Движимые - Кристи Бромберг

столько гребаных денег на людей, рассказывающих мне, как преодолеть проблемы, которые, как они думали, у меня были. Что я могу воспользоваться гипнозом для регрессии и преодоления. К черту это. Дайте мне тугую, влажную, готовую киску, чтобы погрузиться в нее на мгновение, и это все доказательства, которые мне нужны.

Удовольствие, чтобы похоронить боль. И что мне теперь делать? Как справиться с одним человеком, который, как я боюсь, может доставить мне и то, и то? Что она и делает, и всё же прошлой ночью я причинил ей боль. У меня такое чувство, что я всегда буду так или иначе причинять ей боль. В какой-то момент она просто перестанет прощать или возвращаться. Тогда что, Донаван? Что, черт возьми, ты будешь делать? Если я сломаюсь сейчас, я буду, черт побери, разбит вдребезги.

Смотрю на нее спящую, такую невинную и свою, и проклинаю все на свете за то, из-за чего я не могу держаться от нее подальше. Я напуган до усрачки, и это она сделала со мной. Она, черт возьми, взяла меня за грудки, заставила выслушать молчаливые слова, которые говорила, и действительно их услышать. И что, черт возьми, мне теперь делать?

Боже мой, как вчера вечером она смотрела на меня полными наивности глазами, и с упрямо выдвинутой челюстью, спрашивая, достаточно ли ее мне. Во-первых, гребаная Тони, а, во-вторых, достаточно? Это меня недостаточно. Едва ли. Я, черт возьми, тону в ней, и даже не уверен, хочу ли выплыть на поверхность. Достаточно? В иронии качаю головой. Она остается вопреки всему, если даже не из-за темноты в глубине моей души. Святая, которой я не достоин, которую не должен запятнать.

Она издает слабый стон и перекатывается на спину. Простыня соскальзывает с нее, обнажая идеальные груди. Что б меня. При виде этого мой член начинает оживать. Прошло около трех часов с тех пор, как я в последний раз был глубоко в ней, и я, черт побери, уже готов снова овладеть ею. Вызывающая привыкание киска-вуду. Клянусь Богом.

Она снова стонет, ее голова мечется по подушке из стороны в сторону. Слышу, как Бакстер стучит хвостом, реагируя на звук и вероятность того, что кто-то уже встал. Взглядом прослеживаю путь по ее губам и возвращаются к груди. Стону при виде розовых сосков, затвердевших от утренней прохлады. Мне правда следует прикрыть ее, но чтоб меня, вид чертовски фантастический, и я не хочу все испортить.

Ее вопль пугает меня до смерти. Он так пронзительно безутешен, что заставляет мою грудь сжаться. Она вскрикивает снова, и вслед за этим мучительным звуком вскидывает руки, чтобы прикрыть лицо. Сажусь и пытаюсь притянуть ее к себе, но она снова падает на спину.

— Райли. Проснись! — говорю я, пару раз тряхнув ее за плечи. Наконец, она просыпается и выбирается из моей хватки, приподнимаясь на кровати. Звук ее тяжелого дыхания заставляет меня хотеть заключить ее в объятия и вобрать страх и боль, которые исходят от нее волнами. Делаю единственное, что приходит в голову и провожу рукой вверх и вниз по обнаженной коже ее спины — единственное утешение, которое могу предложить. — Ты в порядке?

Она лишь кивает и смотрит на меня. И я парализован одним этим взглядом. Чертовски парализован. Будучи парнем, ты должен обладать инстинктом защитника, уметь заботиться. Ты постоянно слышишь, что это твоя обязанность. Это укореняется в тебе. Что за хрень такая. Кроме нескольких раз, когда к Кью приставали в школе какие — то хулиганы, обижая ее, я не чувствовал подобного. Никогда.

До этого момента. Райли смотрит на меня, и эти фиалковые глаза наполнены слезами и такой безраздельной болью и страхом. Делаю единственное, чего мне хочется, даже зная, что этого для нее недостаточно, но что утолит мои желания. Протягиваю руку, притягивая ее к себе на колени, прежде чем прислониться спиной к изголовью кровати. Когда я обнимаю ее, она прижимается щекой к моей груди. Там, где сердце. И несмотря на спокойствие, которое мне приносит ощущение ее обнаженной кожи, не могу ничего с собой поделать, продолжая чувствовать единственный контакт ее лица с моим сердцем.

Единственное место, которое я не ожидал вновь почувствовать, оживилось всего лишь от такого простого, естественного жеста. Клянусь, ее пульс и дыхание выровнялись, а мои ускорились. Провожу пальцами по ее локонам, мне нужно что-то сделать, чтобы побороть панику, которую я испытываю.

Сначала я чувствую, что должен защитить ее, заботиться о ней, желать ее. А затем простая мысль о том, что она находит утешение в моем сердцебиении, пугает меня до чертиков. Что, Донаван, скажешь ты не размяк? Стал похож на девчонку. Какого. Хрена? Такое дерьмо не должно было случиться со мной. Сказать ей, что я попытаюсь, это одно. Но это гребаное чувство, овладевшее мной, тисками сжимающее грудь? Нет, вашу мать, спасибо.

Слышу голос своей матери. Он проникает мне в голову, и моя рука застывает в волосах Райли. Клянусь, я перестаю дышать. «Колти. Я знаю, как сильно ты меня любишь. Как сильно я нужна тебе. Что ты понимаешь, любовь означает делать все, что тебе скажет делать другой человек. Я говорю тебе это, потому что ты меня любишь, ты ляжешь на мою кровать и будешь ждать, как хороший мальчик. Ты ведь хочешь кушать, так? Прошло несколько дней. Должно быть ты голоден. Если ты хороший маленький мальчик — если ты любишь меня — на этот раз ты не будешь драться. Не будешь таким непослушным мальчиком, каким был в прошлый раз. Если у тебя будут синяки, полиция может отобрать нас друг у друга. И тогда ты не получишь еды. И тогда я больше не буду тебя любить».

Рука Райли, бесцельно выводящая круги по моим татуировкам, выталкивает меня обратно в настоящее. Ирония заключается в том, что ее прикосновений к татуировкам, которые столько собой олицетворяют, достаточно. Заставляю себя дышать спокойно, пытаюсь избавиться от омерзительного чувства в животе. Утихомирить дрожь в руке, чтобы она не заметила. Черт побери. Теперь я знаю, что испытанное ранее чувство действительно было счастливой случайностью. Как я могу хотеть защищать и заботиться о Райли, когда не могу сделать этого даже для себя? Дыши, Донаван. Дыши, твою мать.

— Интересно, нас тянет друг к другу, потому что мы оба каким-то образом эмоционально искалечены, — бормочет она вслух, нарушая тишину. Никак не могу справиться с дыханием, замершем в груди. Медленно сглатываю, переваривая ее слова, понимая, что это просто совпадение, но насколько