Весна Византии - Дороти Даннет

― Они там уже были, ― поведал слуга по возвращении. ― Они приехали из Вейре, но миновали Брюгге без остановок. Милорд Франк и милорд Генри Вейре, а также милорд Вольферт с супругой и сыном, а также милорд Флоренс, его жена и их дочь Кателина с мужем Саймоном.

Этот человек служил у них совсем недавно, поэтому Грегорио и послал его с этим поручением.

― И они покинули Брюгге все вместе? ― поинтересовался он.

― После того, как навестили милорда Грутхусе. Затем они все отправились в Артуа.

Поблагодарив слугу, Грегорио в задумчивости принялся разбирать бумаги на столе. Этого следовало ожидать… Луи де Грутхусе был женат на одной из ван Борселен, и ныне числился в фаворитах у герцога. Несомненно, он намеревался поселиться в Сент-Омере со всей пышностью, достойной его связей и происхождения. Саймон и Кателина, разумеется, решили сопровождать своих родичей. Едва ли стряпчий смог бы перехватить их по пути. Однако не мог он сейчас и покинуть город, где у него было слишком много дел, ― хотя помощники справлялись неплохо. Но зато теперь у Грегорио появился повод навестить Ансельма Адорне. С этого он и решил начать.

Иерусалимский особняк, примыкавший к церкви, выстроенной Адорне для своей семьи, располагался на берегу канала, поэтому стряпчий направился туда на лодке, заранее послав слугу, дабы уведомить о своем визите. Поприветствовать его на причал вышел управляющий дома. Со времени отъезда Марианы де Шаретти Грегорио пару раз уже встречался с мессером Ансельмом, у которого жила теперь Тильда, старшая дочь демуазель; стряпчий с удовлетворением отметил, что девочка выглядела вполне ухоженной и довольной жизнью. Тем не менее, в обращении с Ансельмом Адорне требовалась разумная осторожность. Ведь несмотря на то, что семейство его давно обосновалось и процветало в Брюгге, сам он родом происходил из Генуи, так же, как и Дориа, и даже состоял с ними в отдаленном родстве.

В прошлом году из дружеских побуждений Ансельм Адорне одобрил неожиданный брак Николаса и Марианы де Шаретти, который был заключен здесь же, в его церкви. Ему не пришлось впоследствии сожалеть об этом, однако поначалу ни Адорне, ни его супруга не приветствовали этот союз, принесший столько несчастья детям Марианы. Тильда, которой в ту пору исполнилось тринадцать лет, возненавидела Николаса… С тех пор, скорее всего, ее чувства мало изменились. Впрочем, на ее отношения с Адорне это никак не повлияло, хотя мессер Ансельм всегда отзывался о Николасе с дружелюбием и даже с восхищением.

Тильда в свою очередь никогда не заговаривала о своем отчиме первой. За прошлый год она сильно изменилась внешне, и стала похожа на покойного брата. Темные волосы оставались жидкими и тусклыми и ничем не напоминали роскошные кудри матери и сестры. Кончик носа, приплюснутый, как у Феликса, краснел, когда она волновалась… Но под этой непритязательной внешностью таился острый ум. Однажды Тильда устроила поверенному настоящий допрос о делах и займах компании, и вела себя при этом совершенно по-взрослому: Грегорио понял, что подвергается тщательной проверке. Помимо этого, она немало времени проводила в доме Генри ван Борселена, в особенности когда из Шотландии туда приезжал его внук. Разумеется, Тильду интересовал отнюдь не мальчик, а юный Лиддел, его наставник.

Это не слишком тревожило стряпчего, поскольку жена Адорне, спокойная рассудительная женщина, надежно присматривала за девочкой. Все еще вполне могло обернуться к лучшему. Шотландец Лиддел был благородного происхождения, а Тильда как раз достигла возраста, подходящего для замужества. Впрочем, с этим все равно следовало подождать до возвращения демуазель.

Всем знакомым было объявлено, что Мариана де Шаретти отправилась во Флоренцию, дабы там побыть со своей младшей дочерью Катериной. Никто не стал задавать вопросов. В марте она отбыла вместе со слугами и вооруженным эскортом, а нынче утром слуги вернулись в Брюгге с веселым, расслабленным видом людей, за которыми по дороге никто не присматривал, которые получили довольно денег и по пути насладились обществом доступных девиц, ― о чем, по счастью, никогда не узнают их жены. С таким же веселым видом они доложили Грегорио: госпожа добралась до Дижона в целости и сохранности и там, как обещано, они подыскали ей спутников для второй части путешествия. Из прежних слуг с демуазель осталась только горничная Тассе. Она сказала, что теперь поедет в Женеву, а потом, через перевалы ― в Италию. Никаких трудностей не будет. Демуазель ― прирожденная путешественница.

Воистину, так оно и было… Пересказывая все это Ансельму Адорне и его супруге в их роскошной гостиной, Грегорио постоянно чувствовал на себе сердитый взгляд Тильды. Конечно, ей не нравилось, что мать уехала так поспешно. Конечно, ей не нравилось, что мать именно Катерину, а не ее, Тильду, отправила в Антверпен и Флоренцию, а теперь и сама поехала к ней.

― А что она делала в Дижоне? ― поинтересовалась девочка.

Грегорио понял, что нужно быть очень осторожным.

― Она хотела навестить твоего дядюшку Тибо. Ты ведь знаешь, он живет там.

― Он сумасшедший, ― заявила Тильда ― Он такой старый, что уже ничего не помнит. Он даже мать не узнает, если она к нему приедет.

― Возможно, ― согласился стряпчий. ― Но там она сможет передохнуть, прежде чем продолжить путь. Кстати, она передала для тебя письмо.

Он порылся на поясе, стараясь ничего не перепутать. Второе письмо Марианы де Шаретти было адресовано ему самому. Там говорилось:

«Я не знаю, что делать. Старик исчез, никто не знает куда, и дом стоит пустой. Я сказала своим людям, что он уехал к друзьям моей покойной сестры, и тем временем смогла подыскать надежный эскорт для дальнейшего пути. Если Дориа спрятал старика где-то поблизости, мне нужно попытаться его отыскать. Если нет, то я поеду по следам посланцев Дориа. Буду писать с дороги, но на гонцов полагаться нельзя: если известий не будет, не тревожься понапрасну. Посылаю также письмо для Тильды. И еще одно ― для Николаса. Передашь его лично в руки».

Это письмо также лежало в поясном кошеле, потому что более безопасного места Грегорио не знал.

Лишь ему одному было известно, что на самом деле демуазель направилась в Дижон с единственной целью: расспросить Тибо де Флери, который якобы подписал разрешение на брак Катерины.

Если бы подпись оказалась недействительной, она могла бы затеять против Дориа процесс и вернуть свою дочь.

― Может, они уже во Флоренции, вместе с Николасом, ― заметила Тильда, незаметно вытирая слезы. Материнское письмо, не читая, она мяла в руках.

― Но ведь мы знаем, что они уже давно покинули Флоренцию, моя дорогая, ― ласково возразил Адорне, ― а твоя матушка еще туда не приехала. Покажи лучше мейстеру Грегорио, что прислал тебе Николас.

Только теперь стряпчий заметил, что помимо письма девочка сжимает в руках что-то еще. Это был предмет, похожий на мяч. Тильда сбросила его с колен, и игрушка откатилась на пол, запутавшись в каких-то веревочках.

― Детская забава, ― заявила она. ― У него короткая память для подмастерья… ― Смятое письмо также упало к ее ногам.

Адорне подобрал и то, и другое. Грегорио обратил внимание, что у него руки как у художника, зато вот у Коларда Мансиона пальцы скорее походили на бобовые стручки… И лицо Адорне с высокими скулами, тонким, подвижным ртом и светлыми вьющимися волосами, умное и суровое, вовсе не походило на лицо человека, который лично помогал собирать налоги для герцога Бургундского и, по слухам, мог запросто перепить всех торговцев в своей гильдии.

Супруга купца с улыбкой поднялась с места и удалилась из комнаты. Адорне тем временем, распутав нить, аккуратно принялся наматывать ее на игрушку. Двое детей помладше заметили, чем он занят и тут же подбежали ближе.

― Вам, разумеется, известно, что сюда недавно прибыли посланцы с Востока, ― промолвил купец. ― Николас общался с ними во Флоренции. Впрочем, конечно, вы знаете это и без меня: наверняка посланцу из Трапезунда не терпелось поближе познакомиться с компанией Шаретти. Как бы то ни было, Николас лично попросил персидского посланника передать Тильде эту вещицу. Он заявил, что Козимо де Медичи попытался освоиться с принципом ее действия, но так и не сумел.

― С каким принципом? ― удивился Грегорио. Никакие посланцы из Трапезунда к нему не обращались. Сам не зная почему, он подозревал, что виной тому запрет фра Людовико, возглавлявшего посольство.

― Принцип, о котором, судя по всему, ничего не известно ни мне, ни Козимо де Медичи, зато известно Николасу. Это все механика, дражайший мейстер Грегорио, изучение противодействующих сил. И в этих технических и арифметических таинствах, как ни странно, наша Тильда более чем преуспевает. Именно поэтому он прислал ей фармук.