Комната из листьев - Кейт Гренвилл

бойкотировали губернатора, игнорировали его при встрече на улице. Все, кроме полковника Патерсона. Миролюбивый по натуре, он имел для этого и другие мотивы. С губернатором его издавна связывала крепкая дружба, оба в Англии пользовались протекцией всесильного сэра Джозефа. Полковник был поставлен перед выбором: либо стать врагом губернатора и сэра Джозефа, либо – мистера Макартура. Он находился именно в таком положении, в какое мистер Макартур любил загонять своих врагов: между зубьями капкана.

Когда конфликт достиг точки кипения, в нашем доме будто пронесся ураган: мистер Макартур примчался из Сиднея, ворвался в дом, прошел в библиотеку, с грохотом стал рыться в шкафах, достал ящик с дуэльными пистолетами. Стоя у двери, я наблюдала, как он их проверяет; руки у него тряслись, но не от страха, а от возбуждения. Пружина внутри него была сжата до предела.

– Патерсон вызвал меня на дуэль. Кретин. Помилуй его, Господи, потому как от меня милости он не дождется!

– Мистер Макартур, – обратилась я к мужу, подняв руку. Но он меня будто не слышал. Глаза его искрились от радости, он улыбался, словно предвкушал высшее наслаждение.

– Это моя добыча, – сказал он. – Прошу вас, дорогая жена, не пытайтесь помешать моей охоте!

– Мистер Макартур, – снова начала я. Никак не могла решить, что делать – пытаться его остановить или поддержать? И в том, и в другом случае будут определенные последствия, но я затруднялась оценить их масштаб.

– Не берите в голову, – он отмахнулся, хотя я так и не нашлась, что сказать. – Я уже так глубоко втянулся в это, что игра становится увлекательной.

– Становится увлекательной, – повторила я. – Игра.

Перехитрить, выждать. Это девиз всегда мне помогал, но хитрость моя иссякла, времени выжидать не осталось.

Мистер Макартур умчался, и дом окутала тишина, словно все вокруг затаило дыхание.

Я стояла у входной двери и смотрела на сад, слушая, как стук копыт лошади, которую он пустил галопом, постепенно удаляется и стихает.

Дуэль должна была состояться в укромном месте, окруженном деревьями, за казармами Парраматты, где, как мне было известно, уже проводилось несколько бескровных поединков. Я представила, как там собираются участники: дуэлянты, секунданты, врач. Как заряжают пистолеты – этим занимается, разумеется, мистер Макартур. Шагами отмеряют расстояние до барьера. И вот гремят выстрелы. Если я выйду из дома, возможно, услышу их. Первый выстрел, второй.

И что потом? Я хладнокровно перебирала в уме возможные варианты. Оба дуэлянта промахиваются. Мистер Макартур ранит полковника. Полковник ранит мистера Макартура. Полковник убивает мистера Макартура. Мистер Макартур убивает полковника.

Согласно несложным подсчетам, существовал один шанс из пяти, что примерно через час домой принесут труп моего мужа. И один шанс из пяти, что его арестуют за убийство. Значит, всего два шанса из пяти.

Я не до конца выразила свою мысль в словесной форме: два шанса из пяти, что я от него избавлюсь. Признаюсь честно: шансы я подсчитывала с надеждой в душе, а не со страхом. Это мои личные записки, а перед собой притворяться мне незачем.

Мистер Макартур домой вернулся очень поздно. Его не убили, и он никого не убил. Пуля полковника прошла мимо, а мистер Макартур, стрелявший из пистолета «с секретом», ранил полковника в плечо.

Даже в условиях бурных событий, происходивших в Новом Южном Уэльсе, факт ранения командира части не мог быть оставлен без внимания. Губернатор был обязан принять меры. До тех пор, пока не станет известно, выживет ли полковник Патерсон, решением губернатора мистер Макартур был ограничен в свободе передвижения: ему запрещалось покидать свой дом. Арестованный, разумеется, не преминул направить губернатору запрос: дозволено ли ему перемещаться из комнаты в комнату? А выходить на веранду? А ходить в уборную?

Когда стало ясно, что полковник будет жить, мистер Макартур принялся требовать проведения военного суда, чтобы защитить свое доброе имя. Губернатор об этом даже слышать не хотел и изъявил готовность отпустить мистера Макартура из-под домашнего ареста, если тот пообещает не сеять смуту. Это был неверный ход: мистер Макартур отверг предложение губернатора. Как же, он должен отстоять свою честь! Честь, которой у него не было.

И тут я поняла замысел мужа. Раз он отклонил предложение губернатора, тот теперь обязан отправить его в Англию, где мистер Макартур предстанет перед судом.

И вот в один прекрасный ноябрьский день мистер Макартур покинул Парраматту и на пакетботе отправился в Сидней. На следующий день он должен был взойти на корабль Его Величества «Хантер», который отчалит из Сиднейской бухты, поплывет через заливы и мимо мысов гавани, пройдет между скалами, где проходило и судно «Скарборо», доставившее нас в Австралию двенадцать лет назад, выйдет в открытый океан и возьмет курс на Англию.

Я наблюдала, как пакетбот, дождавшись прилива, отбыл вниз по реке, прошел по большой дуге под сенью раскидистых мангров и исчез. Только что судно маячило вдалеке и вдруг растворилось, словно его поглотили мангровые деревья: скрылись из виду нос, корпус, корма, махнул на прощание флаг. Я не сводила глаз с реки, будто ждала, что пакетбот вот-вот появится, приблизится, вернется к пристани, будто отъезд мистера Макартура был лишь сладкой мечтой.

Я долго стояла и смотрела на реку, забыв про время, которое отныне принадлежало мне. Вода деловито облизывала камни волнолома, на поверхности реки плясали танцующие огоньки, с пронзительным криком пролетела чайка. А я все стояла и стояла, вдыхая сладостный воздух одиночества.

* * *

После описанных событий прошло сорок лет. Я сижу в залитой солнцем маленькой комнате своего дома в Парраматте, которая долгие годы служила мне рабочим кабинетом. Мистер Макартур дал нашей ферме название «Элизабет-Фарм», но в письмах я всегда пишу «Парраматта» и каждый раз думаю о людях, на языке которых наречен этот уголок Нового Южного Уэльса. Для них Парраматта всегда была и останется «местом, где водятся угри».

Сегодня, по прошествии стольких лет, я точно знаю, какая участь постигла гадигалов, вангалов, камерайгалов, бурраматтагалов и все другие местные народы. Их прогнали с родных земель, нарушили их традиционный образ жизни. Над ними чинили жестокие расправы. Их убивали. Но самое страшное – их лишили собственной истории, переписав ее на мнимую.

Наиболее близко к истине – и к моему дому, ведь сейчас я сижу и смотрю в сторону реки, где, предположительно, имело место «эпохальное» событие – это то, что случилось час спустя после рассвета тем летним утром, когда Пемулвуй бросил в английского солдата копье.

Впоследствии ему удалось сбежать из госпиталя, прямо с кандалами на ноге. Еще несколько лет он возглавлял опустошительные набеги на фермы, пока за его поимку, живым или мертвым, не была назначена награда. Пемулвуя застрелил какой-то колонист. В доказательство того, что вождь убит, он отрезал