Гейдар Алиев - Виктор Андриянов

— Утром колонна подъехала к Ленинакану, — продолжает рассказ газорезчик — сварщик Владимир Лозован. — Краны тут же забрали. Нам сказали: ждите. Но стоило отъехать от нас военным, как машины обступили молодчики. По номерам машин определили, что мы из Азербайджана.

«Будете работать — убьем!» — Один говорит мне: «Твое счастье, что ты русский, если не будешь работать, мы тебя не тронем».

Обратились к милиционеру, попросили показать дорогу к комендатуре. Он подсел в кабину, и мы поехали. Но, узнав, что мы из Баку, остановил машину:

«Мне тут надо выйти…»

Мы остановились, и тут же машину окружила толпа. Говорим: «Дорогие, милые люди, да мы к вам с чистыми намерениями, в кузове — баллоны, в кабине сварщики. А они вон как нужны, горе крутом какое». Ничего не хотят слушать, затмение какое-то в головах. Схватились за палки, камни… Вот мы и вернулись.

— Ума не приложу, — добавляет сварщик Рафик Кузахмедов, — неужели можно спекулировать на такой беде! Неужели не понимают, что вся их ненависть не стоит дыхания спасенного хотя бы одного армянского ребенка?

Трагически завершилась еще одна попытка азербайджанцев помочь армянскому народу в его беде: 11 декабря 1988 года, не долетев до аэропорта в городе Ленинакан (Армения), потерпел катастрофу военно-транспортный самолет Ил-76. Погибло 9 членов экипажа и 78 человек, которые направлялись для участия в ликвидации последствий землетрясения. Все погибшие были азербайджанцы.

К сожалению, национализм слеп. Мне часто вспоминалось в эти дни мудрое замечание Герцена: исключительное чувство национальности никогда до добра не доводит. Собственно, к этой мысли пришел и большой азербайджанский писатель Акрам Айлисли, размышляя над событиями в двух республиках, когда площади в Баку и Ереване были забиты людьми, демонстрирующими свой горячий «патриотизм».

«Многим из нас понятно, — говорил он, — если патриотизм — вещь очень хорошая, то выставлять его напоказ все равно плохо. Это дико, безнравственно и очень опасно. Но как быть, если многие, даже видные деятели науки и культуры, и там и тут с тех пор, как наступила гласность, заняты лишь тем, что изливают горькие слезы по поводу большой любви к своему народу? В аудиториях, в печати, выступая по телевидению, они соревнуются, стараясь перещеголять друг друга в комплиментах своей нации. Среди них есть и озлобленные неудачники, и вполне преуспевающие деятели. В это ужасное для Армении время я тоже в душе плачу по погибшим там людям. Для меня было бы ужасно, если хотя бы один из них в своем окровавленном сердце унес обиду к кому-нибудь из людей моей национальности, унес туда, откуда никто никогда не возвращался. Горе объединило нас. Останемся вместе и после, когда общими усилиями вернем к жизни разрушенные города».

31 декабря.

Скрипнула калитка, и снова стало совсем тихо. Ветер с близких предгорий крутил сухие листья во дворе и раскачивал одинокую прищепку на бельевой веревке. Казалось, хозяйка только что сняла просохшие на ветру рубашки и сейчас вернется обратно. Рукомойник на веранде был полон воды, будто вот — вот налили, на полочке зубная щетка, мыло. Тросточка подпирает калитку. А где же хозяин? О нем, истории его дома я прочитал в бакинской газете «Вышка».

«Мой брат, Мовсесян Гайк Андреевич, как и я, ветеран Великой Отечественной войны, фронтовик. Живет он в селе Ширванзаде Шемахинского района, — писала Нина Андреевна Мовсесян. — В начале этого года случилось с ним несчастье: из-за неисправности в электрических проводах сгорели дотла его двухэтажный дом и все имущество. Беда. Иначе не скажешь. Но в этой беде мой брат не остался один. Сосед Аршак Григорян, инвалид войны, на все три месяца забрал его семью к себе. А другой сосед Гариб Рашидов старался помочь, чем мог. Не прошло и трех месяцев, семья брата вселилась в новый дом, построенный бесплатно».

Говорилось в письме о доброй помощи первого секретаря Шемахинского райкома партии И. Искендерова, директора совхоза им. Димитрова В. Айрапетян, председателя сельсовета С. Григоряна.

«Спасибо всем этим людям за истинную дружбу, — заканчивала письмо Н. Мовсесян. — Думаю, этот новый дом, возведенный в селе брата, так и останется на времена для всей округи еще одним памятником нашей неразделенности».

Было лето 1988 года, так хотелось верить, что ссоры, раздоры останутся в прошлом и будет опять дружная жизнь, дружная работа, как на строительстве дома для Гайка Андреевича Мовсесяна, как на окрестных виноградниках…

Под забором чернеют обгорелые стропила, дом из векового камня, прочный, нарядный, смотрит на простор широкими окнами. Но пусто за ними. Нет хозяина в новом доме. Опустели все армянские дворы.

Какая сила развела соседей? Что не поделили с ними Гариб Рашидов, его брат Абдурахман? Им нечего делить. Земля одна у них с рождения, рядом могилы дедов. На одном памятнике имена фронтовиков, азербайджанцев и армян, не вернувшихся с войны. Работу вот, правда, делили, и за себя, и за товарища впрягались. Сколько дел переделали их руки, сбились, почернели пальцы, никакая мочалка не отмоет въевшуюся в кожу землю. Эти руки выкладывали стены, настилали крышу. Как на смену, приходили односельчане на пепелище, поднимали новый дом для фронтовика, земляка.

Когда опять в нем загорится свет? Когда вернутся в родные села, города, поселки азербайджанские и армянские переселенцы? Наверное, сколько судеб, столько и ответов.

В селе Ширванзаде, мне кажется, нашли свой ответ. Нашли, не копя в сердцах обиды, по-соседски присматривая за пустыми домами, за оставленной скотиной, думая о будущей совместной жизни.

Вместе с братьями Рашидовыми идем к мемориалу. Фотографии из семейных альбомов бережно вмонтированы в стену памяти. Открытые лица под пилотками, гимнастерки с «кубарями». Здесь и Самед Рашидов, и Абдул Рашидов, семеро росло в семье, двое пали на Отечественной. А всего на обелиске тридцать семь фамилий. Азербайджанских и армянских. Вместе защищали Родину.

— Так хочется, чтоб вернулись все, кто от нас уехал, — тяжело вздохнул Гариб Рашидов. — Вот мы и телефон нашли. Это Гайка Андреевича, это нашей Виолетты, директора. Позвоните и вы им, скажите, всем селом просим вернуться.

Есть в азербайджанском языке такое выражение — «гариб ахшам». В буквальном переводе — чужбинный вечер. Вижу за ним вековую печаль людей, покидавших отчий кров. Наверное, похожие слова есть и в армянском языке. Как бы ни старались украсить дом переселенцев, все равно он для них чужбинный.

Где вы встречаете Новый год, Гайк Андреевич Мовсесян? Я не дозвонился до вас. Но, может быть, вы прочитаете эти строчки: в ваше село уже вернулись шесть семей. Приехали обратно Виолетта Айрапетян и Сергей Григорян. Первый секретарь Шемахинского райкома партии И. Искендеров рассказал мне по телефону, как радушно их встретили. Поехали автобусы и за другими вашими земляками в районы Армении. Понемногу настраиваются домой и переселенцы-азербайджанцы, приехавшие в Шемаху. Оживает детскими голосами школа. Загорелся свет по соседству с вами. И, наверное, согрелся тендир — печь для хлеба. Я видел его холодным. Но рядом лежал аккуратно нарубленный хворост — это братья Рашидовы заготовили. Загорится очаг, вы достанете мягкий хлеб, от его запаха станет теплее на душе. И вы вместе разломите хлеб.