Инверсии - Иэн Бэнкс

— Неуместным? Непристойным? Нахальным?

— Терапевтическим. Вот как это называется — терапевтическим.

— Ах вот вы о чем.

— Я знаю о чем, — сказал король. — А что, если бы я приказал вам взять любовника, Восилл, ради вашего же блага?

— Забота вашего величества о моем здоровье не знает границ.

— Вы бы подчинились приказу вашего короля, Восилл? Взяли бы любовника, прикажи я вам?

— Я бы спросила, какие доказательства выполнения мной приказа удовлетворили бы ваше величество?

— Я бы вам поверил на слово, Восилл. И кроме того, я не сомневаюсь, что любой, уложивший вас к себе в постель, непременно стал бы хвастать этим.

— Вы так думаете, государь?

— Да. Если только у него жена не особо ревнивая и скандальная. Но вы бы исполнили приказание?

На лице доктора появилось задумчивое выражение.

— Я так понимаю, что выбор оставался бы за мной, ваше величество?

— Конечно, доктор. Не думаете же вы, что я стану вашим сводником.

— Тогда да, государь. Конечно. С радостью.

— Отлично! Так-так, придется подумать, отдавать ли такое приказание.

К этому времени я уже оторвал взгляд от пола, хотя румянец еще не сошел с моих щек. Доктор посмотрела на меня, и я неуверенно улыбнулся. Она усмехнулась.

— А что, если бы вы приказали, а я не послушалась, государь?

— Не послушались, когда ваш король приказывает вам? — спросил король, и в его голосе прозвучал неподдельный ужас.

— Государь, я нахожусь полностью в вашем распоряжении и предана вам, но не являюсь, насколько мне известно, вашей подданной в юридическом смысле. Я иностранка. И вообще ничья не подданная. Я гражданка островной республики Дрезен, и, если я рада и даже почитаю за честь быть у вас на службе, подчиняясь вашим законам, я не думаю, что обязана выполнять все ваши прихоти, как те, кто рожден в Гаспиде или от гаспидцев, ваших подданных.

Король надолго задумался.

— По-моему, вы как-то говорили, что одно время думали изучать юриспруденцию, а не медицину, верно?

— Кажется, говорила, государь.

— Ну да, я же помню. Так вот, будь вы моей подданной и не подчинись бы мне в этом, то я бы запер вас, пока вы не передумаете, а если бы не передумали, то вам бы не поздоровилось, потому что, хотя вопрос и пустячный, приказы короля должны выполняться, и это дело первостепенного значения и огромной важности.

— Но я не ваша подданная, государь. И что бы вы тогда стали делать с моим юридически спорным неподчинением?

— Я полагаю, мне пришлось бы приказать вам покинуть мое королевство, доктор. Вы должны были бы вернуться в Дрезен или отправиться куда-нибудь еще.

— Это бы сильно опечалило меня, государь.

— И меня тоже. Но вы же понимаете, что выбора у меня бы не было.

— Конечно, государь. Поэтому я буду лелеять надежду, что вы не отдадите мне такого приказа. В противном случае мне следует готовиться к выбору: отдаться мужчине или покинуть страну.

— Верно.

— Трудный выбор для того, кто так своеволен и упрям, как я, что с поразительной точностью изволили заметить ваше величество.

— Я рад, что вы наконец-то подходите к этому вопросу со всей серьезностью, какой он заслуживает.

— Да, государь. А позвольте спросить, что думаете вы?

— О чем? — спросил король, поднимая голову над подушкой.

— Матримониальные намерения вашего величества имеют такое огромное значение, что вопрос о моем любовнике рядом с этим кажется сущим пустяком. Раз уж мы заговорили на подобные темы, я только хотела спросить, доводилось ли вам размышлять об этом.

— А я думаю, мы уклоняемся от предмета, о котором говорили.

— Прошу прощения вашего величества. Но собираетесь ли вы жениться в ближайшем будущем, государь?

— Я думаю, это вас не касается, доктор. Это дело моего двора, советников, меня самого и родителей достойной меня принцессы или другой знатной особы, соединение с которой я почту благом для себя.

— Да, государь, как вы сами на это указали, отсутствие… чувственной разрядки сильно влияет на здоровье и поведение человека. Что разумно для политического процветания государства, может оказаться катастрофой лично для короля, женись он, скажем, на уродливой принцессе.

Король поднял голову и шаловливо взглянул на доктора.

— Доктор, — сказал он, — я женюсь на том, кого изберу, для блага моей страны и моих наследников. Если для этого потребуется жениться на уродине, значит, так тому и быть. — В глазах его словно загорелись искорки. — Я — король. А это положение влечет за собой некоторые привилегии, о которых вы, возможно, наслышаны. Я могу получать, и в довольно широких пределах, удовольствие с теми, кто мне нравится, и я не потерплю в этом порядке никаких перемен, несмотря ни на какую жену. Я могу жениться на самой очаровательной принцессе в мире, но я ни на йоту не поступлюсь частотой и качеством «чувственной разрядки». — Он широко ей улыбнулся.

Вид у доктора был смущенный.

— Но ведь вы же хотите иметь наследников, государь.

— Тогда я напьюсь, хотя и не до бесчувствия, задерну занавеси, чтобы не проникал снаружи свет, задую свечи и стану думать о ком-нибудь другом, пока сие действие не приведет к удовлетворительному результату, — сказал король и с довольным выражением на лице снова опустил подбородок на руки. — И если дева окажется не бесплодной, то мои страдания будут не такими уж и частыми, разве нет?

— Тут мне, конечно, трудно судить, государь.

— Тогда поверьте на слово мне и тем девам, которые родили мне детей. Замечу, главным образом мальчиков.

— Прекрасно, государь.

— Как бы там ни было, но я не приказываю вам взять любовника.

— Я вам очень признательна, государь.

— Ну, я ведь делаю это не ради вас, Восилл. Просто я сочувствую вашему предполагаемому любовнику. Не сомневаюсь — в постели будет весьма приятно, но потом… Пусть Провидение защитит бедолагу. Ведь потом ему придется терпеть ваши треклятые разговоры. Ой!

Я думаю, что за время, проведенное нами во дворце Ивенира, произошло лишь еще одно происшествие, заслуживающее упоминания. Я узнал о нем уже позднее, после нашего возвращения в Гаспид, когда известие о нем затмили другие события.

Хозяин, я уже писал, что доктор часто отправлялась на прогулки — пешие и в седле — одна. Иногда она уезжала на восходе Ксамиса и возвращалась уже в сумерках. Такое поведение казалось безрассудным не только мне, но и всем остальным, и, даже когда доктору хватало здравого смысла приглашать с собой меня, я недоумевал насчет ее мотивов. Прогулки эти были крайне странными. Она могла брести часами, как простая селянка. Она брала с собой книги, маленькие и не очень, которые приобрела за солидные деньги в Гаспиде, заполненные рисунками, чертежами и описаниями местных растений и животных. Она старалась не спугнуть птиц и малых зверушек, пересекающих нашу тропу. Она разглядывала их с вниманием, которое казалось мне неестественным, поскольку охотиться на них она не собиралась.