ОЗЕРО ТУМАНОВ - Елена Хаецкая

Гвеноле сразу понял природу этого света: если обычный свет человек воспринимает зрением, то есть как нечто, что можно увидеть, то горний свет является как нечто, воспринимаемое сразу всеми чувствами, и обладает не только зримым обличьем, но также запахом и вкусом.

По сладости света Гвеноле узнал своего гостя и пал перед ним лицом в землю.

Ангел же сказал:

— Времени не осталось — ты должен покинуть город Ис, Гвеноле, потому что на рассвете он погибнет, и все его жители вместе с ним.

— Неужели они хуже всех прочих людей на земле? — спросил Гвеноле. Голос его звучал глухо, потому что он не поднимал лица.

— Они не хуже других населяющих землю, но все-таки судьба их решится нынче на рассвете — так было заповедано, и это свершится, — сказал Ангел. — Ты же уходи отсюда, Гвеноле. Мне было приказано увести тебя из этого города прежде, чем стена воды упадет на стены из камня и разрушит их до основания.

Тогда Гвеноле встал и отвел с лица волосы.

— Нет, — сказал он, — я останусь. Будь мне свидетелем, Ангел: я останусь и буду служить покаянную мессу, и я буду служить эту мессу до тех пор, пока Господь не простит всех моих грешников и не отпустит их из-под воды, куда они погрузились!

— Ты сделал выбор, — сказал Ангел и стал невидим.

И вот все грешники города Ис, уже как следует согрешившие и еще не успевшие хорошенько согрешить, — все они, погибая, увидели, как гибнет вместе с ними святой Гвеноле, не пожелавший их покинуть, — и все они пришли на его мессу и встали, чтобы послушать.

С тех пор минуло несколько столетий, а Гвеноле продолжает свое бесконечное служение, и будет повторять одни и те же слова до скончания времен, покуда не наступит день Страшного Суда. И тогда все грешники города Ис будут наконец прощены.

Замечтавшись об этом, Ив окончательно окоченел, пальцы его разжались — он упал прямо в воду.

Ему подумалось, что сейчас он окажется среди мертвых жителей города Ис и услышит те слова, что произносит святой Гвеноле, находясь под водой. Но — нет, ничего подобного! Желтый свет сразу погас, и Ив очутился в темноте.

Ему пришлось изрядно потрудиться, чтобы выплыть на берег, и потом он еще долго сидел, отплевываясь и фыркая, потому что едкая соленая вода набилась ему в нос.

Благодаря урокам Эсперанса сир Ив немного знал французское наречие «ойль», но все же не ожидал, что оно окажется для него настолько чуждым. Однако неминуемое случилось: в конце концов Ив очутился в тех краях, где говорили на языке для него почти не знакомом.

После памятного первого ночлега вне замка Керморван, когда Ив заплатил за комнату и провел ночь, даже не ложась в постель, молодой сеньор принял важное решение. Он подозвал Эрри и вручил ему кошель с деньгами.

— Я поручаю тебе договариваться с хозяевами о цене нашего ночлега и о плате за обед, — объявил ему сир Ив. — Отныне ты будешь вести с ними беседы на эту тему, я же не желаю пачкать мысли подобными вещами.

Эрри взял кошель, довольно увесистый, и посмотрел на молодого сеньора с удивлением.

— Вы доверяете мне столь важное дело, мой господин? — переспросил он. — А если я поведу себя глупо? Или нечестно?

— Если ты окажешься нечестен, я убью тебя, — просто ответил сир Ив. — Если же ты совершишь глупость, я сумею тебя простить.

— Так-то это так, — проворчал Эрри, опуская голову, — но как же вы, мой господин, сумеете отличить одно от другого?

Ив немного поразмыслил, а потом сказал:

— Я буду судить тебя снисходительно и обещаю заранее предполагать в любом неверном поступке обычную ошибку.

— Тогда ладно, — сказал Эрри.

На самом деле он крепко сомневался в том, чтобы сир Ив действительно захотел зарубить бретонца, особенно во время путешествия через чужие земли; и тем не менее имелось в юном сеньоре нечто такое, что заставляло Эрри постоянно оставаться настороже.

Сир Ив не столько сам избирал дорогу, сколько позволял дорогам вести себя — все дальше и дальше на восток, прочь от любимой Бретани, — испытывая себя самым трудным испытанием: разлукой с родиной.

Эрри как существо целиком и полностью плотское, зависящее от внешних обстоятельств и не обладающее силой духа, страшно унывал. Светлые волосы его свалялись и обвисли вдоль висков сосульками, а глаза принялись фальшиво косить, словно бы в поисках чего-то, о чем он и сам позабыл.

С хозяевами постоялых дворов Эрри договаривался с помощью жестов: в правой руке он показывал кинжал, в левой — кошелек, а лицо его демонстрировало самую неприкрытую злобу по отношению к человеку, говорящему на языке «ойль» и никаком другом; поэтому плату с бретонцев брали умеренную — зато и комнаты предоставляли им далеко не лучшие. Сир Ив этого, впрочем, не замечал.

Будучи рыцарем и, следовательно, существом более духовным, нежели материальным, он пытался уловить некий тайный звук, ноту, задающую тон всей той музыке, что была разлита по земле, по которой они сейчас путешествовали. Если правда то, что арфа обладает бессмертной душой, наподобие человеческой, то сейчас ему весьма пригодилась бы арфа. Но никаких музыкальных инструментов у Ива при себе не было, и потому он довольствовался догадками и предположениями.

Они обходили стороной большие города. В этом имелся определенный смысл: каждый город обладает собственным мнением, и судить по городам о стране — бессмысленное занятие.

А Франция была для Ива совсем чужой страной. И к тому же он ехал по этой земле для того, чтобы соединиться с английским войском, так что обольщаться не следовало: здесь его никто не полюбит. К счастью, никто не спрашивал его о цели пути.

Некоторые деревни, через которые проезжали Ив и Эрри, были сожжены и разграблены.

Когда Ив увидел подобную деревню в первый раз, он остановил своего Единорога и начал осматриваться. Мертвых тел они не увидели — погибшие либо сгорели в домах, либо были уже похоронены. Несколько домов уцелело. Тощая свинья деловито шныряла между строениями и что-то искала в развалинах.

— Это сделали англичане, — проговорил Ив.

Эрри, как ему было приказано, молчал, не заговаривая со своим господином. Ив махнул рукой, дозволяя ему отвечать:

— Что ты об этом думаешь, Эрри?

Тот пожал плечами:

— Мужичье… Я вовсе о них не думаю.

— Тогда я тебе приказываю подумать, — сказал сир Ив.

Эрри ткнул пальцем в ту сторону, куда скрылась свинья:

— Вот ее хорошо бы поймать и изжарить.

— Должно быть, жалкое животное — единственное достояние тех несчастных, что все еще живут здесь. Я не желаю обрекать на голодную смерть этих людей, — сказал сир Ив. — Твои мысли мне не нравятся. Разве сам ты — не из мужичья, Эрри?