Гейдар Алиев - Виктор Андриянов

В Баку Гейдар Алиевич собирался остановиться у Джалала, младшего брата, своего боевого защитника.

Из воспоминаний Джалала Алиева:

«29 мая мне позвонил весьма известный в республике человек, пожелавший увидеться со мной. В назначенное время мы встретились в садике около Академии наук, где он поведал мне об опасности, подстерегающей Г. Алиева в случае его приезда. «Срочно позвоните брату. Передайте, чтобы он не приезжал, в Баку. Иначе его застрелят у трапа самолета», — сказал он без всяких предисловий. На подобные слова, услышанные от кого-либо другого, я отреагировал бы иначе, но об угрозе предупреждал человек, в то время достаточно влиятельный, поэтому нельзя было игнорировать возможность такого исхода. Я оказался в очень трудном положении, ибо от решения допустить или предотвратить приезд Могла зависеть жизнь дорогого мне человека. Но решать надо было немедля, и тогда я позвонил Аждару Ханбабаеву, директору издательства «Азернешр», чтобы договориться о встрече.

На следующий день, 30 мая в 10 часов утра, обсудив этот вопрос с ним в его кабинете, мы заказали разговор с Москвой. Нас долго не соединяли. Сейчас я понимаю, что это было неспроста. Лишь после многократных в течение четырех часов звонков Аждара по «вертушке» и его обращения к ответственным чиновникам из Минсвязи мы дозвонились. Опасаясь за жизнь Гейдара Алиевича, я, естественно, не мог принять однозначного решения и был поражен смелостью и решительностью Аждара Ханбабаева, который не колебался ни единой секунды. И брату сказал, что не стоит придавать значения всей этой шумихе и угрозам, что интеллигенция настроена решительно и будет встречать Алиева в аэропорту. Помню, брат просил не поднимать излишнего шума, пускай, дескать, меня никто не встречает, кроме Джалала. Ханбабаев возразил: уж я-то вас буду встречать непременно…

Вечером того же дня мне вновь надо было переговорить с Аждаром. Я позвонил ему домой. Трубку сняла какая-то женщина. Давясь рыданиями, она сказала: «Аждара тяжело ранили, братец. В больнице он…» Через несколько часов, так и не приходя в сознание, Аждар скончался».

Вот как вспоминал об этом Гейдар Алиев: «Естественно, я стал сопоставлять факты: 30 мая в 12 часов дня он разговаривал со мной по телефону, а в 9 вечера был убит. Человек этот, насколько я знал, был спокойным, порядочным, с грязными делами связан не был, политикой не интересовался; он долгие годы работал в «Азернешре» — это самое крупное издательство Азербайджана, был уважаем среди представителей интеллигенции. Естественно, все это вызвало у меня вопросы: почему он был убит именно в этот день и по какой причине?

— Интересно, Вы допускаете мысль, что руководство страны или, скажем, руководство Азербайджана настолько Вас боятся, что последствия их страха, если он есть, могут быть любыми?

— Вы знаете, мне трудно говорить о том, боятся меня или не боятся, но явное негативное отношение со стороны отдельных руководителей страны я испытываю на себе уже три с лишним года. К сожалению, я подвергался нападкам и со стороны предыдущих руководителей Азербайджана. Причем совершенно необъективным, но и сейчас почему-то вопрос моего приезда к себе на родную землю превратили в большую проблему» (из диалогов с телеведущим Андреем Карауловым).

Алиева фактически заблокировали в Москве. Съезд Компартии Азербайджана прошел без него. Есть предположения, что тот съезд мог вернуть его к власти, избрать делегатом XXVIII съезда КПСС.

Гейдар Алиев прилетел в Баку 20 июля. Поначалу он рассчитывал вернуться в свою старую квартиру или получить другую, ведь при нем здесь построили целые районы. Но в ЦК ему в бакинской прописке отказали. Теперь оставалась только родная Нахичевань. За пару дней до вылета ему нужно было повидаться с родными людьми, братьями и сестрами, с не изменившими товариществу друзьями и обязательно побывать у могил павших в ту черную январскую ночь…

С памятников смотрели молодые лица — четырнадцать, восемнадцать, двадцать, двадцать восемь лет… Ильхам Аллахвердиев, Фариза Аллахвердиева, Вера Бессантина, Ильгар Ибрагимов, Агабек Новрузбекли… Им бы жить и жить, растить детей, поднимать внуков… Но не будет у них внуков, не будет детей… В день поминовения придет рано постаревшая мать, погладит памятник отец, словно прикасаясь к сыну.

Гейдар Алиев медленно шел от памятника к памятнику, вглядываясь в лица: может, знал кого-то. Нет, когда он уезжал из республики, они были совсем мальчишками. Гоняли в футбол, бегали купаться на Каспий — их любимое море блестит там внизу, но попробуй добраться до него… Боль от невозможности вернуть парней и девушек, пожилых людей — их тоже немало легло здесь — сжимала сердце.

Глава VIII. ПРАВО БЫТЬ СО СВОИМ НАРОДОМ

22 июля 1990 года, Нахичевань

Из Баку в свой родной город Гейдар и Джалал Алиевы летели почтовым рейсом. Романтично! Братья, улыбаясь, посматривали на пачки газет и журналов, посылки и мешки с письмами, которыми был набит борт.

Из воспоминаний Джалала Алиева:

«В Нахичевани почти никто не знал о приезде Гейдара Алиевича. Из аэропорта мы отправились в город на «Жигуленке» одного знакомого. Какой-то пожилой мужчина, увидев в машине брата, сказал: «Подумать только — такого человека в какой машине везут!»

Приехали в старый родительский дом, откуда совсем недавно проводили в последний путь старшую сестру Суру-ханум. Весть о возвращении Гейдара Алиева мгновенно разнеслась по всему городу. Народ потянулся к нашему двору. На узкой улочке началось столпотворение.

Под вечер направились к могиле Гусейна Джавида. Нахичеванцы восторженно приветствовали Г. Алиева. При виде неухоженной могилы великого поэта Гейдар Алиевич очень расстроился. Затем мы пошли к центральной площади. К 6–7 часам вечера здесь собралось около 80 тысяч человек.

Многие держали в руках портреты Алиева — кто с одной звездочкой, кто с двумя; видно, выпотрошили старые запасы на книжных складах.

Гейдар Алиевич не скрывал волнения: после трех лет фактической изоляции, преследований вдруг такая теплая, сердечная встреча на родной земле».

Сквозь плотную толпу, окружившую Алиева, пробился его сокурсник по педтехникуму Довлат Мамедов. От кого-то из общих знакомых Гейдар Алиевич уже знал о хождениях Мамедова по редакциям, которые продолжали чернить поверженного, как им казалось, человека.

— Спасибо тебе, Довлат! — негромко сказал Алиев.

— За что?! Я сделал то, что должен был сделать, — ответил старый учитель-фронтовик. — «Дедуля, что здесь ошибочного?!» — с апломбом бросили мне в редакции, словно они — последняя в жизни инстанция. — «А что истинного в ваших статьях, полных клеветы?» — возразил я. — Но опровержение публиковать отказались.