Рациональность. Что это, почему нам ее не хватает и чем она важна - Стивен Пинкер

которую еще в VI веке до н. э. указывал Гераклит: в одну и ту же реку нельзя войти дважды. За время, прошедшее между наблюдениями, в мире могло измениться что-то еще, и мы не можем знать наверняка, не является ли истинной причиной наблюдаемого исхода какое-то из этих изменений. Кроме этого, мы можем сравнивать между собой отдельные объекты, одни из которых испытали на себе действие некоторого события, а другие — нет. Но на этом пути нас поджидает проблема, подмеченная доктором Сьюзом:

Сегодня ты есть ты, что верного верней.

Тебей тебя на свете нет людей{33}.

Каждый отдельный объект уникален, и мы не можем знать наверняка, чем вызвано то, что с ним произошло, — предполагаемой причиной или какой-то из его бесчисленных особенностей. Чтобы выводить причинность из подобных сравнений, нам приходится принимать допущения с прозаическими названиями типа «неизменности во времени» и «однородности единиц». Методы, которым посвящены два следующих раздела, пытаются обосновать эти допущения с позиции рациональности.

Даже если мы установили, что какие-то причины действительно меняют исход, ни ученые, ни обычные люди не готовы этим довольствоваться. В нашем представлении причина связана со следствием неким механизмом, и мы хотим видеть, как крутятся его шестеренки. Люди интуитивно понимают, что мир — не видеоигра, где одни совокупности пикселей произвольно сменяются другими. За каждым изменением стоит скрытая сила, энергия или влияние. Наука развенчала многие из наших интуитивных представлений о движущих силах, например об «импетусе», который, согласно средневековым воззрениям, придается движущимся предметам, а заодно о психической энергии, энергии ци, инграммах, биополях, гомеопатических миазмах, целебных свойствах минералов и прочем вздоре из области альтернативной медицины. Но некоторые из интуитивно понимаемых механизмов, например гравитация, уцелели в виде почтенного научного знания. Пытаясь объяснить наблюдаемые корреляции, ученые обнаруживали новые, неизвестные ранее механизмы: гены, патогены, литосферные плиты и элементарные частицы. Именно механизмы, связывающие причину со следствием, позволяют нам предсказывать, что произошло бы при контрфактическом сценарии, не оказываясь в царстве чистой фантазии: мы создаем мнимый мир и моделируем в нем интересующие нас механизмы, а уже они обеспечивают все остальное.

* * *

Но даже если научиться понимать причинность в терминах альтернативных исходов и порождающих их механизмов, любая попытка установить «ту самую» причину заводит нас в чащу головоломок. Одна из них — трудноуловимая разница между причиной и условием. Мы говорим: трение спички о коробок является причиной воспламенения, ведь без трения не было бы и огня. Но в отсутствие кислорода, или если бы бумага была мокрая, или если бы по комнате гуляли сквозняки, огонь тоже бы не занялся. Так почему же мы не говорим «наличие кислорода стало причиной воспламенения»?

Вторая сложность — вариативность причин. Предположим, чисто теоретически, что у Ли Харви Освальда был сообщник, в 1963 г. прятавшийся на поросшем травой холме в Далласе; они договорились, что стреляет тот, кому первому представится хорошая возможность для выстрела; второй же сливается с толпой. В контрфактическом мире, в котором Освальд не выстрелил, Кеннеди все равно бы погиб, хотя было бы странно отрицать, что в нашем мире, где Ли Харви Освальд выстрелил прежде сообщника, именно его выстрел и стал причиной гибели Кеннеди.

Третья — множественность равнозначных причин. Осужденного на смерть казнит расстрельная команда, а не единственный палач, чтобы ни одному из стрелявших не пришлось нести страшное бремя причинителя смерти: если бы он не выстрелил, осужденный все равно бы погиб. Но тогда, согласно логике контрфактического рассуждения, никто из стрелявших в него не стал причиной смерти осужденного.

А еще есть вероятностная причинность. У многих из нас есть знакомый девяностолетний старик, который всю жизнь выкуривал по пачке в день. Но в наше время вряд ли многие станут утверждать, будто его преклонный возраст доказывает, что курение не вызывает рака, хотя к такому «опровержению» нередко прибегали во времена, когда связь курения и рака еще можно было отрицать. Даже сегодня многие постоянно путают неидеальную причинно-следственную связь с ее отсутствием. В 2020 г. автор редакционной статьи в The New York Times призывал упразднить полицию, потому что «нынешний подход не покончил с проблемой [изнасилований]. Большая часть насильников так никогда и не предстала перед судом»[347]. Автор не учел, что в отсутствие правоохранительных органов перед судом вряд ли представал бы хоть кто-то, и уж точно еще меньше насильников.

Понять парадоксы причинности можно, только позабыв о бильярдных шарах и признав, что не бывает событий с единственной причиной. События путаются в сети причин, которые, соединяясь и разветвляясь, вызывают, обусловливают, подавляют, предотвращают и усиливают друг друга. Четыре головоломки причинности можно разгадать, начертив схему причинно-следственной связи для каждой из них, как показано ниже.

Если воспринимать каждую стрелку не как логическое следствие («Если Х курит, то Х заработает болезнь сердца»), но как условную вероятность («Вероятность, что Х заработает болезнь сердца при условии, что Х курит, выше вероятности, что Х заработает болезнь сердца при условии, что Х не курит») и думать об узлах событий не как о переключателях «да-нет», но как о вероятностях, отражающих базовую оценку или априорную вероятность, — такую диаграмму называют байесовской сетью[348]. Переходя по сети от узла к узлу и применяя (само собой) правило Байеса, можно проследить, как разворачиваются события. Каким бы запутанным ни было хитросплетение причин, условий и мешающих параметров, байесовская сеть позволяет определить, какие события причинно зависимы, а какие независимы друг от друга.

Придумал такие сети ученый-информатик Джуда Перл; он отмечает, что построены они из трех простых мотивов — линейная цепь, разветвление и коллайдер, каждый из которых описывает одну из фундаментальных (хотя и интуитивно не очевидных) характеристик причинно-следственной связи с более чем одной причиной.

Эти связи отражают условные вероятности. В каждом случае А и С связаны не напрямую, что означает, что вероятность А при условии В можно определить независимо от вероятности С при условии В. И в каждом случае о связи между ними можно сказать нечто особенное.

В причинной цепи первая причина, А, «экранирована» от конечного эффекта, С; она влияет на него только через В. Для появления С наличие А вообще не обязательно. Подумайте о системе пожарной сигнализации в гостинице, работу которой можно описать цепью «пожар → дым → тревога». На самом деле это не пожарная сигнализация, но сигнализация о задымлении или даже о любой взвеси в воздухе. Сирена может