Влюбленный воин - Хизер Гротхаус

— О, миледи… — произнес он хриплым голосом. — О, Хейд…

Она привлекла его к себе, и Тристан тотчас же почувствовал, что от нее действительно исходит жар.

— Хейд, я не мог тебя найти, — прохрипел он.

— Но нашел же… — ответила она с улыбкой.

Тут Хейд взяла его лицо в ладони, и губы их тотчас же слились в поцелуе. Когда же поцелуй прервался, она чуть отстранилась и, заглянув ему в глаза, прошептала:

— Тристан, ты меня нашел и спас.

А в следующий миг он понял, что она принялась стаскивать с него кольчугу. Наконец тяжелая кольчуга с громким плеском упала в воду, и Тристан тотчас же почувствовал странное жжение на груди и плечах, причем жжение исходило из сияющих глаз Хейд — в этом у него не было ни малейшего сомнения. А уже в следующее мгновение он вдруг понял, что больше не может сдерживаться; с лихорадочной поспешностью Тристан начал срывать с себя одежду и бросать ее в ручей, туда же, куда упала кольчуга. Почувствовав, что жжение на груди и плечах усиливается, он машинально наклонился и плеснул на себя холодной водой. Затем, подняв голову, увидел, что Хейд пристально смотрит на него. И во взгляде ее был призыв — Тристан тотчас же это понял. Не в силах противиться ей, он подхватил ее на руки и понес к берегу, к прогалине и попоне, лежавшей у костра. Осторожно уложив, какое-то время стоял над ней, любуясь ее прекрасным телом. Потом, чуть наклонившись, рванул кожаные завязки своих штанов. Влажная кожа не выдержала и лопнула. Тристан тотчас же стащил с себя штаны и отбросил их в сторону. Затем, наклонившись, стал снимать сапоги. Несколько мгновений спустя сапоги полетели куда-то в темноту, и вот он, тоже совершенно обнаженный, выпрямился и взглянул належавшую перед ним девушку.

Хейд уже заметила, как он возбужден, однако нисколько не испугалась, когда Тристан лег с ней рядом. Она смотрела на столь знакомое и дорогое ей лицо и не думала о возможной боли от первой близости. Она не ведала сомнений — думала лишь о будущем. И ни о чем не жалела, вспоминая прошлое. Глядя ему в глаза, она прошептала его имя, — и он тут же привлек ее к себе и принялся покрывать поцелуями ее лицо, шею, груди. Она до боли жаждала его прикосновений и с трудом удержалась от крика, когда его рука оказалась меж ее ног.

«Я должна ему это сказать, должна… — промелькнуло у Хейд. — И надо сказать это сейчас — немедленно».

— Тристан… — пробормотала она задыхаясь. — О, Тристан!

Он приподнялся и заглянул ей в лицо. В свете костра сверкнули его зубы:

— Что, любовь моя?

Хейд судорожно сглотнула и, сделав глубокий вдох, выкрикнула:

— Тристан, я люблю тебя!

И тотчас же все тело ее наполнилось острым наслаждением, граничившим с болью. Она снова и снова выкрикивала имя любимого, она звала своего мужчину, своего воина. А в ушах у нее звучал голос Тристана, говорившего о своей любви.

Внезапно ее пронзила острая боль — словно отрезвляющая струя ледяной воды. Ошеломленная, Хейд распахнула глаза. Но, увидев лицо Тристана в капельках испарины, увидев любовь и нежность в его глазах, она тотчас же забыла о боли и, полностью доверившись ему, устремилась вместе с ним к вершинам блаженства.

Прижимая к себе своего воина, Хейд чувствовала себя по-настоящему счастливой. Целуя его, она шептала ему о своей любви и слышала ответные признания.

Движения Тристана становились все более яростными и неистовыми, и Хейд, изгибаясь всем телом, устремлялась ему навстречу, раз, за разом сливаясь с ним воедино. Наконец, содрогнувшись одновременно, они замерли. И в тот же миг Хейд услышала, как Тристан прошептал:

— Я люблю тебя, Хейд. О, как же я тебя люблю…

Почувствовав, как глаза ее наполняются слезами счастья, Хейд заморгала — и вдруг увидела, как над лесом появилась яркая звезда. И казалось, что звезда эта смотрит на них с Тристаном с ласковой улыбкой и посылает им свое благословение.

Эпилог

Первый день нового 1077 года

Гринли-Мэнор, Англия

Младенец снова заплакал, требуя к себе внимания, и Хейд с вздохом поднялась с постели. Выпуская жену из объятий, Тристан тоже вздохнул — ему ужасно не хотелось отпускать ее от себя.

Приблизившись к колыбели, Хейд улыбнулась. Ласково глядя на рыжеволосую малышку, проговорила:

— Выходит, тебя ни в коем случае нельзя оставлять одну? Да, леди Изабелла?

Девочка в ответ что-то залопотала, и Хейд со смехом подхватила ее на руки, затем быстро прошлепала по холодному полу, чтобы снова устроиться в теплой постели.

Тристан с улыбкой приподнял для них одеяло.

— Конечно, она не хочет оставаться одна. И в этом ее явное сходство с матерью.

Изабелла тут же принялась сосать грудь матери, а та, лукаво взглянув на мужа, проговорила:

— Теперь мы заняты, а тебе следует подумать о своих делах.

Тристан пожал плечами и поцеловал жену в губы.

— Боюсь, что и ты не помнишь обо всех своих делах.

— Гм… — Хейд ненадолго задумалась. — Это ты про Берти, не так ли? Думаешь, она сердится на меня из-за того, что я еще не навестила ее? Ведь они-то с Фаро часто к нам приезжают…

— Нет-нет, не сердится. Она понимает, что тебе требуется время, чтобы собраться с силами и посетить Сикрест. Думаю, что они с Фаро скоро снова к нам приедут. — Тристан улыбнулся и добавил: — Вчера я получил от него весточку. Твоя сестра снова ждет ребенка.

— О, Тристан!.. — в восторге воскликнула Хейд. — Как это замечательно! Теперь у крошки Джейми будет братец или сестрица, и они смогут вместе играть!

Первенец Фаро и Солейберт Джеймс, или Джейми, появился на свет год назад, и в ребенке удивительным образом сочетались, белокурая красота матери и смуглое очарование отца; у малыша были мягкие светло-каштановые кудри и огромные темно-карие глаза.

Все восторгались малышом Джейми, но более всех — леди Эллора, она очень изменилась после рождения первого внука. Вильгельм предоставил Тристану право наказать ее по своему усмотрению, но Хейд, в конце концов, уговорила мужа не изгонять Эллору из ее дома — ведь она и так слишком много страдала в жизни. И это решение оказалось весьма разумным, потому что леди Эллора обожала своего внука, а Фаро и Берти считала хозяевами Сикреста. И она гордилась тем, что муж ее дочери — особа королевской крови.

— Странно, что Фаро решил остаться здесь, — в задумчивости пробормотала Хейд. — Не жалеет ли он, что отказался править в своей стране.

— Я спрашивал его, — ответил Тристан. — Но он заявил, что его дом здесь, рядом с нами и Солейберт. Я думаю, что он слишком долго жил вдали от своего народа. К тому же он не может простить им бунта и убийства своего отца. Слава Богу, что он понял это еще до того, как сел на корабль.