх Иов в своём жизнеописании Фёдора Иоанновича: «Потом же Патриарх и все христоименитые люди, воздев руки к небесам и вознося Богу молитвы с плачем и со слезами, так возглашали: ‘Ό Владыка Человеколюбец, господи Исусе Христе, Сын Бога живого, чего ради лишил ты нас такого благочестивого Царя, праведного и святого? Зачем, незлобивый Владыка, оставил ты нас сирыми и сокрушенными? На кого нам теперь возложить упования? Кто сумеет теперь мирно управлять таким многочисленным народом? Видел ли ты. Владыка Человеколюбец, сегодняшнюю нашу глубокую скорбь и сетование? Ты отнял от нас Царя, но не отними от нас своей милости, окажи покровительство, господи, городу и жителям его, ибо мы разорены и осиротели, мы словно овцы, не имеющие пастыря; не отними от нас, господи, твоего человеколюбия. Ты сокрушил — исцели; ты рассыпал — снова собери; наказав — снова помилуй!”. Благочестивая же Царица и Великая княгиня всея Руси Ирина Фёдоровна повелела (после погребения усопшего Царя — А.Б.) щедро наградить Патриарха и весь освященный собор. Также и нищих, собрав их бесчисленное множество, накормила досыта и оделила нескудной милостыней. Тогда же она открыла все темницы и узилища, даруя жизнь осужденным на смерть и снабжая убогих узников всем необходимым. Всё это блаженная Царица совершала для того, чтобы прославить святую душу Царя и украсить его венцом добродетели на том свете »^**.

Из приведённых фрагментов следует, что центральную роль в момент приуготовления Царя к встрече с миром иным играл Патриарх Иов. Так и должно было быть. Ведь в Государстве-Церкви наличествуют две главы: Царская и Священническая. «Московский летописец» даже утверждает, что Иов хотел чуть ли не вырвать у умирающего монарха имя преемника, которым только и виделся Борис Годунов. «Новый летописец» эту версию не подтверждает, но утверждает, что Царь напутствовал Царицу принять иноческий образ. Так или иначе, но имя Бориса Годунова названо Фёдором Иоанновичем на смертном одре не было. Никто не знает и никогда не узнает, надеялся ли Борис Годунов, прекрасно понимавший зияющую впереди бездну, на то, что Царь благословит его на Царство.

Существует узловой вопрос: хотел ли он вообще носить царский венец? Большинство авторов однозначно отвечают: хотел! Столь категорический ответ должен иметь бесспорное, твёрдое обоснование. Однако его-то как раз и не существует. Есть умозрительное построение, возникшее на основе того, что в предыдущие годы, в течение целого десятилетия, Борис Годунов был фактическим управителем государства; некоторые даже именуют его «временщиком»! Подобная логика представляется неотразимой, но всё-таки это именно логическое умозаключение некоторых летописцев и последующих исследователей, а не отражение исторического факта.

Тотчас после смерти Фёдора Иоанновича Москва присягнула на верность Царице Ирине. Первопатриарх Иов конкретизировал время этого акта, который, по его словам, совершился вскоре же после преставления Царя Фёдора по настоянию Бориса Годунова. «Искусный же правитель, — писал Иов, — Борис Годунов вскоре повелел боярам своей Царской Думы целовать животворный крест и присягать благочестивой Цариц Ирине по обычаям Их Царских Величеств; у крестного целования был сам Святейший Патриарх со всем освященным собором». Это произошло ещё до того, как было публично объявлено о кончине Второго Царя.

Патриарх Иов оставил и свидетельство того, как горько переживал Борис Годунов кончину Царя Фёдора. Сердце Бориса «снедаемо было сугубой печалью: он сетовал об отшествии к Богу благочестивого Царя и рыдал о безмерной скорби благородной сестры своей, благоверной Царицы, и опасался, что в управлении страной трудно будет сохранить покой и мир ». Последние слова говорят о том, что Годунов, как человек государственного склада ума, понимал, что впереди вырисовываются сложности и превратности в положении Верховной Власти.

На девятый день по кончине супруга Царица Ирина в Новодевичьем монастыре приняла постриг с именем Александры. Туда же удалился и Борис Годунов, хотя сразу же возникло и предложение «звать Бориса на Царство». На это предложение он не реагировал, а сестра. Царица-инокиня, не дала ему своего благословения.

Государство обезглавилось; более месяца в Московском Государстве не было верховного правителя. Положение было беспрецедентным, да и вообще сама ситуация складывалась небывалая. Надо было искать правителя, чего на Руси никогда не знали.

Уж несколько столетий на Руси правили «законные», «природные» государи. Начиная с Ивана Калиты московский стол переходил от отца к сыну, и никто не сомневался в такой правомочности. Правда, в «Доме Рюрика» случались раздоры, возникали конфликты из-за прав на власть, когда прямая преемственность на время и прерывалась. Но это были как бы семейные, внутриродовые распри; корень властительский оставался одним и тем же. Теперь же вся эта нерушимая традиция распалась; со смертью Фёдора I засохла последняя ветвь древнего рода.

Некоторые современники (Иван Тимофеев) и последующие исследователи возлагают вину за случившийся острый династический кризис на Иоанна Грозного и Бориса Годунова. Первый в 1581 году «убил» старшего сына Царевича Иоанна-младого (1554–1581), а «злодей» Годунов в 1591 году «порешил» девятилетнего Царевича Дмитрия. Некоторые авторы, тот же Н. М. Карамзин, доходят в своих обличениях «погубителей » до состояния неистовства, хотя вина указанных лиц ни в первом, ни во втором случае даже косвенно никогда не была установлена. Известно хорошо, что Грозный так тяжело переживал смерть старшего сына, что чуть рассудка не лишился; это событие не могло не отразиться на его здоровье.

Что же касается Бориса Годунова, то никто не знает, переживал ли он гибель Царевича Дмитрия и если переживал, то как. Он был очень закрытым человеком; на людях свои чувства, в отличие от Царя Иоанна, никогда не демонстрировал. Конечно, одно дело — Царь, ему только Бог указчик, а другое дело — царский холоп; его «страдания» и «переживания» никого не интересовали. Никто бы и не понял каких-то чувственных излияний. Будучи умным, очень умным, Борис не мог не понимать, что какого-то «прибытку» ему от «Угличского дела » быть не может. Так оно в конечном итоге и получилось; мёртвый Дмитрий стал ему не менее опасен живого. Но вернёмся к драматическим событиям января — февраля 1598 года.