Серые братья - Том Шервуд

– Подозреваемый должен встать, – отчётливо, резко прозвучал вдруг голос с кафедры. – Заседание трибунала начато.

Мельник торопливо вскочил и несколько раз поклонился.

– Имя, – требовательно спросил допрашивающий.

– Винченцо Кольери, ваша милость.

– Подойди к секретарю и распишись в том, что под страхом отлучения от церкви и всяческих наказаний ты обязуешься никому, никогда, и ни при каких обстоятельствах не открывать ни существа, ни хода проведённого над тобою допроса.

Мельник, с усилием передвигая ноги, подошёл и, склонившись, старательно расписался. Затем он вернулся на место, стараясь не смотреть на палача.

– Винченцо Кольери, – сурово произнёс Иероним. – Недавно ты приобрёл мельницу.

– Да, ваша милость. Приобрёл. Все налоги в магистратуру уплачены.

– Нас не интересуют твои налоги. Отвечай на конкретный вопрос. После покупки мельницы ты устроил большой ужин для родственников и гостей.

– Да. Устроил…

– У нас имеются показания свидетеля, что ты, опьянев, сказал ему: «Хвала богам, мельница отныне моя».

– Не припомню такого, ваша милость…

– Запишите, – немедленно сказал допрашивающий секретарям, – подозреваемый отказывается отвечать на вопрос.

– Нет, нет! – торопливо поправился мельник. – Если свидетель… Я же был в небольшом опьянении… Мог и сказать.

– Сказал или не сказал? – с нажимом спросил Иероним, и в подвале на миг повисла зловещая тишина.

– Да… Сказал.

– Запишите, – повернул голову Люпус. – Подозреваемый сознался в ереси.

– В какой же ереси?! – Испуганно воскликнул мельник. – Что вы такое говорите, ваша милость?

– В то время, как католическая святая церковь принимает, объявляет, утверждает, настаивает на единстве Бога, обвиняемый, произнеся «хвала богам», заявил при свидетелях о многобожии. Это ересь.

– Помилуйте! – мельник упал на колени, сцепил руки. – Мы же все читали… О Зевсе… Об Олимпе… Богах-олимпийцах… Это же просто легенды!

– Запишите. Обвиняемый признался в чтении еретических книг.

– Нет, нет! Я перепутал! Я не читал, я слышал. Мне в детстве эти сказки про Зевса рассказывала старушка. Какая – не помню. Был очень маленький.

– Запишите. Обвиняемый сознаётся в том, что присутствовал при еретических разговорах и не донёс о них инквизиции.

– Но это был не разговор! Я-то молчал, это старушка говорила!

– Как имя старушки?

– Не помню! Да она ведь и умерла уж давно!

– Запишите. Обвиняемый отказывается назвать соучастников. Становится очевидным, что для полного признания целесообразно применить пытку.

– Одну минуту! – вдруг подал голос квалификатор. – Согласно папской энциклике номер… – он торопливо перелистал лежавшие перед ним толстые книги, – … номер не помню… В общем, к обвиняемым запрещено применять пытки.

– Это действительно так, – снисходительно ответил Иероним. – Но разрешает ли эта энциклика применять пытки к свидетелям?

– Да, – ответил квалификатор. – К свидетелям – разрешает.

– Обвиняемый! – повернул лицо к мельнику Иероним. – Во время застолья, когда ты произносил слова, в которых только что сознался, рядом было много людей?

– Да, ваша милость. Конечно. Ведь гости…

– И среди них была и твоя жена?

– Ну конечно. Рядом сидела.

– Твоя жена страдает глухотой или немотой?

– Нет, нет! Она, хвала Богу, здорова!

– Значит, она слышала эти твои слова, как и тот сообщивший о них свидетель? Если она сидела к вам даже ближе него?

– О, я не знаю, ближе ли? Не могли бы вы мне сказать, кто именно этот свидетель?

Иероним молча посмотрел в сторону квалификатора, и тот твёрдо сказал:

– Во избежание мести или давления, имя свидетеля не открывается никому и никогда. О нём знает только инквизиторский трибунал.

– Итак, – повторил допрашивающий, – слышала ли твоя жена эти слова о богах?

– Ну, наверно… наверно, могла слышать.

– Свидетель, сидевший поодаль от тебя, уверенно слышал. А твоя жена, согласно твоим словам, сидевшая рядом, и не страдающая глухотой, всего лишь «могла слышать»? Запишите. Обвиняемый отказывается давать прямые ответы.

– Подождите! Я уверен… конечно, да. Слышала.

– Запишите. Жена мельника слышала еретические слова и не донесла о них инквизиции. Тем самым она твёрдо и несомненно объявляется укрывательницей ереси. Мы начинаем новое дело по обвинению в укрывательстве. Присутствующий здесь мельник объявляется свидетелем в обвинении против его жены.

Сказал и, посмотрев с иронией на квалификатора, уточнил:

– Можем ли мы теперь применить к мельнику пытку?

– К свидетелям… – ответил, кивая, квалификатор, – применение пытки… возможно.

– Пощадите! – мельник пополз на коленях к столам.

Палач встал со своей плахи и шагнул к нему. Наступил массивным башмаком на лодыжку ползущего и заставил его остановиться.

– Пытка применяется только к упорствующим, – пояснил ведущий допрос. – Если ты признаешься полностью, и раскаешься перед церковью…

– Полностью признаю! – всхлипнул мельник. – Раскаиваюсь.

– Согласно законам, ты должен доказать раскаяние. И назвать нам имена соучастников.

– Но… у меня нет никаких соучастников!

– А твои гости? Все, кто слышал ересь о многобожии и не донёс, являются укрывателями ереси. Назови всех, кто присутствовал на твоём ужине.

Мельник, вытирая слёзы, стал произносить имена, а Иероним, сойдя с кафедры, подошёл к одному из писцов и что-то ему прошептал. Тот, кивнув, стал торопливо писать и, когда мельник закончил перечислять имена гостей, ему был предъявлен заполненный лист.

– Это, – сказал Иероним, – твоё заявление о передаче мельницы во владение инквизиторскому трибуналу. Ты действительно раскаялся? Тогда подпиши.

Сгорбив лопатки, горестно опустив голову, мельник вывел на листе своё имя.

– Вернись на место, – сказал Иероним.

Мельник снова сел напротив палача. Тогда молодой инквизитор, подойдя с бумагой в руках к жаровне, положил лист на угли и, глядя, как огонь пожирает его, торжественно проговорил:

– Инквизиции не нужно твоё презренное имущество. Инквизиции нужно твоё раскаяние. Иди, ты свободен.

Тайные замыслы

Инквизитор-посыльный увёл плачущего от страха мельника. Глава трибунала встал, потянулся, разминая спину. Подошёл к кафедре. Негромко спросил:

– Но зачем ты сжёг дарственную?

– Здесь есть место, где мы можем поговорить наедине? – вместо ответа спросил Иероним.

– Дальше, за этим подвалом есть большой зал. Там хранили когда-то бочки с вином.

Они прошли через маленькую дверь – и оказались в огромном высоком складе, в который проникал даже солнечный свет – сквозь узкие длинные окна под потолками. Вышагивая между двумя рядами подпирающих своды колонн, Иероним сказал: