Гейдар Алиев - Виктор Андриянов

На следующий день, выступая с той же трибуны, писатель Юрий Бондарев сравнил перестройку с самолетом, который подняли в воздух, не зная, есть ли в пункте назначения посадочная площадка. И это было сущей правдой.

— Только согласие построит посадочную площадку в пункте назначения, — продолжал Юрий Васильевич. — Только согласие. Однако недавно я слышал фразу, сказанную молодым механизатором на мой вопрос об изменениях в его жизни: «Что изменилось, спрашиваете? У нас в совхозе такая перестройка мышления: «Тот, кто был дураком, стал умным — лозунгами кричит; тот, кто был умным, вроде стал дурак дураком — замолчал, газет боится. Знаете, какая сейчас разница между человеком и мухой? И муху, и человека газетой прихлопнуть можно. Сказал им, а они меня в антиперестройщики». В этом чрезвычайно ядовитом ответе, просоленном народным юмором, я почувствовал и досаду, и злость человека, разочарованного одной лишь видимостью реформ на его работе, но также и то, что часть нашей печати восприняла, вернее, использовала перестройку как дестабилизацию всего существующего, ревизию веры и нравственности. В тот же день на конференции выступал и Абдурахман Везиров, новый первый секретарь ЦК Компартии Азербайджана. Говорил, что перестройка Азербайджана связана с большими трудностями, слишком велик груз прошлого.

— Разлагающее влияние на социально-политическую, моральную обстановку в республике в первую очередь оказывали извращения в кадровой политике, которой были присущи клановость, землячество, угодничество, процветали приписки, злоупотребления служебным положением…

В выступлении первого секретаря явно чувствовалась политическая линия М. Горбачева. Гейдар Алиев хотел бы ответить оппонентам, да кто даст трибуну? Кто позовет его, чтобы управиться с ситуацией? Никто не зовет. Надеялись, что наведут порядок, покрепче завернув гайки.

Приведем три некогда совершенно секретных документа.

Первый — записка в ЦК КПСС «О неотложных мерах по наведению общественного порядка в Азербайджанской ССР и Армянской ССР».

«Развитие событий в Азербайджанской и Армянской союзных республиках вокруг Нагорного Карабаха приобретает все более опасный характер. Ширится забастовочное движение, увеличивается количество несанкционированных митингов и демонстраций. Выступления и действия их участников становятся все более агрессивными и неконтролируемыми, перерастают в массовое неповиновение.

В сложившейся обстановке имеющимися правовыми средствами пресечь эти антиобщественные действия не представляется возможным.

В связи с этим полагали бы необходимым в качестве временной меры принять Указ Президиума Верховного Совета СССР, предоставляющий возможность силам, обеспечивающим поддержание общественного порядка, изолировать организаторов, подстрекателей и активных участников подобных противоправных действий.

Проект постановления ЦК КПСС по данному вопросу прилагается.

23 ноября 1988 года.

А. Яковлев

В. Чебриков

Г. Разумовский

А. Лукьянов»

На письме размашистый росчерк Горбачева: «За» (РГАНИ. Ф. 89. Оп. 4. Д. 5. Л. 1–5).

Второй документ — датированное тем же днем, 23 ноября, постановление ЦК КПСС «О неотложных мерах по наведению общественного порядка в Азербайджанской ССР и Армянской ССР»: «Одобрить проект Указа Президиума Верховного Совета СССР по данному вопросу (прилагается)» (РГАНИ. Ф. 3. Оп. 102. Д. 1058. Л. 22–26).

Ну и, наконец, проект Указа о неотложных мерах, на которых настаивала разномастная четверка:

«1. Предоставить право должностным лицам органов внутренних дел и внутренних войск, уполномоченным Министром внутренних дел СССР, в местностях или населенных пунктах, в которых введен комендантский час, задерживать в административном порядке на срок до 30 суток лиц, разжигающих своими действиями национальную рознь или провоцирующих нарушения общественного порядка, либо понуждающих к антиобщественным действиям, а также препятствующих осуществлению гражданами и должностными лицами их законных прав и обязанностей.

2. Установить, что лица, задержанные в соответствии со статьей 1 настоящего Указа, содержатся по установленным законом правилам в спецприемниках Министерства внутренних дел СССР или в иных помещениях, определяемых Министром внутренних дел СССР.

3. Настоящий Указ ввести в действие с 24 ноября 1988 года». Проект стал Указом.

Одному из нас, бакинцу, довелось пережить все эти события, как говорят, изнутри, другой прилетел на время из Москвы. Приведем несколько страничек из его дневника.

Бакинский дневник

28 ноября 1988 года.

Никогда еще не улетал в командировку по родной стране с таким гнетущим чувством. Никогда еще не провожали так в редакции. Для газетной жизни с ее чуть ли не ежедневными командировками чьи-то приезды — отъезды — в порядке вещей. «Летишь, старик? — спросят на ходу. — Куда?» — И не дождавшись ответа, несутся дальше. Сейчас — иное дело. Те, кто побывал уже в зоне конфликта, считают своим долгом повспоминать увиденное, другим хочется просто потолковать «вокруг Карабаха».

Все свободные до вылета минуты вызваниваю Баку. Что там происходит? Знакомые журналисты, партийные работники, до которых удается дозвониться, растеряны: такого еще не видели. Сотни тысяч на площади днем и ночью. На заводах — забастовка. Улетевший днем раньше Джаваншир Меликов, собственный корреспондент «Социалистической индустрии» в Азербайджане, уточняет: нефтеперерабатывающий комплекс работает. В город введены войска.

В аэропорту на первый взгляд все спокойно.

— Может, заглянешь в зал вылета? — спрашивает встретивший меня Джаваншир.

В большом зале не протолкнуться. Женщины, дети, старики. Узлы, чемоданы. И — тишина, поразительная для такой массы людей. Угрюмая, готовая взорваться тишина. Что заставляет этих людей улетать? Не знаю. И не чувствую пока себя вправе спрашивать. Надо разобраться, что случилось с полюбившимся мне городом за последний год. Почему так недолго работал Кямран Багиров, энергично взявшийся за дело? Какие боли обострились? Какие появились вновь?

Узелки, особенно такие тугие, как национальные, надо развязывать очень осторожно, бережно. Тем более в краях, где давние и недавние свары напоминают костры, подернутые пеплом. Подсуетится усердный человек над затухающими огоньками, — тут же пламя оживет.

На огромной площади, говорят, тысяч четыреста, а может, и все пятьсот. Физически чувствуешь, как напряженно они внимают словам, произносимым с трибуны. Площадь — своеобразный барометр общественного мнения. Звучат призывы защитить заповедную Топхану, где Армения собиралась построить пансионаты и дома. Не отдать Карабах. Всем бастовать. В этот вечер я услышал и рефрен, адресованный партийному комитету: