MMIX - Год Быка - Роман Романов

Никто из нас и не сомневался, что между двумя русскими гениями – Гоголем и Булгаковым, как и между двумя закатными книгами есть живая и прочная связь. Однако без понимания глубокого смысла булгаковского Романа нельзя понять и всей глубины этой взаимосвязи. А между тем связь Романа с Поэмой пролегла не только через сюжет, но и через творческую судьбу Автора. Мы уже вспоминали апрель 1930 года по поводу нелепой смерти Куролесова. Сразу после похорон Маяковского состоялся звонок Сталина Булгакову, который получает работу режиссёра-ассистента в МХАТе. Первым же поручением Станиславского стала инсценировка «Мёртвых душ». Нет сомнений, что Булгаков при работе над пьесой перечитал не только Поэму, но едва ли не все произведения Гоголя, цитаты из которых составили партию ещё одного героя – от первого лица. И уж совершенно точно, была очень внимательно перечитана 18 глава из «Переписки с друзьями», посвященная «Мёртвым душам».

Напомню, что к этому времени уже была написана первая редакция Романа, включая ершалаимскую часть. Поэтому письма Гоголя по поводу Поэмы легли на подготовленную почву. Самокритичные мысли автора «Мёртвых душ» не могли не войти в резонанс с мыслями и чувствами Булгакова, не повлиять на дальнейшую работу над Романом. В общем, я бы посоветовал тем, кто желает понять смысл булгаковского Романа, перечитать письма Гоголя о «Мёртвых душах». Но и сам не могу удержаться от обширных цитат. Начнём с того, что «сон Маргариты» ведёт нас не только к лирическому отступлению в 11 главе Поэмы, но и к «Переписке», где Гоголь даёт истолкование:

«Слова эти были приняты за гордость и доселе неслыханное хвастовство, между тем как они ни то, ни другое. Это просто нескладное выраженье истинного чувства. Мне и доныне кажется то же. Я до сих пор не могу выносить тех заунывных, раздирающих звуков нашей песни, которая стремится по всем беспредельным русским пространствам. Звуки эти вьются около моего сердца, и я даже дивлюсь, почему каждый не ощущает в себе того же. Кому при взгляде на эти пустынные, доселе не заселенные и бесприютные пространства не чувствуется тоска, кому в заунывных звуках нашей песни не слышатся болезненные упреки ему самому – именно ему самому, – тот или уже весь исполнил свой долг как следует, или же он нерусский в душе».[56]

Наиболее интересным является признание Гоголя о мотивах сугубо сатирического изображения русской жизни и о методе, как он её описывал, находясь в далёком Риме. Гоголь честно признаётся, что источником сатирических образов Поэмы были его собственные недостатки, которые он видел и в окружающих: «Вот как это делалось: взявши дурное свойство мое, я преследовал его в другом званье и на другом поприще, старался себе изобразить его в виде смертельного врага, нанесшего мне самое чувствительное оскорбление, преследовал его злобой, насмешкой и всем чем ни попало. Если бы кто увидал те чудовища, которые выходили из-под пера моего вначале для меня самого, он бы, точно, содрогнулся. Довольно сказать тебе только то, что когда я начал читать Пушкину первые главы из «Мертвых душ», в том виде, как они были прежде, то Пушкин, который всегда смеялся при моем чтении (он же был охотник до смеха), начал понемногу становиться все сумрачней, сумрачней, а наконец сделался совершенно мрачен. Когда же чтенье кончилось, он произнес голосом тоски: «Боже, как грустна наша Россия!» Меня это изумило. Пушкин, который так знал Россию, не заметил, что все это карикатура и моя собственная выдумка!».[57]

Вот так и выходит, что обобщённые образы, увиденные художником в своей душе, живут собственной жизнью. И эти вроде бы вымышленные сатирические персонажи, которых не было и нет в реальной жизни в таком химически чистом виде, обладают всеми признаками достоверности, воздействуя на души современников. Или вот ещё: «Теперь же прямо скажу все: герои мои потому близки душе, что они из души; все мои последние сочинения – история моей собственной души».[58] Однако для нас с вами в такой постановке вопроса нет ничего удивительного. Мы уже разбирали персонажей главы 7, где описана предыстория «нехорошей квартиры». И как выяснилось, за образами вдовы Фужере, Беломута и Берлиоза с Лиходеевым также скрывается «история души» самого Автора.

Ещё интереснее для нас цели и мотивы автора Поэмы: «Вследствие уже давно принятого плана «Мертвых душ» для первой части поэмы требовались именно люди ничтожные. Эти ничтожные люди, однако ж, ничуть не портреты с ничтожных людей; напротив, в них собраны черты от тех, которые считают себя лучшими других, разумеется только в разжалованном виде из генералов в солдаты. Тут, кроме моих собственных, есть даже черты многих моих приятелей, есть и твои… Мне потребно было отобрать от всех прекрасных людей, которых я знал, все пошлое и гадкое, которое они захватили нечаянно, и возвратить законным их владельцам. Не спрашивай, зачем первая часть должна быть вся пошлость и зачем в ней все лица до единого должны быть пошлы: на это дадут тебе ответ другие темы, – вот и все! Первая часть, несмотря на все свои несовершенства, главное дело сделала: она поселила во всех отвращенье от моих героев и от их ничтожности; она разнесла некоторую мне нужную тоску от самих себя».[59]

Отметим, что Гоголь в письме использует выражение «первая часть», как и Булгаков. Но это мелочь, особенно по сравнению с признанием Гоголя в попытке самого настоящего магического воздействия на аудиторию. Благодаря Голливуду мы в курсе ритуалов «вуду». Да и в средневековой Европе, помнится, был такой метод извести недруга, исколов иглой его изображение. Но это всё не настоящая магия. То есть могла быть настоящей, если магическое действие было общим достоянием и все, включая жертву, свято верили в его силу. Тогда последствия действительно наступали.

А вот великое художественное произведение точно обладает магической силой. Ну, например, если великий писатель Лев Толстой создаёт в романе образ идеального дворянина Болконского, а потом в конце убивает его, то это происходит в душе всех его читателей. И вот они уже ощущают себя не потомками дворян, а просто интеллигентами, или не стремятся более к получению дворянства, а к иным поприщам. Гоголь эту волшебную силу искусства чувствовал и даже испытывал на Пушкине. Наверное, если самокритическая работа над Поэмой послужила очищению от пошлости души писателя, то она и в самом деле воздействовала на всех современников. Поэма внесла вклад в преодоление николаевского застоя и расчистила путь александровским реформам.

Но вот проблема: Николай Васильевич, пожалуй, даже недооценил силу своей магии, когда сочинял своего Чичикова. С виду-то Павел Иванович действительно такой же пошляк и серость, как и его партнёры по пьесе. Но мы с вами только что обсуждали чёрную фигуру Ричарда III, злодея среди злодеев, но злодея не просто так, а с особым поручением от провидения. Вот и Чичиков оказывается не просто пошляк, а Пошляк с большой буквы, способный сравняться чуть ли не с Наполеоном. И мёртвые души – это не просто мертвецы. Земля немедленно наполняется слухами, что за аферой с мёртвыми душами кроется нечто большее, подготовка к какому-то более страшному похищению. Уж не знаю, не знаю, понимал ли сам Николай Васильевич всю глубину своих сатирических аллегорий, или просто честно следовал творческому духу художника. Но и в самом деле – ездит такой субъект, на букву Ч, и скупает не абы что, а именно мёртвые души. И не просто скупает, а для того, чтобы очистить общество от этих мёртвых душ, вывести их куда-то в безводную степь.

Возможно даже, что Гоголь, создавая для своих магических целей столь важную персону как Чичиков, хотел затем по-свойски разобраться с ним во второй части Поэмы. Однако все мы отлично понимаем, что ни Гоголю, ни даже всем русским писателям такая магия не удалась бы в середине XIX века. Вечерняя заря капитализма только-только разгоралась над просторами России. Но Гоголь сумел уловить этот образ «гаммельнского крысолова», который действительно способен скупить все мёртвые души, собрать под своим началом всю буржуазную пошлость, весь гламур. Более того, во главе этого крысиного войска наш Чичиков действительно смог достичь наполеоновских высот глобализации, хотя и не так скоро как сказывалась сказка.

Булгаков, судя по всему, согласен с Гоголем насчёт магической силы искусства. Но разрешает этот вопрос несколько иначе. Одного лишь создания образа, олицетворяющего порок, не достаточно. Нужно достичь определённой стадии развития Идеи, когда сообщество готово участвовать в очищающей мистерии. Мы с вами подробно разобрали пример с Иудой, воплотившим не просто предательство, а предательство высшего духовного начала ради земного кумира. Иисус поручает лучшему ученику эту трудную роль, сам режиссирует и участвует в пьесе-мистерии, чтобы убить этот порок в себе самом и в душах всех учеников. Но если в древнем Ершалаиме была необходима такая жестокая постановка Мистерии, то и в современном мире недостаточно написать Поэму или Роман. Нужно, чтобы этот сюжет обновления и очищения был разыгран наяву.