Последний выстрел - Эмма Пиньятьелло

справа от них. Секьюрити, стоявший под портретом Виттории, медленно сполз по стене на ступеньку лестницы. Ни крови, ни пулевого отверстия, только похожая на перышко голубая игла торчала из шеи.

Где Лука?

– Я у него? Грейсон, я все время была в зале.

– Он использовал тебя! Использовал тебя, чтобы выманить меня. Я искал тебя, когда должен был…

– Ты хочешь сказать, что это моя вина? – зашипела она.

– Я не сообразил… из-за тебя…

– Что ты хочешь сказать? И на случай, если ты еще не понял, – мы здесь отличные мишени, как утки на озере. И Скиннер…

– Я скажу один только раз, и мне нужно, чтобы ты меня выслушала.

Ее молчание было громким, как крик. Все получилось неожиданно легко, потому что в темноте он не видел ее лица.

– Между нами ничего нет. Никогда не было и никогда не будет. Ты слышишь меня?

Молчание.

– Макс?

– Да слышу я тебя. Знаю, что ты делаешь. Ты отталкиваешь меня, как отталкиваешь всех, потому что никто и никогда не сможет понять великого Грейсона Хоука, чье самоотверженное служение Барбарани на самом деле лишь предлог для того, чтобы никогда и никому не открыться. Это эгоизм. Чтобы никогда больше не рисковать. Я знаю, что ты делаешь – ты винишь себя, но все это случилось не по твоей…

Она замолчала.

Этому нужно было положить конец. Раз и навсегда. Чтобы не поднимать этот вопрос снова. Он должен сделать последний выстрел. Выстрел на поражение.

– Ты права. Я так и не пришел в себя после той ночи. Но я и не рассказал тебе всей истории. Тот парнишка, которого я отпустил, помнишь?

Она моргнула, и сердце Грея остановилось, но лишь на секунду.

– Я толкнул его. Он заснял Луку, когда тот нюхал порошок, и угрожал послать фото в газеты. Я и сам немного выпил. В те выходные ехать в Перт я не планировал и формально не был при исполнении. Я не сказал тебе об этом, потому что не мог смириться с тем, что ты права, что я ничем не лучше Скиннера. Да, я хотел тебя, но ты меня не знаешь. Ты видишь идеальный образ. Ты слишком наивна. Ты верила, что твоя подруга примет твою сторону, а не сторону мужа-абьюзера. И точно так же ты думала, что Либби Джонстон не знает, на что ты способна. А она прекрасно понимала, что выстрелить ты не сможешь и свое обещание убить Скиннера не выполнишь. Либби знает тебя лучше, чем ты себе представляешь. Но во мне нет твоей доброты, Макс.

У нее были твердые принципы. Ее моральный компас был настолько верен, что она пошла в тюрьму ради подруги. Хотя автокатастрофа сильно повлияла на ее внутреннее устройство, переориентировав ее на то, чтобы никогда не полагаться на других и, подобно ему, всегда держать себя в руках, она никогда бы не смогла влюбиться в человека пустого и беспринципного, походя убивающего людей в интересах морально развращенной итальянской династии.

Он знал, что даже в темноте полицейское чутье поможет Макселле Конрад понять, что он говорит правду.

– Если я выживу сегодня, – ее голос был лезвием для его шеи, – я расскажу миру правду о тебе и об этой жуткой семейке. Так я верну свою карьеру.

Она шагнула в сторону, чтобы обойти его, и только тогда Грей понял, что все это время неподалеку стоял кто-то еще. В темных, скрывающих лицо капюшонах, с каким-то оружием, похожим на большой пистолет. Один из них поднял руку и направил пистолет в затылок Макс.

Это было последнее, о чем Грей успел подумать.

35

Макс

Все произошло так быстро, что она не успела даже извергнуть вулканический поток гнева.

Из темноты на нее надвинулась неясная фигура – с пистолетом? – но уже в следующий момент незнакомец в капюшоне и Грей сцепились в смертельном танце.

Макс вырвала оружие из руки неизвестного и попыталась помочь Грею, но в этом танце третий был лишним.

Он спас ее. Он…

Она с размаху ударила незнакомца сзади по голове.

БАМ!

Он замер на мгновение и… свалился на пол, едва ли не к ее ногам.

Грей сорвал капюшон, и они оба, отдуваясь, уставились на бледное мужское лицо с тонким, похожим на шрам ртом и пушистыми усиками.

Лицо было до боли знакомое, но в том хаосе, который творился у нее в голове, Макс не смогла определить, кто это. Две силы тянули ее в разные стороны: одна – прочь от Грея, который только что вырвал ее сердце и перерезал артерии, другая – к Грею, чтобы защитить его, закрыть глаза, прильнуть к его груди и притвориться, будто ничего не происходит. Тяга к нему была чем-то вроде нервного тика, от которого ей следовало избавиться, – из-за него она вполне могла сегодня погибнуть.

Тот парнишка. Я выпустил его. Или толкнул.

Примирить, совместить двух Греев не получалось. Того, который признался в убийстве парня ради спасения Луки Барбарани, и того, кто встал между ней и смертью всего через две секунды после того, как сказал, что между ними ничего нет.

– Кто он? – По голосу Грея она поняла, что этот человек ему тоже знаком.

Но ответить Макс не успела.

– Фрэнки! Сзади!

Младшая Барбарани метнулась через столовую прямиком к Луке, пытавшемуся оттащить Ариану Ла Маркас к арочной двери. Форест кричал что-то им обоим.

Фрэнки преследовал еще один человек в капюшоне, таком же, что был на усатом парне, попытавшемся напасть на Макс.

Нет. Нет. Нет.

– Макс!

Она не обратила внимания на крик Грея – перед ее глазами стояло лицо Фрэнки, когда она отчитывала сестру за шелкопряда. Такая юная. Слишком юная, чтобы потерять отца. Чтобы увидеть, как он умирает. Слишком юная, чтобы умереть.

Макс встала между Фрэнки и ее преследователем. Но кто-то был еще быстрее.

Виттория Барбарани бросилась к своей дочери, и Макс услышала звук, похожий на тихий свист.

Сначала Макс подумала, что Витторию не задело, и напряглась, ожидая, что звук повторится. Но незнакомец уже исчез в ночном хаосе. Макс показалось, что она мельком увидела что-то под капюшоном, что-то… Но нет, этого не могло быть…

Виттория стала заваливаться назад, но Фрэнки и Грей подхватили ее под руки.

– Нет. – Фрэнки покачала головой. – Нет.

– Мама. – Глаза у Луки заблестели. – Мама, пожалуйста. Не надо.

– Идем. – Форест дернул Ариану за руку. К страху на его лице, когда он посмотрел на Витторию, примешивалось легкое любопытство.

– Куда ей попали? – Макс провела ладонями