Ябеда - Сэм Хайес

— Не представляю.

Господи, как мне плохо…

— На этот раз — по-настоящему. Или вместо тебя упадет она. Пятнадцать минут.

Эдам поворачивается ко мне. Глаза — как две щелки.

— О чем он?

— Мост! — выдыхаю я, хватая мышку. — Он хочет, чтобы я снова прыгнула!

— Или упадет Джози, — медленно повторяет Эдам.

Я щелкаю мышкой и печатаю:

— Уже еду

Эдам задним ходом выезжает со стоянки. Я не чувствую собственного тела, только сжимаю в руках оба телефона и жду, когда один из них зазвонит. Мы мчимся в сторону городской окраины Ли-Вудз.

— Шоссе А-369, — еле слышно произношу я. — Следи за указателями. Боже, это… не должно было случиться.

Эдам молчит, и я знаю, о чем он думает. А чего ты ждала?

В Эбботс-Ли ремонтируют дорогу. Эдам наугад сворачивает в переулок, и его интуиция выводит нас на главную дорогу как раз за пробкой.

«Господи, пожалуйста, пусть нам и дальше везет», — молю я про себя.

— Черт, уже десять минут прошло. — Эдам выжимает из машины все, на что она способна. — Далеко еще?

— Не очень. Налево! — кричу я, когда мы пролетаем поле для гольфа.

Мы чуть не проскочили поворот к мосту. Эдам ударяет по тормозам, и машину резко заносит. Сзади кто-то сигналит.

— Поехали, поехали!

Между деревьями мелькает мост. Я смотрю на часы Эдама — мы еще укладываемся в пятнадцать минут. Что ждет нас?

О смерти я не думаю.

— Я еду прямо на мост, Фрэнки. С парковкой слишком долго возиться. Если они там, мы их засечем.

Я киваю, озираюсь, считаю секунды. Мы приближаемся к гигантскому сооружению, дребезжат на стыковочных швах колеса.

— Где они? Ты их видишь? — Я подаюсь вперед, уже отстегивая ремень.

— Я не знаю, как они выглядят, — тревожно откликается Эдам.

Он медленно едет вдоль моста, мимо пешеходов в нахлобученных от пронизывающего ветра капюшонах.

— Там! — вскрикиваю я. — Вон они! — Две фигуры опасно балансируют на краю моста по ту сторону ограды, а третья стоит на дороге. — Господи, наверху Джози, а рядом ее отец…

Эдам останавливает машину посередине проезжей части, метрах в пятнадцати от них. Я распахиваю дверцу.

— Секунду, — бросает Эдам. — Вместе пойдем.

Мы перекрыли дорогу, и машины сзади отчаянно сигналят. Тот, третий, слышит и, круто обернувшись, в упор смотрит на нас.

— Это кто?

— Карл Бернетт, — шепотом отвечаю я, сжимая руку Эдама, и мы осторожно двигаемся вперед. — Он опасен.

Джози стоит на самом краю моста. Бледное лицо, обведенные темными кругами, ввалившиеся глаза. Руки связаны за спиной, во рту кляп из грязной тряпки. Единственное, что не дает ей камнем рухнуть вниз, — это рука отца на спине.

— Он захватил их обоих. Плохо дело, Фрэнки. — Эдам тянет у меня телефон. — Я вызываю подмогу.

Внезапно раздается сдавленный вопль изумления: Джози видит меня. У нее сереет лицо, подгибаются, соскальзывают ноги. Мик едва успевает схватить ее за шиворот.

— Все хорошо, Джози! Я здесь! Теперь все будет хорошо. — Я протягиваю к ней руки, мечтая оказаться рядом.

— Ба, воскресшая из мертвых собственной персоной, черт тебя подери! — рычит, приближаясь, Бернетт. Тускло блестит лезвие ножа, я отшатываюсь. — Думала, я не раскушу твою жалкую уловку?

Мик у него за спиной застыл, только глаза настороженно перебегают с Бернетта на меня.

— Я… я… — Но язык не слушается.

Эдам оценил ситуацию и готов действовать. Он не осознает, с чем столкнулся.

— Давайте девочку сюда! — кричит он Мику, воспользовавшись тем, что Бернетт отвлекся, и бросается к краю моста.

Бернетт подступает ближе, приставляет мне нож к горлу. Все происходит как в замедленном кино.

— Эдам, нет! Ты не понимаешь!

— Стой, мать твою, где стоишь, а не то ей крышка, — цедит сквозь зубы Мик, и лицо у него каменеет.

Он хватает Джози за волосы и с силой дергает, голова моей дочери откидывается назад, он вплотную придвигается к ней и что-то яростно шипит прямо в лицо.

Я вскрикиваю, но голоса нет.

Сама не знаю, как и откуда появляются силы.

— Не смей! Ты, ублюдок! — хриплю я.

Бернетт на мгновение отворачивается, и я кидаюсь к Мику.

— Назад, паскуда, — скрежещет он.

Где тот глубокий, насыщенный тембр, в который некогда я влюбилась без памяти? Нынешний голос Мика почти убивает, лишает последних сил. А силы нужны, чтобы понять и принять, кто он и что он. Словно чужими глазами я смотрю на него и вижу, как те самые руки, которые прежде защищали дочь, теперь готовы убить. Джози с обезумевшим взглядом лягается, кусается. Сквозь кляп рвется жалобный вопль. В отчаянии она со всей силы топает по отцовской ноге.

— Стой смирно, Джози. Перестань драться! — Если он разожмет пальцы, она сорвется.

Эдам за плечи поворачивает меня к себе:

— Что происходит, Фрэнки? Ты говорила… это ведь твой муж.

— Картины, — задыхаясь, выдавливаю я.

— До поры до времени ты, Нина, была отменным прикрытием. Где еще так надежно затаишься, как не под боком у охраняемого свидетеля? — скалит зубы Мик. — Да только появился он. — Мик зыркает глазом на Бернетта.

— Два по цене одного, — подает голос Бернетт, а у самого смятение на лице — не может решить, к кому подступиться с ножом. — Когда знакомый фараон дал мне наводку на ее адресок, я и не рассчитывал на такой подарок — отыскать заодно и тебя. Ее муж! Кто бы мог подумать. Кисть в руке, готов принимать заказы. Не ждал небось, что я разрушу твое любовное гнездышко?

Я перестаю слышать. И чувствовать. Действую как во сне. Машинально. Хладнокровно.

…Сейчас проснусь и окажется, что я бегу к человеку, которого любила, в котором двадцать лет души не чаяла, от которого родила дочь. И я обхвачу его за шею, прижмусь губами к его губам, вдохну запах его кожи…

Я отскакиваю от Бернетта, еще не зная, что сделаю. Нож вспарывает кожу на руке, но боли нет. И вдруг все переворачивается, я со всего маху лечу головой на бетон. Кулак Бернетта сбил меня с ног.

— Давай ее сюда, ко мне! — надсаживается Мик.

Среди зевак поднимается крик… взвизгивает женщина… мужской голос требует немедленно прекратить.

— Эдам! — Я поднимаюсь, и голова взрывается болью. — Он убьет Джози!

— Пошевеливайся! — рявкает Мик.

— Не делай этого, Мик. Она и твоя дочь!

Он сверлит меня взглядом:

— Покажи, что ты ее любишь. Давай, иди, займи ее место.

— Хорошо… — Я подхожу к ограде. — Ты ведь тоже ее любишь? — Все минувшие годы проносятся между нами. Он даже не вздрагивает. — Ты ведь на самом деле не хочешь этого, Мик. — Я спокойна, глаза абсолютно сухие. — Прошу тебя, не делай этого, отпусти свою дочь.

Я жду искры жалости, проблеска раскаяния. Но их нет. Напротив — теперь он еще холоднее, еще злее. Джози на расстоянии его ладони от смерти. Она дрожит, всхлипывает, глазами умоляет меня спасти ее.

Эдам, воспользовавшись моментом, делает рывок. Сцепившись, они с Бернеттом катаются в пыли у меня за спиной. Это подталкивает Мика.

— У тебя последний шанс — или она сдохнет! — Побагровевший, мокрый от пота, он страшен.

— Я иду!

Не помня себя от страха за дочь, я взбираюсь на ограду и перелезаю за решетку. Однажды я это уже проделала, сделаю и теперь. Только на этот раз по ту сторону не будет жизни, — во всяком случае, не для меня. Никому не пережить падения при отливе. Все закончится очень быстро.

— Только, пожалуйста, отпусти ее. — Слова рвутся из меня вместе с остатками воздуха. Я цепляюсь за прутья. Ноги дрожат.

И вдруг сирены. Поначалу — далекий приглушенный звук, но он приближается и скоро делается пронзительно-нарастающим.

— Сука, полицию вызвала! — Мик, перехватив руку, которой держит Джози, пихает ее. Одна нога Джози срывается. Мик инстинктивно хватает ее за куртку. Руки Джози связаны, самой ей нечем держаться.

— Нет, нет! Это не я! — кричу я в ответ. Нельзя выводить его из себя. Если Эдам не удержит Бернетта, нас с Джози в считанные секунды столкнут с моста. — Это кто-то из них! — мотая головой в сторону собравшейся толпы. Почему никто не поможет нам? — Слушай, Мик, все еще можно исправить, только отпусти Джози. Мы с тобой все обсудим. Тебя не посадят, я буду тебя защищать, мы ведь одна семья, правда?

Какая мука — произносить эти слова.

На секунду его глаза оживают, вспыхивают искоркой тепла. Мне кажется, он хочет что-то сказать… Но сквозь прутья ограды к нему продирается напуганный сиренами Бернетт. Эдам, пошатываясь, поднимается с земли, утирает кровь под носом.

— Я в тюрягу больше не сяду! Нет! Черта лысого! — истошно вопит Бернетт. — Тебе сошло с рук, когда ты выпустил кишки той соплячке в церкви. Теперь твоя очередь мотать срок!