Тучи на рассвете (роман, повести) - Аркадий Сахнин

Капитан остался в приемной. Спустя минут тридцать поспешно вышел Итагаки и велел ему развесить карты на правой стене зала в таком порядке, как они лежат. Быстро, бесшумно Осанаи последовал за своим начальником.

— … Я согласен, господа, — услышал Осанаи слова человека в кимоно, сидевшего рядом с председателем, — что сражения со странами, приславшими ультиматум, показали наше неизмеримое и полное превосходство. Они не осмелились бы ставить нам позорные условия, не будь у них русских союзников. Нет сомнений, Россия поможет им. Прошу принять это как истину и не утруждать себя в дальнейших выступлениях новыми доказательствами в ее пользу. Я призываю членов высшего военного совета и членов тайного совета, полных понятными патриотическими чувствами и веры в силы нашего оружия, не преуменьшать опасности варварской угрозы, содержащейся в ноте. Отказ принять ультиматум, как вы слышали, по их мнению, — он взглянул на лист бумаги, лежавший перед ним, — «будет означать полное уничтожение японских вооруженных сил и полное опустошение японской территории». Итак, мы должны высказать трезвые, исчерпывающие, мотивированные предложения…

Вдоль большой, без окон, стены, указанной капитану, он увидел специальные лапки-зажимы. Часть из них была занята картами Тихоокеанского театра военных действий. Рядом Осанаи начал развешивать свои карты, невольно прислушиваясь к залу, который теперь ему не был виден.

— Вы готовы? — услышал он незнакомый голос.

Капитан обернулся в тот момент, когда со словами: «Да, готов» — поднялся Итагаки Сейсиро. Как всегда, спокойное, непроницаемое, холодное лицо.

— Я не собираюсь уменьшать опасности, — начал он. — Я хорошо знаю русскую армию, усиленную теперь огромным опытом войны, армию, которая в случае отказа принять ультиматум США, Англии и Китая, бесспорно, выступит как главная сила. Но я не намерен уменьшать и наших возможностей и принимать во внимание угрозы, о которых здесь говорят.

С гордостью и любовью слушал Осанаи Ясукэ своего генерала. Еще как будто ничего не было сказано, но в этой возбужденной и нервозной обстановке особенно отчетливо ощущалась его уверенность, сила воли, железная логика.

Ясукэ и раньше не мог понять, почему самые простые слова генерала получаются такими весомыми, вызывают веру в то, что все будет, как он сказал.

Осанаи Ясукэ скользнул взглядом по залу и убедился, что не он один с такой надеждой смотрит на Итагаки.

— Смогут ли пройти русские на нашу священную землю? — звучал голос генерала. — Опыт линий Мажино, Зигфрида, Маннергейма, лучшее, что было создано в оборонительных и опорных сооружениях современных армий мира, использовано нами. Этот опыт вместе с нашим собственным был применен к условиям, которые ниспослала против наших врагов сама богиня Аматерасу, поставив на их пути непреодолимые природные преграды. Наши бастионы тянутся на сотни километров. Это артиллерийские и пулеметные дивизии в скалах. Не между скал, а в скалах. Это подземные города. Можно ли, например, взять укрепленный район Хайлар? — показал генерал на карту, которую уже успел повесить капитан. — Это, как видите, пять скальных гряд. В них сто одиннадцать двух — и трехъярусных дотов. Их подземный гарнизон во главе с испытанным полководцем генералом Номура составляет шесть с половиной тысяч самураев… На своем пути русские встретят скалы, закованные в бетон и сталь, непроходимую тайгу, недосягаемые вершины Большого Хингана. На этих укреплениях можно обескровить любую армию, в том числе такую мощную, как русская…

Последние слова вызвали одобрительное движение в зале.

— Но сможем ли разгромить ее мы? — как бы призывая к тишине, повысил голос генерал. — Против русских у нас мощная армия, — уже спокойно продолжал Итагаки, — Квантунская. Почти сорок лет ее воспитывали потомственные самураи, выдающиеся полководцы и стратеги, цвет нации. Ее обучали, пестовали, закаляли Тодзио, Араки, Умедзо, Кимура, Миями, сменяя друг друга на постах главнокомандующего или начальника штаба. Их усилия и военная одаренность, поднимавшие Квантунскую армию на все большие вершины, подняли и каждого из них в свое время до военного министра, руководителя всеми вооруженными силами империи. Сейчас они сидят здесь, среди нас…

Осанаи стоял лицом к стене, но по движению в зале понял, что все повернулись в сторону названных генералов.

— Более сорока лет назад молодой подпоручик, самурай Ямада Отодзо во главе кавалерийского эскадрона громил русских на линии Дайрен — Ляоян. Уже там проявились его способности. Они развернулись в подлинный военный талант, когда он командовал дивизией, экспедиционной армией, всей обороной империи. Сейчас он стоит во главе Квантунской армии и, очевидно, выступит перед вами. В ней сохранены все кадры, такие, как барон Ямада, сражавшийся с русскими и в девятьсот четвертом, и в восемнадцатом, и в конце тридцатых годов…

Капитан Осанаи Ясукэ подвешивал последнюю карту. Он не видел лица Итагаки, говорившего теперь четко и резко, будто отдавая приказ, но отчетливо представлял это лицо человека убежденного, сильного, волевого.

— Что же представляет собой наша армия? — продолжал генерал. — Может быть, это просто подготовленные и надежные соединения, какие имеются во всех армиях мира? Нет, в ней больше миллиона солдат и офицеров. Полтора миллиона военных поселенцев в Китае — это ее готовые резервы. Новейшее вооружение, отборные люди со священными ножами для харакири у каждого. Они не сдадутся. Воспитание самурайского духа, доведенного до фанатизма, принесет свои плоды. Железная дисциплина, железная воля. Нетронутая, подготовленная, нацеленная для боев, полная ненависти к врагу, справедливо уверенная в своем превосходстве, рвущаяся на русскую землю, стоит в броне Квантунская армия. Что же, в таком виде и сдать ее врагу, предварительно отобрав ножи для харакири?

Генерал умолк, и несколько секунд стояла тишина. И в этой тишине раздались слова Итагаки:

— Подобное действие имеет точное название: предательство. О, они найдут, что делать с нашей обезоруженной армией. Всех, здесь присутствующих, — на виселицу, остальных — в рабство.

Генерал не торопясь перевернул несколько страниц в папке, куда время от времени заглядывал, и продолжал:

— Да, мы готовились к встрече с русскими. Владивосток, Приморье, Северный Сахалин, как острия пик, направлены на империю. И всю свою жизнь мы готовились обломать их. Наши мощные армейские группировки подтянуты к Хабаровску и находятся в сорока километрах от этого города, а также вблизи Благовещенска и Читы. Отборные гарнизоны, готовые в первые часы войны перерезать вражеские коммуникации, обосновались в четырех километрах от магистрали Москва — Владивосток. Для священной цели взяли мы Маньчжурию. Мы построили там железные и шоссейные дороги, ведущие в Россию, воздвигли в горах аэродромы, танкодромы, опорные пункты, базы, создали стратегические морские и речные порты. И что же, все это без единого выстрела со склоненной головой отдать врагу по описи?

Опять наступила тяжелая пауза. Осанаи с полуоборота взглянул на генерала. Тот, медленно поворачивая голову, смотрел на каждого, точно от каждого в отдельности ожидал ответа. Все молчали.

— К сентябрю сорок второго года, — снова начал Итагаки, — был закончен план «Кан-току-Эн» [16]. Был принят оккупационный режим для русских территорий, разработанный генеральным штабом. Было учтено все, вплоть до запрета жителям Центральной России селиться в Сибири. Мы подготовили мотивы, по которым начнем военные действия. Десятилетия мы собирали силы для выступления. На это мы отдали энергию, волю, талант, молодые годы, а многие и жизнь…

Осанаи стоял теперь у стены, глядя на генерала, боясь уйти и нарушить тишину. Он увидел, как старый генерал выпрямился и, уставившись в одну точку, ни к кому больше не обращаясь, словно репетируя перед выступлением, заговорил, отчетливо произнося каждое слово:

— Четыре года воевала Россия с Германией. Четыре года мы изучали опыт войны. Мы узнали слабые и сильные стороны русских, мы изучили их оружие, их тактику, их стратегию. Мы учли наши ошибки, ошибки наших союзников и наших врагов. Война в Европе служила нам наглядным пособием. Квантунская армия ждала, как боевой застоявшийся конь. Она рвала поводья… Богиня Аматерасу не простит! — поднял он голову вверх. — Она повелевает с негодованием отвергнуть ультиматум, недостойный Страны восходящего солнца, и осуществить извечные чаяния великой империи…

Генерал сел. Бесшумно, как и вошел, капитан покинул зал.

Часть третья

Страх генерала Такагава

На душе у Чо Ден Ока тревожно. Такагава едет к генерал-губернатору Абэ Нобуюки и берет его с собой. Это почетно, но надо ехать в одной машине с ним. Чо Ден Ок боится ездить вместе с Такагава. Этот сумасшедший заставляет шофера гнать автомобиль с такой скоростью, что машина каждую минуту может разлететься на части или врезаться во что-нибудь так, что костей не соберешь.