Перстень альвов. Книга 1: Кубок в источнике - Елизавета Дворецкая

– Всю мою жизнь я бьюсь с врагами Квиттинга, – пробормотал Бергвид, с трудом поддерживая рассеянную мысль. Ему казалось, что песня эта говорила и о нем, предрекая Квиттингу его рождение, что он и есть та новая битва, ради которой работает Хродерик. – Мне нужно оружие. Я не позволю этому негодяю раздаривать за моря, отдавать слэттам наше древнее сокровище! Хродерик Кузнец готовит мечи для мести, и они будут мстить!

– Кузнечная гора совсем рядом с Каменным Кабаном, – добавила Эйра. – Это одна из трех гор, что ограждают Золотое озеро. Там хорошо слышно, как Хродерик Кузнец работает. Удары молота постоянно отдаются. Там все привыкли.

– Но как туда попасть? Ведь должен быть какой-то вход! Ты знаешь, как туда проникнуть?

Эйра растерянно покачала головой. Никогда раньше ей не было дела до Кузнечной горы.

– Думается мне, что если какой-то вход и есть, то он у Вигмара под надежной охраной! – со вздохом заметил Асольв.

– Твой сын знает! – сказал Ормкель, глядя на Асольва так, будто уличил в проступке. – Не может не знать, если он там как дома!

Асольв обреченно кивнул, будто признавал свою вину. Лейкнир не просто знал все на Золотом озере, но и сам много лет работал в древней кузнице Смидирберга, восстановленной Вигмаром лет двадцать назад.

– Вот и доставь его сюда! – вызывающе продолжал Ормкель. – А мы уж тут его хорошенько расспросим!

Асольв не ответил. Доставить Лейкнира домой он мог так же, как снять звезду с неба.

– Я все равно найду! – с угрюмой решимостью твердил Бергвид. – Я вырву это оружие у него из рук! Я вырву!

Но большого воодушевления не наблюдалось. При виде булатного меча у многих глаза загорались жадностью, но все же округа Раудберги могла собрать и выставить слишком маленькое войско, чтобы можно было сражаться с Вигмаром Лисицей, у которого дружина вооружена мечами Хродерика Кузнеца.

– Он, Вигмар, тоже ведь сложа руки не сидит, – шептали соседи. – Он ведь тоже собирает войско. Наверняка уже и в Нагорье послал, и в Поле Тинга послал… К Дагу хёвдингу… И к этому… ну, к слэтту, к своему будущему зятю. Слэтты такое войско выставят, что только держись!

Говорить так при конунге боялись, но какие-то обрывки до него все же доходили. Он был мрачен почти постоянно и оживлялся только по вечерам, изрядно выпив пива. При всей ненависти к Вигмару Лисице у Бергвида хватало благоразумия понять, что выходить на бой можно только с достаточно сильным войском. Раудберга его дать не могла.

Вот если бы… Если бы войско Бергвида было вооружено мечами из подгорных кладовых Хродерика Кузнеца! Чем больше Бергвид думал об этих чудесных мечах, тем сильнее ему хотелось ими завладеть и лишить своего противника такого мощного оружия.

Эйра беспокоилась и тосковала, видя его в таком настроении и не имея возможности ему помочь. Приближающееся полнолуние тоже сказывалось на ней сильнее обычного. Она волновалась без видимой причины, не могла спать ночью и не находила себе места днем. Ей все казалось, что она опаздывает куда-то или забыла, упустила что-то важное; что где-то поблизости ее ждет очень нужное, необходимое дело, а если она промедлит, то все погибло! Что это за дело, она не знала и сама, но Бергвид делался все более беспокойным, сердился, кричал, так что собственные ярлы не решались к нему подступиться, и все заботы Эйры сосредоточились на нем. Не ломая голову над заботами Бергвида, она считала бы, что не исполняет свой долг и предает свою любовь.

«Такие мечи делают только темные альвы…» Проклиная свою прежнюю невнимательность, Эйра изо всех сил старалась припомнить, не слышала ли от брата или Альдоны что-нибудь о путях в кладовые. Если бы Лейкнир все-таки приехал! Но в это не верила даже она, весьма склонная верить в то, чего ей хотелось.

Бергвид иногда уезжал или уходил из усадьбы один, никого с собой не брал и потом не говорил, куда ездил; Эйра каждый раз беспокоилась о нем, ждала за воротами, но тоже не смела расспрашивать, и каждый раз он возвращался еще более раздосадованный, чем уезжал.

– Спросил бы ты у Дагейды! – посоветовал ему однажды Грют Драчун. – Уж кому тут все троллиные норы знать, как не ей! Ты ей отдал такое сокровище – она за это всю жизнь обязана тебе служить!

– Я спрашивал! – огрызнулся Бергвид, и голос его был так страшен, что Эйра отпрянула от дверей спального покоя, в которые уже хотела постучаться. – Нечего меня учить! Я знаю, что мне делать, и без мудрецов вроде тебя! Дагейда не знает! Этими путями, если они только есть, владеют только темные альвы! А Дагейда не может ими распоряжаться! В Свартальвхейме у них своя власть, и им столько же дела до Дагейды, сколько мне до твоих дурацких советов!

Этот обрывок разговора потом не раз вспоминался Эйре. Ее переполняло горячее желание помочь, и через день или два она решилась поделиться с Бергвидом тем, что надумала.

– Ты говорил, конунг, что путями в подземелья Хродерика могут владеть темные альвы, – заговорила она вечером, когда поднесла ему пива и потом присела рядом с ним.

– Да, – мрачновато ответил Бергвид. – Вигмар столковался с ними… Он сам – тролль!

– Но ведь и другие могут с ними столковаться, – заметила Эйра. – Если бы тебе поискать вход на те пути, которыми ходят темные альвы…

Она не успела договорить: Бергвид вдруг резко наклонился к ней с высоты своего почетного сиденья и крепко сжал ее запястье.

– Откуда ты знаешь? – с негодованием воскликнул он. – Ты что, послала за мной подглядывать? Да? Не смей этого делать! Я сам знаю, что мне делать, и никаких советов не прошу! Я никому не позволю совать нос в мои дела! Так и запомни!

– Но конунг, я же хочу помочь тебе! – взмолилась Эйра, напуганная этой вспышкой. – И я вовсе не подсматривала за тобой и никого не посылала! Конечно, ты знаешь сам! Просто я подумала: ведь тут неподалеку Черные Ворота…

– Что это такое? – Бергвид немного ослабил хватку.

– Это вход в Свартальвхейм. В Великаньей долине стоит Пещерная гора – та самая, в которой жил великан Свальнир.

– Я знаю!

– В задней части пещеры и есть вход в Свартальвхейм. Можно пойти туда и попытаться вызвать темных альвов. И поговорить с ними.

– Вызвать темных альвов! Ты думаешь, это так легко сделать?

– Вовсе не легко. Но можно попытаться.

– Ты попытаешься? – Бергвид насмешливо дернул углом рта.

– Да. – Эйра кивнула. – Я знаю, как вызвать их. И они, может быть, откроют тебе эту тайну.

– Значит, ты думаешь, что сумеешь их вызвать? – с усмешкой повторил Бергвид, но видно было, что он задумался.

– Я помогу тебе, конунг! – горячо заговорила Эйра, чувствуя, что он готов согласиться. – Я помогу! Я сумею!

– Глупости! – вдруг прервал ее Бергвид. – Чушь собачья! Как ты сможешь это сделать! Это невозможно, и уж точно это дело не для тебя! Занимайся своей прялкой и не суйся в дела мужчин! Я сам разберусь со своими делами!

Эйра отвернулась, чтобы скрыть слезы. Она не понимала, что своими последними словами сама все испортила. Бергвид не выносил предложений о помощи, поскольку это давало ему чувство зависимости и унижало его в собственных глазах. Ее горячее желание помочь, которое Эйра преподносила как главное доказательство своей любви, только отталкивало от нее Бергвида, поскольку выставляло его перед ней слабым, нуждающимся в помощи. Вовсе того не желая, Эйра задевала его болезненное самолюбие и не догадывалась, что рушит хрупкое согласие между ними тем самым, чем хотела его укрепить. Она как будто ушиблась о горделивое упрямство своего жениха, и душа ее болела после этого удара. Слезы текли по щекам и капали с подбородка на руки, а она даже не смела поднять руки отереть их, чтобы не привлечь к ним внимания. Но все заметили и так: Асольв и фру Эйвильда горестно переглядывались, чувствуя, что предполагаемый брак не очень-то осчастливит их дочь.

На другой день Бергвид снова уехал, но Эйра впервые не огорчилась, а скорее испытала облегчение. Не желая никого видеть, она с самого рассвета ушла из дома и весь день бродила по окрестным долинам, перебирая в памяти каждое из сказанных слов. Обидные слова и резкий, лишенный и тени любви голос Бергвида болезненно жгли ее душу. Но вместо гнева она чувствовала жгучее желание его оправдать, и вскоре она уже не столько страдала, сколько жалела Бергвида. Ему приходится так тяжело! Он должен думать о стольких вещах! У него так много врагов и так мало друзей! Он так мало любви и доброты видел в жизни, что нечего удивляться, если его истерзанное сердце не умеет отвечать на любовь. Тяжкая память о рабстве язвит и мучает его, и несправедливо требовать жалости к другим от того, кто сам испытывает такую боль. Ему так горько самому, его так мучит бессилие и досада, что разве может он еще думать о ее, Эйры, огорчениях? Она сама виновата! Лезет не в свое дело! И Эйра поспешно отирала слезы. «Только ты один во всем мире не можешь меня обидеть…» – ведь она сама так сказала, а она не из тех, кто берет слова обратно!