Не считая собаки - Конни Уиллис

– Черт! Да она же бере…

В затылок мне ткнулся острый предмет. Я прикусил язык.

Стоящий позади Финч объявил:

– Прошу прощения, мэм, там джентльмен спрашивает мистера Генри.

– Меня? Но я…

В затылке снова загудело.

– С вашего позволения, дамы.

Изобразив поклон, я последовал за Финчем к выходу.

– Мистер Генри последние два года жил в Америке, – донесся до меня голос Тосси.

– А, – понимающе заметила миссис Каттисборн.

Финч провел меня по коридору в библиотеку и плотно затворил дверь.

– Я помню, чертыхаться в присутствии дам не положено, – потирая затылок, признал я. – Не обязательно было меня бить.

– Я не за это вас ткнул, сэр. Хотя вы правы. В приличном обществе это моветон.

– Чем, кстати, вы меня ударили? – Я осторожно пощупал шейный позвонок. – Кастетом?

– Подносом, сэр. – Он вытащил из кармана серебряное смертельное оружие. – У меня не осталось выбора, сэр. Вас следовало остановить.

– Почему? И что вы здесь вообще делаете?

– Выполняю задание мистера Дануорти.

– Какое задание? Он отправил вас нам с Верити на помощь?

– Нет, сэр.

– Тогда зачем же?

Финч замялся.

– Я не уполномочен рассказывать, сэр. Могу пояснить лишь, что я здесь… – он подыскал слово, – … со смежным проектом. Я иду по другой временно́й траектории, поэтому обладаю сведениями, которые вам еще неизвестны. И если я расскажу, это может отразиться на вашем задании, сэр.

– А битье меня по затылку, значит, не может отразиться? У меня, похоже, позвонок треснул.

– Я не мог позволить вам распространяться о деликатном положении кошки, сэр. В викторианском обществе обсуждение межполовых отношений в смешанной компании – абсолютное табу. Впрочем, вы в своем невежестве не виноваты, хотя я говорил мистеру Дануорти, что посылать вас в таком состоянии да еще без подготовки не самая лучшая мысль, однако он настоял – Принцессу Арджуманд возвращаете именно вы, и точка.

– Да? – удивился я. – А почему?

– Я не уполномочен, сэр.

– У меня и в мыслях не было касаться межполовых отношений, – оправдался я. – Я всего лишь хотел сказать, что кошка бере…

– А также всего, что вытекает из означенных отношений, сэр, и хоть как-то к ним относится. – Он понизил голос, наклоняясь ближе. – Девочек растят в полном неведении об этой стороне жизни до самой брачной ночи, которая, боюсь, оказывается для некоторых жестоким потрясением. Кроме того, нельзя упоминать женскую грудь и фигуру вообще, а о женских ногах отзываются иносказательно.

– Как же тогда мне надлежало выразиться? Сообщить, что кошка в интересном положении? На сносях? В тягости?

– Вообще ничего не говорить. Беременность у людей и животных старательно обходят молчанием. Так что следовало обойтись без комментариев.

– А когда она родит и по дому будут бегать полдюжины котят, их тоже замалчивать? Или поинтересоваться, в какой капусте их нашли?

Финч опустил глаза.

– Есть еще одна причина, сэр, – загадочно пояснил он. – Нельзя привлекать к ситуации излишнее внимание. Чтобы не вызвать второй диссонанс.

– Диссонанс? Вы о чем?

– Я не уполномочен. Так вот, когда вернетесь в гостиную, я бы рекомендовал вовсе воздержаться от упоминаний о кошке.

Вылитый Дживс.

– Да, здорово вас поднатаскали, – восхитился я. – Когда вы успели стать таким спецом по викторианской эпохе?

– Я не уполномочен, – помотал головой явно польщенный Финч. – Но, признаюсь, у меня ощущение, будто я рожден для этой должности.

– Тогда, если вы такой дока, подскажите, что мне говорить, когда вернусь в комнату. Какой еще джентльмен мог меня спрашивать? Я ведь никого здесь не знаю.

– Об этом не беспокойтесь, сэр, – заверил Финч, открывая дверь затянутой в перчатку рукой.

– Не беспокоиться? Почему? Как-то ведь нужно объяснить свой уход?

– Нет, сэр. Им абсолютно все равно, почему вы отлучились, коль скоро отлучка дает возможность без помех вас обсудить.

– Обсудить? В смысле… не самозванец ли я?

– Да нет, сэр, – неподражаемым тоном истинного дворецкого объяснил Финч. – Насколько вы годитесь в женихи.

Он провел меня по коридору и с чопорным полупоклоном открыл дверь.

Финч не обманул: комната встретила меня сконфуженной тишиной, а затем взрывом смешков.

– Тоселин рассказывала нам, как вы оказались на волосок от гибели, – наконец подала голос миссис Каттисборн.

Когда я чуть не ляпнул про беременность?

– Когда у вас перевернулась лодка, – оживленно подхватила Цинния. – Но, думаю, это ничто по сравнению с вашими приключениями в Америке!

– С вас снимали скальп? – округлила глаза Камелия.

– Камелия! – ахнула миссис Каттисборн.

В дверях возник Финч.

– Прошу прощения, мэм. Останутся ли мисс Меринг и мистер Генри на обед?

– О, мистер Генри, останьтесь, пожалуйста! – хором прощебетали барышни. – Мы так хотим послушать про Америку!

Весь обед я развлекал их байками про почтовые дилижансы и томагавки, почерпнутыми на лекциях по девятнадцатому веку (эх, надо было слушать тогда внимательнее), и наблюдал за Финчем. Он подсказывал мне, какие приборы брать, шепча на ухо: «Вилку с тремя зубцами», – во время перемены блюд, или украдкой подавал знаки от буфета, пока я отвлекал внимание остальных, вещая страшным голосом: «И вот мы сидим у костра, а из темноты доносится рокот тамтамов – бум! бум! бум!»

Хихиканье.

После обеда Лилия, Роза и Цинния упрашивали нас остаться на шарады, но Тосси заявила, что пора ехать, аккуратно заперла дневник и положила его не в корзину, а в ридикюль.

– Неужто вы не можете хоть на чуточку задержаться? – завела Цинния умоляюще.

Тосси сказала, что нам еще нужно забрать в приходе вещи для барахолки, и я был ей за это крайне признателен. От выпитых за столом рейнвейна и кларета (вкупе с воздействием наливки и остаточными явлениями перебросочной болезни) меня теперь клонило в добрый послеобеденный сон.

– А вы будете на ярмарке, мистер Генри? – хихикнула Лилия.

«Куда ж я денусь…» – вздохнул я мысленно, надеясь лишь, что дом викария не очень далеко.

Надежда оправдалась, однако сперва пришлось заглянуть к вдове Уоллис (за соусником и банджо без двух струн), к Мидлмарчам (чайник с отбитым носиком, сосуд для уксуса и колода для игры в «Писателей» без нескольких карт) и к мисс Стиггинс (птичья клетка, набор из четырех статуэток, изображающих богинь судьбы, томик «Алисы в Зазеркалье», рыбный нож и фарфоровый наперсток с надписью «На память о Маргейте»).

Учитывая, что у Каттисборнов к бесценным сокровищам добавилась подставка для шляпных булавок, трость с резной собачьей головой, яйцеварка и думка с вышитыми шерстью фиалками и душистым горошком, корзина почти заполнилась, и как дотащить до дома остальное, я уже не представлял. К счастью, викарий жертвовал лишь большое потрескавшееся зеркало в золоченой раме.