Я был адъютантом Гитлера - Николаус Белов

Я ценил Ханке, мы подружились и часто беседовали между собой. Мне были известны его умные и глубоко серьезные взгляды на многие вопросы политики и жизни. В последнее время его имя часто связывалось с любовными похождениями Геббельса с чешской кинодивой Лидой Бааровой. Во время Байройтского фестиваля Гитлер, мягко применив силу, снова воссоединил супружескую пару Геббельсов. Но этому предшествовали бурные недели. Поначалу Магда Геббельс обратилась за советом и помощью к Ханке в надежде на то, что он подействует на ее мужа и уговорит того прекратить свои любовные эскапады. И она, и Ханке знали, что этого желает и Гитлер. Тщетно пытался Ханке урезонить Геббельса, и это привело лишь к отчуждению между Ханке и Магдой. Тогда она решилась на развод с Геббельсом. Узнав об этом, фюрер вмешался, и Магда приняла его «судебный приговор». Мы же, однако, были убеждены в том, что на самом деле большой любовью Магды был не кто иной, как сам Адольф Гитлер, и, пусть даже эпизодически, она пользовалась его взаимностью. Брак с Геббельсом явился для нее выходом, дав возможность жить в близком общении с Гитлером. Иначе объяснить замужество этой необычайно привлекательной женщины с хромоножкой Геббельсом мы никак не могли.

Германо-русское соглашение

Тем временем на Оберзальцберге продолжалась обычная жизнь. Внешне не было заметно, чтобы политики и военные занимались какими-то исключительными делами. Шмундт и Хевель информировали меня после моего приезда о последних событиях.

Как и ожидалось, 12 августа Гитлер дал приказ о сосредоточении и развертывании вермахта против Польши и назначил «день X» (день нападения) на субботу, 26 августа. 14-го в «Бергхофе» побывали Браухич и Гальдер, имевшие продолжительный разговор с фюрером. Шмундт полагал, что он вызвал их, дабы еще разочек «всадить им здоровенный шприц в одно место». По мнению Гитлера, Польша совершенно изолирована и через недели две после нападения рухнет. За этот срок Англия и Франция никакой ощутимой помощи ей оказать не смогут. А если Англия все-таки вмешается, тем самым она поставит на карту существование своей мировой империи.

В этом случае Гитлер хотел напасть на Польшу, несмотря ни на что. Россия будет держаться нейтрально. Ее интересуют только Прибалтийские государства и Бессарабия. Хевель подтвердил, что Риббентроп форсирует кажущиеся благоприятными переговоры с русскими о торговом соглашении. Недоверие вызывает лишь поведение итальянцев. Довольно продолжительный визит итальянского министра иностранных дел графа Чиано{163} в конце прошлой недели имел целью удержать Гитлера от войны против Польши из-за опасения вмешательства Англии. У Хевеля сложилось впечатление, что фюреру не удалось убедить Чиано в необоснованности его опасения насчет большой войны.

Тем не менее Гитлер продолжал доверять Муссолини. По мнению Хевеля, итальянцы весьма точно знали не только германские намерения против Польши, но и английскую точку зрения. Фюрер очень откровенно высказал Чиано свои идеи и планы насчет Польши, но, как и обычно в своих беседах с итальянцами, многое изобразил утрированно, а это отчасти не соответствовало его мыслям. На сей раз ему гораздо важнее, чем когда-либо, были цель и воздействие его слов. Ему необходимо привлечь итальянцев на сторону своих планов против Польши и, будучи уверенным в том, что все, сказанное им, через Рим дойдет и до Лондона, он считает возможным таким образом внушить англичанам представление о своей военной мощи и решимости.

Пресса почти ежедневно сообщала об учащающихся эксцессах поляков против немецкого меньшинства в бывших германских областях Восточной Пруссии и Верхней Силезии. Поступавшие в «Бергхоф» донесения нашего посольства в Варшаве и германских консульств в Польше выглядели не только пропагандистскими, но и носящими серьезный характер, становясь день ото дня все тревожнее. Гитлер также и в кругу своих приватных гостей много говорил о «невыносимых» условиях для немцев в Польше и о большом числе беженцев. Поток немцев, бегущих из Польши, но данным наших органов, уже превысил 70 тыс. человек. «Заграничная организация НСДАП», которая в Австрии и Судетской области действовала в качестве «agent provocateur», в Польше была запрещена. Поведение польских властей и населения было подобно террору против немцев, совершенно независимо от их политических взглядов и вероисповедания. Все это не могло не оказывать воздействия на Гитлера. Как и в июне, из последовательно антинемецкой позиции польских официальных органов он сделал вывод о готовности поляков вступить в борьбу. Мол, объяснить это можно только польским шовинизмом. Ведь Польша – изолирована. Теперь дело только за нашими быстрыми успехами в первые же дни наступления.

Все это служило причиной многих тактических соображений, которые во всех подробностях занимали Гитлера в те дни. Особенное значение он придавал овладению неразрушенными мостами через Вислу, прежде всего в районе Грауденца{164}, а также внезапности действий в верхнесилезской промышленной области, чтобы не допустить возможных разрушений поляками. Он утвердил использование формирований СС и ударных групп, действующих в польской военной форме.

Эти первые впечатления в «Бергхофе» позволили мне ясно понять: Гитлер больше уступать не желает. Но тут произошло еще одно чудо, начало которому было, как казалось, положено 19 августа. Германо-русское торговое соглашение было уже подписано. Однако переговоры снова и снова затягивались, ибо фюрер не хотел пойти навстречу советскому желанию насчет политических договоренностей. Только после визита Чиано и осознания в его результате того обстоятельства, что в нападении Гитлера на Польшу Англия усмотрит для себя casus belli{165}, Риббентропу удалось переубедить фюрера. Гитлер позволил Риббентропу убедить себя в том, что заключение с русскими пакта о ненападении – последний шанс в случае германо-польского конфликта не допустить вмешательства в это столкновение Англии. Вот тогда-то фюрер и предложил Сталину как можно скорее принять Риббентропа. Согласие Сталина принять Риббентропа 23 августа было получено в «Бергхофе» 21-го вечером. Гитлер знал, что уже довольно продолжительное время англо-французская военная миссия ведет в Москве переговоры с высшим командованием Красной Армии. В этот вечер он долго совещался со своим министром иностранных дел и дал ему последние указания для бесед со Сталиным. Риббентроп видел себя уже у цели своих многомесячных усилий стоящим у истоков новой мирной эры в Европе.

Считая разрядку политической напряженности достигнутой, Гитлер 22 августа в 12 часов дня выступил перед собравшимися в большом холле его резиденции генералами и адмиралами{166} (о чем ему доложил Геринг), чтобы проинформировать их о ходе событий на данный момент. По указанию фюрера на совещание были вызваны главнокомандующие трех составных частей вермахта со своими начальниками генеральных штабов и важнейших управлений, а также предусматривавшиеся на случай мобилизации командующие групп армий и армий (тоже с их начальниками штабов), соответствующие командующие люфтваффе и военно-морского флота. Явились они в штатском и прибыли по. разработанным нами точным планам различными путями и в разное время.