Дочь палача и театр смерти - Оливер Пётч

– Спасибо, ваше преподобие, – сказала она вежливо. – Мне пора. Как я уже сказала, у меня срочное дело.

Магдалена поспешила за кладбищенские ворота, вспрыгнула к Франциску на спину и шлепнула его по крупу.

– Прости, дорогой, но нам, видимо, придется еще немного проехаться, – шепнула она ослу на ухо. – После ты получишь самый большой кусок соли во всем Пфаффенвинкеле, обещаю.

Вопреки ожиданиям, Франциск сразу тронулся с места, словно бы понял слова Магдалены.

Она поехала по темным, безлюдным улицам Обераммергау. Голос священника за спиной постепенно затих. Дочь палача прищурилась, чтобы лучше видеть сквозь вьюгу. Кофель высился по другую сторону Аммера. Если безумный священник прав, то почти все местные жители собрались там. Возможно, среди них окажутся и отец с Симоном. Уж они-то должны объяснить ей, что здесь происходит и где искать Лехнера! Значит, ей следовало вновь перейти мост и по лугам подняться к той необычной горе… Рано или поздно она надеялась снова встретить людей. В этой долине и в самом деле было жутко.

Магдалена повернула направо и направила Франциска по главной улице, прочь из вымершей деревни. Но осел вдруг замер как вкопанный. Впереди, почти на окраине, показались три всадника в черных одеяниях. Зловещий образ их завершали черные как ночь кони. Возглавлял троицу четвертый всадник на сером в яблоках жеребце. Лицо его было скрыто под капюшоном.

«Всадники Апокалипсиса! – пронеслось в голове у Магдалены. – Может, я сплю?»

Мучительно медленно всадники приближались к женщине. У Франциска задрожали бока – вероятно, от холода. Но возможно, осел, как и Магдалена, чувствовал, как что-то невыразимо зловещее завладевает долиной.

В двадцати милях от Обераммергау Барбара сидела в своем укрытии и прислушивалась, как ветер стучит в ставни.

Она со вчерашнего дня пряталась в этом каменном погребе под домом Штехлин. Было до того холодно, что Барбара мерзла даже под тремя шерстяными одеялами. Вдоль стен крошечного подвала стояли бочки с солеными огурцами и квашеной капустой, морщинистые яблоки с прошлого урожая и всевозможный хлам. Под низким потолком висели колбасы и окорока. От запаха копченостей, поначалу такого соблазнительного, Барбару уже тошнило. Она и представить теперь не могла, что впредь станет есть колбасу с капустой, в общем-то, одно из любимых ее блюд.

Девушка уже не раз просила Штехлин выпустить ее, однако знахарка всякий раз отмахивалась. Стражники уже дважды побывали в доме, поскольку знали, что Марта была в хороших отношениях со сбежавшей дочкой палача. Но Барбару так и не нашли, потому что люк в погреб был скрыт под рваной и пропахшей овечьей шкурой. Тем не менее Штехлин не хотела рисковать.

Тихо завывал ветер, что-то скрипнуло, загремело – должно быть, с крыши сорвало черепицу. Похоже, снаружи бушевал ураган. Барбара подумала о старшей сестре, которая была сейчас где-то в долине Аммера, где майские бури зачастую сменялись метелями. Быть может, поэтому Магдалена с Лехнером до сих пор не вернулись?

Барбара плотнее закуталась в одеяла, которыми снабдила ее Штехлин, и погрузилась в раздумья. В сущности, она по-прежнему была заключенной. Черт возьми, неужели ей всю оставшуюся жизнь суждено провести в такой вот яме? Все зависело от того, сумеет ли Якоб Шреефогль уличить бургомистра Бюхнера в каком-то преступлении. Только тогда патриции, возможно, поймут, что казнь ее служит лишь для того, чтобы избавиться от свидетеля. Но никаких доказательств у них пока не было. Пауль со вчерашнего дня караулил на кладбище в надежде, что Рансмайер с Бюхнером вновь там появятся. Но они словно что-то заподозрили и не показывались. Кроме того, Шреефогль тайком проверил мешки на стройке, но ничего подозрительного в них не обнаружил. Сегодня вечером состоится последнее собрание, на котором Бюхнер намеревался распустить Совет. А им по-прежнему не в чем было его обвинить!

Наверху с грохотом распахнулась входная дверь. Барбара вздрогнула. Неужели снова явились стражники? Может, кто-то рассказал им, где она прячется? По полу протопали шаги, после чего стала подниматься крышка погреба. Барбара затаила дыхание.

Они пришли за мной! В этот раз не отсидеться!

Но в проеме показалось только лицо Марты Штехлин.

– Есть новости! – прошипела старуха. – Рансмайер на кладбище, Пауль видел его только что! С каким-то типом в тирольской шляпе. Они что-то сгружают с повозки.

– Тиролец! – вырвалось у Барбары. – Значит, они снова встретились… Нужно срочно сообщить Шреефоглю!

– Боюсь, не выйдет. Совет уже собрался на последнее заседание.

– Уже? – Барбара побледнела. – Выходит, уже вечер?

Сидя в подвале, она совершенно потеряла счет времени. Если собрание уже началось, то они безнадежно опоздали!

– Послушай, Марта, – продолжила Барбара шепотом. – Ступай к ратуше и под каким-нибудь предлогом попытайся поговорить со Шреефоглем. Он непременно должен узнать, что там происходит!

– Поговорить со вторым бургомистром? Во время собрания? – Штехлин горестно рассмеялась: – Не забывай, я всего лишь простая знахарка. Там собрались господа в бархате и шелках. Никто не пропустит меня к мастеру Шреефоглю.

– Ты должна попытаться! А я тем временем отправлюсь на кладбище и выясню, что там происходит.

– Я пойду с тобой! – Рядом со знахаркой появился Пауль, видимо, он все это время стоял подле нее. – У меня с собой праща! – заявил он торжествующе. – Зададим же мы жару проклятому доктору!

– Никуда ты не пойдешь, – возразила Барбара. – Это слишком опасно, и ты останешься здесь.

Племянник надулся:

– Но ты ведь сама сказала, чтобы я держал пращу наготове.

– Я имела в виду, если ты или я будем в опасности, то…

– Но мы же в опасности! – Пауль топнул ногой от злости. – Я должен защищать тебя, пока отца с дедом нет. Теперь я здесь мужчина! Если не возьмешь меня, я буду кричать.

– Боже правый, – простонала Штехлин. – Только не это!

– Хорошо, хорошо, – успокоила Барбара племянника. – Пойдешь со мной. Но метать будешь, только когда я скажу тебе. Обещаешь?

Пауль хитро ухмыльнулся, достал из кармана кожаную пращу и взмахнул ею в воздухе.

– Обещаю. Но за это ты мне дашь засахаренную сливу, какие едят эти толстые господа в Зале советов.

– Когда все это останется позади, ты получишь столько слив, что они у тебя из ушей полезут, – ответила Барбара и, подтянувшись, выбралась из погреба. – А теперь пошли, пока Рансмайер не ушел от нас!

Стиснутый между двумя стражниками, Симон стоял на вершине холма и смотрел на жителей деревни, что столпились у подножия. У некоторых лица были искажены гримасой ненависти, хотя по большей части в глазах людей читалось лишь любопытство или равнодушие. Фронвизер помнил такие взгляды по казням в Шонгау. Все ждали, когда же зрелище наконец начнется, – и радовались, что не они сейчас на эшафоте.

Рядом с кинжалом в руке стоял Франц Вюрмзеер. Он зловеще приблизился к Симону. Стражники прижали цирюльника к размягченной, укрытой снегом земле.

– Ваш приговор однозначен! – крикнул Вюрмзеер и обвел взглядом молчаливую толпу. – Чужак должен умереть.

– Как вы можете допустить такое! – закричал Симон и при этом тщетно попытался вывернуться из хватки стражников. – Вы… вы же все меня знаете! Это же я, цирюльник из Шонгау! – Он повернул голову и с мольбой взглянул на старого Алоиза Майера, стоявшего в первом ряду с другими участниками мистерии. – Я же помогал вам! Кому из вас я отказал в помощи?

Майер хотел было ответить, но его опередил какой-то молодой неухоженный извозчик:

– Заткнись! Нам тут не нужны приблудные ищейки. Ты сам виноват, сам подписал себе приговор!

– Файстенмантель нанял его! – выкрикнула толстая Халльхубер, которой Симон еще позавчера приготовил мазь от подагры. – Он сам мне говорил. Может, они заодно и хотят продать деревню приезжим.

– Глупости! – заверил их Симон. – Я здесь потому…

– Истина! – судья Йоханнес Ригер прервал отчаянные выкрики Симона. Он пробился сквозь толпу и стал медленно подниматься на холм. – Вы так и не поняли, к чему все идет? Сначала они подослали к нам этого цирюльника. Затем явился секретарь со своим палачом. Кто будет следующим? Люди с Леха давно зарятся на нашу прекрасную долину. Стоит утратить бдительность, и они тут же приберут себе власть. В точности как он! – судья указал тростью на Файстенмантеля. Тот застонал, похоже понемногу приходя в сознание. Веревки туго стягивали ему руки и ноги, удерживая на кресте. В неестественном положении лицо его стало пунцовым, с лысого лба на снег продолжала капать кровь.

– Сначала он разорил вас, а теперь хочет продать шонгауцам то немногое, что у вас еще осталось! – продолжил судья. – У меня есть доказательства, что Файстенмантель собирался встретиться с Советом Шонгау. Уже готовы документы на подпись!