Предчувствие весны - Виктор Исьемини

— Животное на пиру… Давайте, я лучше велю поставить стражу у ваших покоев и приглядывать за болотниками из посольства.

— Нет уж, я никому здесь не доверяю! — Глоада подхватила клетку, ящерица зашипела, принцесса снова дунула, чтобы отбросить непослушный локон. — Ну, мы с Дрендаргом готовы. Где, Гангмар возьми, нас ждет жратва?

В иной ситуации Гезнур бы рассмеялся, но сейчас он был кавалером принцессы, и этот факт не доставлял ему ни малейшего удовольствия. Король тяжело вздохнул.

— Следуйте за мной, ваше высочество.

Когда Гезнур с гостьей явились в зал, гости уже заканчивали рассаживаться вдоль длинных столов, составленных в виде буквы П. Коротую поперечную перекладину занимали августейшие особы: в центре — Гюголан II, по правую руку от отца — место Гезнура, по левую — малыш Редлихт. Дальше, вслед за Редлихтом — гевские сеньоры. Правую сторону занимали гости — болотники, андрухцы, дригцы, фегернцы. Глоаде предстояло сидеть между младшим королем и земляками — последние заблаговременно отодвинулись подальше от высокого неуклюжего стула, предназначенного принцессе.

Завидев ящерицу в клетке, Редлихт сполз с подушек, уложенных на стул, чтобы его высочеству было удобно брать кушанья наравне со взрослыми, прополз между ног старших и выскочил к Глоаде.

— Ух, а что это за зверь? Это дракон?

Мальчишка сунулся к клетке, но наткнулся на выставленную ладонь принцессы.

— Осторожней, малый, — проворчала девушка. — Он смертельно опасен.

— Это василиск, — буркнул Гезнур. — Он превращает взглядом живых людей в камни.

«…А его хозяйка превращает жизнь людей в дерьмо», — но этого младший из гевских королей не стал произносить вслух. Зачем твердить очевидное? Достаточно взглянуть на эту Глоаду… Достаточно взглянуть.

Наконец все расселись по местам, разочарованного Редлихта водрузили на подушки, и Гюголан тяжело поднялся с кубком в руке.

— Приветствую всех, — заговорил король, — мои друзья, мои союзники, гости, добрые люди… Особенно рад видеть за столом гостей с юга. В прошлом у нас выходили размолвки с принцами Болотного Края… а с вашим дедом, принцесса, я как-то даже сразился в поединке… Но что было, то прошло, да иначе и не могло выйти между добрыми соседями. А теперь мы выпьем вместе!

Старик перевел дух и облизал пересохшие губы. Потом закончил:

— Все, хватит разговоров! Пейте, ешьте, не слушайте стариковского брюзжания! Я все равно не угонюсь за молодыми… Пейте! Ну, чего ждете?

Но гости свято блюли этикет, пока старый король не поднес кубок к губам и не сделал первого глотка, все сидели неподвижно. Но едва Гюголан отхлебнул, над залом разнесся громоподобный стук ножей, оглушительное чавканье и плеск. Около сотни человек разом принялись есть и пить.

Старый король, подав знак к началу пира, тяжело опустился на стул и принялся за еду. Малыш Редлихт подергал его рукав:

— Батюшка, батюшка, а почему мы воевали с Болотным Краем?

— Потому что мы соседи, — исчерпывающе пояснил старик.

— А почему мы не победили?

— Из-за империи. Император не позволял нам одолеть болотников.

— А, понимаю! — Редлихт был весьма смышленым мальчишкой. — Теперь император нам не страшен, братец Гезнур прогнал его рыцарей с нашей земли, поэтому болотники боятся нас и прислали этих людей и василиска.

Голосок у ребенка был звонкий, его хорошо было слышно даже сквозь шум, производимый пирующими господами.

Пожилой дворянин, сидевший слева от принца, поперхнулся вином и торопливо зашикал на ребенка, мол, нельзя так говорить. Мальчик потребовал, чтобы ему налили вина, как взрослому — тогда он замолчит. Воспитатель воспротивился, однако Гюголан сам плеснул сынишке дорогого напитка. Нынче в Геве было достаточно заморских вин, что привозят энмарцы с островов Архипелага.

— Пусть привыкает, — пояснил старик наставнику Редлихта, — я сам попробовал впервые вина, когда был в столь же нежных годах. Искусство пить — важное умение для знатного сеньора. Пей, сынок, и не обижай наших добрых союзников.

Малыш сделал большой глоток и храбро заявил:

— А что? Разве не правда?

— Эх, дитя, — вздохнул старик, — как раз правда способна обидеть сильней, чем самая подлая ложь…

Гюголан придвинул мальчишке блюдо со сладостями, на этом дискуссия прекратилась. Гезнур улыбался, слушая младшего брата, и искоса наблюдал за гостьей. Глоада водрузила на колени клетку и придерживала сооружение одной рукой. Другой она отщипывала кусочки с блюда и попеременно отправляла в рот и просовывала между прутьев — ящерице. Казалось, принцесса погрузилась в собственные мысли и не обращает ни малейшего внимания на происходящее… А вокруг шумели пирующие дворяне. Мужчины орали, громко провозглашали здравицы и хохотали над незамысловатыми шутками, женщины визгливо смеялись и растягивали в улыбке вымазанные жиром губы, когда им говорили комплименты… Пиршество набирало обороты, скоро начнутся пьяные ссоры, потом торжественные примирения, тосты за дружбу до гроба вперемежку с вызовами на бой до смерти…

Слуги сновали с кувшинами и подносами туда и сюда… псы лаяли и хрипло рычали друг на друга, отстаивая объедки…

В дверном проеме возникла широченная темная фигура в массивном рогатом шлеме. По залу будто пронеслось дуновение холодного ветра, стихли разговоры, слуги шарахнулись прочь от входа, роняя объедки с блюд. Задрожало пламя свечей. Взвизгнула собака, которой уронили на лапу тяжелую кость… Под чьей-то неловкой рукой опрокинулся кувшин, вино алой струей хлынуло на стол, клетка с ящерицей соскользнула с колен Глоады, с треском распахнулась, ударившись об пол… Дрендарг кинулся под стол, выскочил с другой стороны, оказавшийся поблизости пес зарычал, ящерица с шипением кинулась на собаку, шейный гребень пресмыкающегося поднялся, увеличивая размеры зверька втрое. Пес с визгом кинулся наутек, Дрендарг, воинственно скрежеща чешуей, устремился в погоню. Глоада ахнула, слуги бросились врассыпную — они уже знали, что укус ящерицы смертелен. «Малыш», сам перепуганный непривычной обстановкой, с неожиданным проворством заметался по залу, распугивая собак и людей… и затрепыхался, оторванный от пола огромной рукой некроманта.

Маршал, широкий, грузный, двинулся через зал, и слуги шарахались при его приближении, а собаки — скулили и пятились, поджав хвост. Тяжелые доспехи громыхали и лязгали при каждом шаге чародея, рукоять двуручного меча покачивалась у правого рога глухого шлема. Пирующие замерли, словно погруженные в магический транс, а Глоада медленно поднималась, не сводя глаз мрачной фигуры, которая надвигалась на нее, скрежеща и звеня металлом…