Крепостной Пушкина 2 - Ираклий Берг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Николай даже дышать перестал. Привстал уперев кулаки в стол и уставив глаза в генерала.
Тот продолжал в духе, что беспокоиться особо не о чем, заговорщиков всего несколько десятков человек. Группа радикально настроенных поляков, ну с этими всё ясно, панство есть панство, пся крёв, так сказать, и ближняя охрана императора — кавалергардский полк. К счастью, не весь, лишь несколько человек. Плюс, возможно, некоторые влиятельные персоны. И немножко иностранных посольств. Одним словом — пустяки.
— Имена. — прорычал Николай.
Бенкендорф стал называть фамилии. Почти сразу государь вспомнил о листке Пушкина, схватил его и стал читать его параллельно докладу.
— Черти, вот же черти, мать их. — подвёл итог его величество, едва генерал остановился перевести дух.
Бенкендорф немного помялся, и вернулся к своей шарманке, суть которой понималась как всё под контролем, не извольте так переживать, ваше величество. Враг не пройдёт пока на страже престола и спокойствия стоят такие самоотверженные и ночами не спящие люди как он, а смутьяны будут все изловлены вмиг, только будет получен приказ.
— Вы сообщаете ужасные вести, господа, крепитесь. — махнул царь кулаком.
А мы что? Я нормально. Интересное кино, заговоры всякие. Заняться людям нечем, вот они и того. Откровенно говоря, здесь все участвуют в каких-то заговорах, как семейных, так и служебных. Согласно закону больших чисел, должны быть и против самого правителя.
— Скажите честно, без утайки, — продолжал государь, — каков родной язык у заговора?
— Французский — сказал Бенкендорф.
— Английский — заметил Пушкин.
Оба они неприязненно взглянули друг на друга.
«Хотя бы не австрийский, — подумалось мне, — в смысле не немецкий».
Николай стал допытывать разом обоих на следующий важный вопрос, а именно «когда». Тут оба борца за все хорошее сошлись во мении, что враги трона и России, что в их понимании суть синонимы, непременно пожелают исполнить свои гнусные планы во время ожидаемого маскарада, испортив праздник. Такова их подлость.
— Мерзавцы. Иуды.
«Расстрэлят» — посетила мысль с грузинским акцентом.
— Что? — остановился император.
Кажется, я произнёс её вслух. Бывает. Вообще, заметил в последнее время за собой некую странность. Столько времени я старался мимикрировать под местных, под их время, что устал. Какой-то небольшой надлом произошёл, что ли. Стало труднее. Будто сам организм начал протестовать. И мысли детские, уровня «почему я должен подстраиваться, пускай они подстраиваются». Усталость путешественника, когда все сильнее тянет домой, но нет возможности вернуться. Что-то такое. Раньше тоже накатывало, но обходилось.
— Надо сделать укрытие. Какое-нибудь укрепление, ваше величество, — сказал я тогда, — ваш стол может подойти. Набросать мебель к дверям. Вон тот шкаф подвинуть, если успеем.
— Ты говоришь непонятно, Степан. С тобой всё в порядке?
— Но разве я один слышу шум?
Все замерли. Признаюсь, я и впрямь удивился. Где-то за дверьми, по звуку за пределами соседнего помещения, но что-то происходило и вряд ли хорошее. Звон, который бывает от ударов стали о сталь, ругань, проклятия и топот ног. Началось совсем недавно, но секунд десять то было, чтобы расслышал, а они чего?
— Он прав, — заозирался Пушкин. — Что-то происходит, слышите?
Слава богу, хоть один не глухой!
— И что это значит? — спросил наш мудрый государь.
— Вероятно, кто-то пытается прорваться сюда, — пожал я плечами, — что-то и правда происходит, а звуковое сопровождение наводит на определённые мысли.
— Звуковое что? Сейчас ведь не день маскарада!
— Вы совершенно правы, ваше величество. Но, может быть, это заговорщики. Они, может быть, перепутали дни и решили, что сейчас маскарад. Я не знаю. Однако, лучше будет подготовиться к встрече, а вам, ваше величество, постараться уйти, если здесь есть какой-нибудь потайной ход. Мы их задержим.
— Бежать? — с жаром воскликнул император, — Никогда!
— Тогда давайте опрокинем стол. — я ощутил как комизм ситуации будит во мне чёрный юмор. И что я прицепился к этому столу?
— Зачем?
— Будем отстреливаться. Я дам вам парабеллум. В смысле пистолет. У вас оружие здесь есть, ваше величество?
— Только пара пистолетов в столе. — Николай кусал губы продолжая сжимать кулаки и зачем-то ими помахивать. Порой он такой воинственный!
— Вы явились сюда вооруженным? — проснулся вдруг шеф жандармов.
— Конечно, ваше сиятельство, ведь я должен был охранять доказательства заговора.
— Ты говорил три пистолета? — это уже Пушкин. — а заряды есть?
— Как не быть. Но мало. По паре запасных на ствол.
— Давай.
— И мне.
— Ну-ка все взялись за стол! — гаркнул его величество.
Дверь заблокировали как могли, стулом подперев ручку. Шкаф оказался прибит к полу, или в нем находился золотой запас империи, не знаю, но сдвинуть его не сумели. Идею притушить свет отвергли — люстра со свечами была слишком высоко, прыгать высоковато, а в дверь уже ломились и явно не любящая супруга. Я ещё и пару канделябров зажег. Надо!
* * *
Дверь они выломали и перед нашим взором в кабинет ввалилась группа недружелюбно настроенных вооруженных товарищей числом девять. Что-то мало. Павла топтали несколько большим числом, причём шли в спальню и не пробиваясь сквозь охрану. Может потому и столь мало? Покрошили их усачи гренадеры сколько смогли? Тогда наша задача продержаться не так долго, помощь должна прийти.
— Попалась, ворона! — заорал первый из них. Одеты они были в какие-то балахоны, похожие на те в которых ходят католические монахи. Это точно кавалергарды? Высокие, впрочем, может и они.
— Что вам нужно? — грозно задал из-за стола император наводящий вопрос.
— Твоя голова, немецкая морда! — оскалился всё тот же хам. Никакого воспитания, и это гвардия!
— Моя голова? — переспросил император.
«Да-да, ещё спроси что ты им сделал, как твой родитель».
— Что я вам сделал, господа?! — как на заказ выдал Николай.
— Бей его! — взревел ещё один носитель балахонов и вся эта рать затопала к нам.
— Огонь! — скомандовал царь что-то дельное и залп четырёх пистолетов разом внёс коррективы в планы смутьянов.
Дымный порох — зло, я сразу перестал что-либо видеть на несколько секунд. Потому нырнул вниз и отполз в сторону, не забыв канделябр. А ведь он тяжёлый!
Попали мы хорошо, разом в троих, упавших обливаясь кровью. Прочие замешкались. Странно, но огнестрельного оружия у них, видимо не было. Глупо.
— Ложись! — заорал я, поджигая фитиль своей карманной артиллерии от свечи. — Получи, фашист, гранату!
Шарахнула она от души. Такое «бумммм». Нападавших, впрочем, не задело, хотя рвануло среди них.
— Огонь! — ещё раз скомандовал Николай и ещё двое мятежников рухнули на пол. Бенкендорф
