Три чашки чая - Грег Мортенсон

ОН ОТЛИЧНО ЗНАЛ, ЧТО ПОД АМЕРИКАНСКИМИ БОМБАМИ ПОГИБЛИ ДЕТИ, КОТОРЫЕ ХОДИЛИ В ШКОЛУ ИЦА В ЛАГЕРЕ ШАМШАТУ БЛИЗ ПЕШАВАРА. И ЭТО НЕ ДАВАЛО МОРТЕНСОНУ ПОКОЯ.

Он лежал в темноте и с пугающей отчетливостью видел лица погибших детей. Он вставал, спускался в подвал и начинал звонить в Пакистан, чтобы узнать последние новости.

Знакомые военные сказали ему, что посол талибов, мулла Абдул Салам Заиф, с которым он пил чай в «Марриотте», был арестован и отправлен в лагерь для военнопленных Гуантанамо на Кубе. Само существование этого лагеря было незаконным.

«Той зимой разбор почты превратился для меня в русскую рулетку, — вспоминает Мортенсон. — Я получал несколько писем поддержки и пожертвований. А в следующем конверте находил послание, в котором писали, что господь пошлет мне мучительную смерть за то, что я помогаю мусульманам».

Грега беспокоила безопасность собственной семьи (воспоминания о письмах со спорами сибирской язвы были еще остры), поэтому он подал заявление на аренду почтового абонентского ящика. Сотрудница почты откладывала письма без обратного адреса и передавала их в ФБР.

Одно из самых теплых писем пришло от пожилой жительницы Сиэтла Пэтси Коллинз, которая стала постоянным спонсором ИЦА. «Я достаточно стара и прекрасно помню, как во время Второй мировой войны мы интернировали всех японцев безо всяких оснований, — писала она. — Эти ужасные письма с угрозами послужат тому, чтобы вы открыто рассказали американцам все, что знаете о мусульманах. Вы — олицетворение доброты и смелости, чем всегда отличалась Америка. Не бойтесь, работайте — и говорите о стремлении к миру. Пусть это станет делом вашей жизни».

Мортенсон последовал совету Коллинз и стал выступать по всей стране. Та кампания по сбору средств в пользу ИЦА стала самой успешной в истории Института. В декабре и январе, борясь со страхом, он выступил в большом спортивном магазине в Сиэтле, в Миннеаполисе, на конференции библиотекарей в Монтане и в альпинистском клубе на Манхэттене.

На некоторые его выступления приходило совсем мало народу. В «Йеллоустонском клубе» на горнолыжном курорте южнее Боузмена Грега провели в небольшую комнату без окон, где вокруг газового камина в мягких креслах расположились всего шесть человек. Вспомнив о том, что выступление перед двумястами пустыми креслами в Миннесоте обернулось солидным пожертвованием, Мортенсон повесил над камином белый экран и стал показывать слайды. Он говорил о том, какую ошибку совершает Америка, ввязываясь в афганскую войну.

Выступая, обратил внимание на красивую молодую женщину в свитере, джинсах и бейсболке. Она слушала его особенно внимательно. Когда Грег сворачивал экран, она подошла познакомиться. «Меня зовут Мэри Боно, — сказала женщина. — Я член Палаты Представителей от республиканской партии, представляю Палм-Спрингс. Хочу сказать, что за последний час я узнала от вас больше, чем на всех брифингах на Капитолийском холме, начиная с 11 сентября. Нам нужно вытащить вас туда».

«ХОЧУ СКАЗАТЬ, ЧТО ЗА ПОСЛЕДНИЙ ЧАС Я УЗНАЛА ОТ ВАС БОЛЬШЕ, ЧЕМ НА ВСЕХ БРИФИНГАХ НА КАПИТОЛИЙСКОМ ХОЛМЕ, НАЧИНАЯ С 11 СЕНТЯБРЯ. НАМ НУЖНО ВЫТАЩИТЬ ВАС ТУДА».

Мэри Боно протянула Мортенсону свою визитку и попросила позвонить ей, когда начнется сессия Конгресса, чтобы она смогла устроить его выступление в Вашингтоне.

Самолет заложил крутой вираж, направляясь к Кабулу — городу, расположенному в глубокой пыльной впадине между высокими горами.

Напуганные стюардессы начали молиться, прося, чтобы Аллах обеспечил им нормальную посадку. Они приземлились возле Логарских гор. Мортенсон заметил пушки танков талибов еще советских времен. Танки были спрятаны в пещерах и закрыты маскировочными щитами, чтобы не стать целью снарядов с лазерным наведением.

Много месяцев Грег изучал это место по электронным письмам Кэти Гэннон, которая сумела вернуться в афганскую столицу. От Гэннон он узнал, как разрозненные подразделения талибов бежали из города, когда с юга к Кабулу подошли танки Северного альянса, поддерживаемые американскими истребителями. Огонь сосредоточился на «Улице Гостей» — самом престижном и роскошном квартале города, где жили арабские боевики. 13 ноября 2001 года талибы окончательно бежали из Кабула. Гэннон написала Грегу о том, как после этого люди танцевали на улицах, как отовсюду неслась музыка — ведь режим Талибан запрещал музыку и танцы.

Но и в середине февраля 2002 года в далеких от Кабула Белых горах шли интенсивные бои. Американские пехотинцы пытались подавить последние очаги сопротивления.

13 НОЯБРЯ 2001 ГОДА ТАЛИБЫ ОКОНЧАТЕЛЬНО БЕЖАЛИ ИЗ КАБУЛА. ПОСЛЕ ЭТОГО ЛЮДИ ТАНЦЕВАЛИ НА УЛИЦАХ, ОТОВСЮДУ НЕСЛАСЬ МУЗЫКА — ВЕДЬ РЕЖИМ ТАЛИБАН ЗАПРЕЩАЛ МУЗЫКУ И ТАНЦЫ.

Грег решил, что Кабул, который находился в руках Северного альянса и американских союзников, достаточно безопасное место, чтобы наконец можно было сюда приехать. Однако, шагая от самолета к терминалу мимо колонн бронированных бульдозеров, которые использовались для разминирования, задумался над тем, было ли это решение разумным. Обломки самолетов «Арианы» валялись по всему полю. Их почерневшие хвосты вздымались над летным полем, как траурные флаги. Обгорелые фюзеляжи напоминали скелеты китов, выброшенных на берег. Взлетные полосы были изрыты воронками…

Одинокий кабульский таможенник скучал за своим столом. Электричества в зале прилета не было, и паспорт Мортенсона таможенник изучал под лучом света, проникавшим в зал через дыру в крыше. Документ не вызвал никаких вопросов: таможенник поставил штамп и жестом отпустил американца. Грег пошел вдоль стены, на которой висел портрет убитого лидера Северного альянса Ахмад Шах Масуда.

В Пакистане Мортенсон привык, что в аэропортах его встречали. Прилетая в Исламабад, он сразу же видел улыбающегося Сулеймана. В Скарду Фейсал Байг преодолевал кордон безопасности и встречал Грега прямо на взлетной полосе, чтобы тот ни на минуту не оставался без охраны. Но в кабульском аэропорту Мортенсон оказался отданным на растерзание агрессивным таксистам. Он решил поступить излюбленным способом — выбрал того, кто казался наименее заинтересованным. Водитель подхватил его сумку и направился к машине.

Таксист Абдулла Рахман, как и большинство жителей Кабула, пострадал во время войны. У него не было век. Кроме того, была изуродована правая сторона лица — противопехотная мина взорвалась на обочине дороги, когда его машина проезжала мимо. Также у Абдуллы обгорели руки, так что теперь он не мог как следует обхватить руль. Тем не менее он отлично вел машину и прекрасно ориентировался в хаотичном дорожном движении афганской столицы.

Как и другие жители Кабула, после войны Абдулла перепробовал разные занятия. Ему нужно было кормить семью. Раньше за доллар и двадцать центов в месяц он работал в библиотеке военного госпиталя, охраняя три запертых шкафа с книгами, которые каким-то чудом уцелели при талибах (хотя те имели обыкновение сжигать все издания, кроме Корана). Но вот нашел работу в такси.

Абдулла доставил Мортенсона в отель «Мир». Вид здания гостиницы, испещренного следами от пуль, никак не соответствовал ее названию.

В маленьком номере не было ни электричества, ни воды. Мортенсон выглянул из зарешеченного окна и увидел шумную улицу Баг-э-Бала. Все дома пострадали от обстрела. Среди прохожих было множество инвалидов. Грег задумался, что делать дальше. Но составить план действий было не легче, чем рассмотреть лица кабульских женщин, закутанных в плотные синие одеяния.

До приезда Мортенсон намеревался арендовать машину и отправиться на север, чтобы связаться с киргизами, которые обращались к нему за помощью в Зуудхане. Но Кабул оказался настолько небезопасным местом, что вслепую отправляться за пределы столицы было равносильно самоубийству. По ночам, дрожа от холода в неотапливаемой комнате, он прислушивался к автоматным очередям и разрывам ракет, которыми талибы обстреливали город с окрестных гор.

ПО НОЧАМ, ДРОЖА ОТ ХОЛОДА В НЕОТАПЛИВАЕМОЙ КОМНАТЕ, ОН ПРИСЛУШИВАЛСЯ К АВТОМАТНЫМ ОЧЕРЕДЯМ И РАЗРЫВАМ РАКЕТ, КОТОРЫМИ ТАЛИБЫ ОБСТРЕЛИВАЛИ ГОРОД С ОКРЕСТНЫХ ГОР.

Абдулла познакомил Грега со своим другом Хашматуллой, симпатичным молодым механиком. Хашматулла служил у талибов, но был ранен и стал им не нужен. «Как и большинство талибов, Хаш (так он попросил себя называть) был борцом за веру чисто теоретически, — рассказывает Мортенсон. — Этот умный парень предпочел бы работать техником-связистом, чем быть боевиком. Но такой работы не было. Когда Хаш окончил медресе, талибы предложили ему триста долларов. Он отдал деньги матери, которая жила в Хосте, и отправился на огневую подготовку».