Бумажный тигр (I. - 'Материя') - Константин Сергеевич Соловьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Блондло внезапно стиснул кулаки. Маленькие, сухие, острые, они были не больше сосновых шишек и не выглядели сильными, но сейчас, кажется, могли бы раздавить даже гранитные камни.
- Кажется, успех вам не сопутствовал? – осторожно уточнил Лэйд, - Демонстрация не задалась?
Блондло зло дернул головой.
- Из-за него! Из-за этого выродка Роберта Вуда! Никчемный бездарь и пасквилянт из Нового Света, он не был способен изобрести даже ночного колпака, но находил удовольствие в том, чтобы чинить каверзы настоящим ученым, насмехаясь над ними и унижая своими беспочвенными подозрениями. Я слышал, что он проявил интерес к моим N-лучам, но не думал, что он опустится до такого… такого… скотства! За несколько минут до начала демонстрации он попросил у меня разрешения осмотреть демонстрационный спектроскоп. Аппарат был несовершенным, простым, но он позволял убедиться в существовании лучей. Не подозревая ничего дурного, я согласился. Он покрутил еще несколько минут в руках и вернул, как будто невредимым, но… Едва только демонстрация началась, я с ужасом понял, что все идет не по плану. Сбывался самый страшный мой кошмар, сбывался наяву, - Блондо обессиленно уронил руки на колени, обтянутые шелковым халатом, - Сколько бы я ни фокусировал линзы, N-лучи не просветить заготовленные образцы. Что там сталь и свинец, оно с трудом пробивалось сквозь бумажный лист! Кисейный платок стал для него непреодолимой преградой! Я судорожно пытался настроить фокусировку, но тщетно. В зале начали недоуменно шушукаться. Господин Анри Мари Булей, мой поручитель и патрон, сидел красный в своей ложе как рак. Мне и самому сделалось не по себе. Покрывшись ледяным потом, я предложил перейти к демонстрации с живыми объектами, уверенный, что смогу взять реванш. Увы мне! Лучи, способные умертвить одним импульсом даже африканского слона, оказались неспособны справиться с обычной лабораторной лягушкой. Несчастная гадина лишь недоуменно квакала всякий раз, когда я к ней подступался, всякий раз вызывая в зале отчетливый смех. И громче всех смеялся мой мучитель, Роберт Вуд. Тогда я еще не знал, что это он услужил мне. Незаметно для всех нас он изъял из спектрографа одну из важнейших его деталей – алюминиевую призму особой формы. Без нее мои N-лучи обладали не большей силой, чем те, которые мальчишка, забавляясь, пускает зеркальцем. Я был раздавлен, я был совершенно уничтожен, а Роберт Вуд хохотал, не скрываясь. О, попался бы он мне сейчас!..
Блондло задрожал от ярости.
- Сперва я хотел спалить его дотла, опалив кожу, высушив внутренности, превратив кости в пыль, в золу, в тлен… Потом я думал выкачать из него весь воздух или заставить клетки его тела мучительно погибать. Но нет, все это будет слишком легко. Я сделаю иначе. Направленным излучением я создам полдюжины агрессивных сарком в его потрохах, злых как гиены и необычайно быстро прогрессирующих. Он издохнет у меня на глазах, захлебываясь кровью, в конвульсиях, когда они примутся терзать его изнутри, разрывая на части!
- Значит, вам так и не удалось пожать причитающиеся лавры? – осведомился Ледбитер, пряча в бороде усмешку.
Блондло зло дернул подбородком.
- Лавры? Тот день стал днем моего позора. Вчерашние коллеги, еще недавно гордые пожать мне руку, теперь зубоскалили у меня за спиной, величая не иначе как профессором N-ullite[25] и доктором N-ougat[26]. Научные журналы, заготовившие передовицы для моего триумфа, теперь не скрываясь именовали меня зарвавшимся фальсификатором, а мои лучи – премилой забавой, которая высосала из правительственных ассигнований изрядную сумму. Академия наук без лишнего шума отобрала у меня премию Леконта, а ее президент, Анри Мари Бюлей, с того дня проходил мимо меня, точно мимо пустого места, не удостаивая даже взглядом.
- Незавидная участь, - пробормотал Лэйд, - Таких деталей я не знал. Знал только то, что после неудавшейся демонстрации вы поспешно собрали чемоданы и убыли, разгромив собственную лабораторию и оставив несколько записок крайне невежливого содержания в адрес своих бывших коллег и благодетелей.
Кажется, Блондло немного смутился.
- Я не помню, как покинул Францию, - признался он, - У меня был жестокий приступ мозговой горячки. Я рвался прочь, мечтая лишь об одном – оказаться подальше от оглушающей, стрекочущей всеми своими поршнями, цивилизации, чтоб в тишине и спокойствии вновь взяться за дело. Я даже не помню, как брал билет в порту, кажется, я просто ткнул рукой в первый попавшийся. Я отбыл из Дюнкерка не имея ни плана действий, ни направления, одни только рабочие записи и пыл, не угасший в моем сердце!
Лэйд понимающе кивнул.
- Дайте угадаю, что последовало за этим. Едва только вы прибыли в Новый Бангор, ваша работа стала необычайно спориться. Научные эксперименты демонстрировали самые превосходные результаты, мало того, ваши злосчастные лучи оказались в тысячу раз эффективнее, чем вы думали.
Блондло неуверенно шевельнул головой.
- Но откуда вы…
Да, подумал Лэйд, это в духе Левиафана.
Обнаружив в человеческой душе свежую рану, он обыкновенно внимательнейшим образом ее изучает. Не из милосердия – чудовищам вроде него незнакомо это чувство – из одного лишь неутомимого любопытства. Иногда он исполняет желания таких чудаков, чьи раны неизлечимы.
И происходит чудо.
Изобретения, которые не могут работать, не должны работать, не в силах работать, чтобы не нарушить фундаментальные законы вселенной, вдруг принимаются непринужденно функционировать, вращая шестерни или генерируя странные излучения. Черт, подумал Лэйд, я видел здесь уже по меньшей мере три вечных двигателя, и все три были удручающе работоспособны… Один из них, купленный на рынке за шиллинг и три пенса, уже полгода стоит у Скара Торвальдсона в кабинете, перемешивая веерообразными лопастями спекшийся от жары воздух на манер вентилятора, но Скар не видит в этом ничего странного, для него это вполне в порядке вещей. Старый добрый Скар… Непревзойденный спорщик, надежный партнер по Хейвудскому Тресту и превосходный собутыльник, он имел лишь один недостаток – не существовал в объективной реальности.
Об этом нельзя забывать. Он не человек в полном смысле этого слова, он - один из восковых болванчиков, которых Левиафан лепит от скуки, населяя ими свои владения. Беда только в том, что этот болванчик выглядел на порядок разумнее, умнее и человечнее, чем любой из этих семерых, сидящих за столом, подумал Лэйд, ощущая подступающую к горлу тоску с горьковатым миндальным привкусом.
- Если ваше изобретение завершено, отчего бы вам не вернуться на вашу неблагодарную родину? – осведомился он вслух, - Не пожать небывалый триумф,
