Меч и ятаган - Дэвид У. Болл

У Кристиана похолодело в животе, и внезапно ему отчаянно захотелось, чтобы другие доктора приехали поскорее.

Пострадавшая опять заметалась, затем пришла в себя. Боль графиня обычно переносила стоически, но сейчас она кричала, кричала и кричала, хотя Кристиан гладил ее лоб и шептал ей слова утешения, повторяя:

– Мама, с тобой все будет хорошо.

Но она как будто не слышала его.

– Надо послать гонца за отцом, – посмотрел на Ива Кристиан.

Вскоре прибыл Филипп Гиньяр в сопровождении еще троих врачей – тех самых, с кем Симона встречалась всего часом раньше. Гиньяр был с ним холоден, от общения у обоих остался неприятный осадок, но Кристиан все равно испытал облегчение, увидев его, так как знал, что мать окажется в руках лучшего доктора во всем Париже.

Кристиан попытался остаться в комнате во время осмотра Симоны, но его настойчиво попросили выйти, и он решил не тратить драгоценное время на споры. Дверь в комнату захлопнулась, и они с Ивом остались стоять в коридоре. Кристиан ушел в себя, братья молча стояли под дверью.

Через двадцать минут вышел Гиньяр с двумя помощниками. Их лица выдавали беспокойство.

– Ваша мать в тяжелом состоянии. Ей раздробило десять сантиметров бедренной кости выше колена. Видимо, туда пришелся основной удар телегой.

Когда Ив нервничал, у него появлялся легкий тремор в левой руке, а теперь, заметил Кристиан, его ладонь дрожала как лист на ветру, хотя Ив пытался держаться за рукоять трости.

– Она будет ходить? – спросил Ив.

– Ходить! – воскликнул Гиньяр. – Хорошо, если она выживет! Подобные травмы часто оказываются смертельными даже для таких сильных женщин, как графиня. У нее уже начинается легкий озноб, а вскоре наступит и лихорадка – наш главный враг. Не бойтесь, сир. Я дам все необходимые указания. Мы сделаем все возможное.

– Ей нужно ампутировать ногу, – перебил его Кристиан.

Ив дернулся от слова «ампутировать», а Гиньяр посмотрел на него так, словно молодой человек сошел с ума.

– Ампутируйте ей ногу ниже колена, и ничего хорошего не будет. Ампутируйте выше колена – и это убьет ее. Даже хирург должен это понимать.

– Ее убьют осколки кости, оставшиеся в ноге, – возразил Кристиан, пропустив оскорбление мимо ушей.

– Такое бывает. Иногда. А иногда – нет. Мы должны подойти к лечению обстоятельно. Однако если я и буду обсуждать это с кем-то, сир, то уж точно не с вами!

– Я видел такие операции! В Меце Паре поступал именно так в подобных случаях!

– Паре! – прошипел Гиньяр, к удовольствию своих коллег, как и он, ненавидевших Паре, успевшего стать посмешищем всего факультета. – Серьезно? Этот мясник отрезал кому-то ногу, да еще и выше колена?

– Вообще-то, не ногу, а руку, – признался Кристиан. – Но травма была похожая, от раны картечью. Он отрезал руку выше локтя.

– Похожая? Рука и нога? Смотрю, за месяц на войне вы многому научились. Прошу прощения, или за два месяца? – спросил Гиньяр, презрительно глядя на Кристиана. – В верхней части бедра слишком крупные сосуды, она истечет кровью, прежде чем мы успеем прижечь их каленым железом. Даже дюжина хирургов не успеет сделать это достаточно быстро.

– А мы обойдемся без прижигания, используем специальную смесь.

– Ну конечно, смесь!

Такие радикальные практики были не в чести у медицинского сообщества Парижа, которые продолжали отстаивать применение проверенного временем каленого железа.

– Скажу вам честно, сир, – продолжил Гиньяр, – я не потерплю таких оскорблений в адрес священной медицины и даже не удостою вас ответом! Граф дома? – спросил доктор у Ива, отвернувшись от Кристиана.

– Он в Эсдене с его величеством, магнификус, – ответил Ив. – Я уже послал за ним гонца.

– Тогда до его приезда я так понимаю, что буду иметь дело с вами. С вашего разрешения, сир, я подготовлю список всего необходимого для ухода за вашей матерью.

– У вас будет все, что потребуется.

– Первое, что мне потребуется, – язвительно улыбнулся Гиньяр, – чтобы вы оказали мне такую любезность и держали вашего брата, благонамеренного, но невежественного, подальше от меня!

Филипп Гиньяр хорошо понимал, что ему предстоит лечить важную пациентку, и не хотел рисковать. Симоне прописали клизмы и припарки, пилюли и микстуру. Горячие камни вымочили в белом вине, завернули в овчину и положили по обе стороны поврежденной ноги. В ногах у нее поставили керамический кувшин со смесью уксуса, вина и успокоительных трав.

Созвали консилиум специалистов – оккультиста, ботаника и алхимика. Симону осматривали, трогали и массировали. Она терпеливо сносила все сквозь белую дымку боли, так как в качестве болеутоляющего ей давали бренди.

Кристиан отчаянно хотел помочь, но днем к матери в комнату его не пускали. Ив, разумеется, не попытался бы прогнать брата – у него бы просто не хватило силы, – но Кристиан и сам не стал бы прорываться туда днем, чтобы не волновать матушку. Зато ночью он мог проводить с ней время и присматривать за ней.

По вечерам Гиньяр оставлял у постели графини дежурного помощника, который должен был вызвать его в случае резкого ухудшения состояния. Помощником оказался бедный студент медицинского факультета, которого Кристиан купил всего за несколько монет.

Кристиан следил за состоянием матери и сверял каждое назначение Гиньяра со своими книгами. И молился.

Как они и ожидали, у Симоны началась лихорадка. Гиньяр принес мумие.

– Это настоящее мумие? – спросил его Кристиан. – Или вербена, как для дочери лавочника?

Если до этого они еще пытались соблюдать хоть какие-то приличия, то на этом комментарии все однозначно закончилось.

Мумие не помогло. Ночью Кристиан делал матери охлаждающие компрессы. Увидев это утром, Гиньяр пришел в ярость и приказал немедленно убрать их.

– Вы что, совсем невежда? Холод остановит движение жидкостей и заблокирует каналы в теле! Ткани перестанут получать питание!

– Но лихорадка отступает!

– Возможно, вам так кажется, вы же новичок! Я сделаю ей кровопускание. А сейчас держитесь от нее подальше!

Кристиан попытался убедить Ива приказать Гиньяру изменить слишком консервативное лечение. Такая тяжелая травма требовала агрессивного вмешательства.

– Рана начнет гноиться, – объяснил он Иву. – Гангрена распространится с бедра на все ее тело. Если мы не ампутируем ногу, мама умрет!

– Но ведь у нее даже не идет кровь! – задрожав при одной мысли о смерти матери, воскликнул Ив. – Как ты можешь предлагать ампутировать ей ногу?!

Кристиан терпеливо объяснил брату, почему он так думает. Ему удалось убедить Ива, и тот пообещал разобраться с этим наутро. Но Ив легко поддавался давлению, и на следующий день Гиньяру удалось переубедить его и переманить на свою сторону.

Ив с нетерпением ждал возвращения отца. Он не хотел брать на себя ответственность за жизнь матери, но выбора у него не было. О том, чтобы отдать все в руки Кристиана, не могло быть и речи, но и Гиньяру он не очень доверял. Последнее слово должно было оставаться за Ивом. Он, конечно, побаивался Гиньяра, но куда больше боялся отца, который наверняка прикажет его высечь, если окажется, что он что-то упустил или проглядел.

– Может быть, вызовем еще одного врача? – заикаясь и дрожа от страха, предложил он.

– Разумеется, сир, если таково ваше желание, – с легким поклоном процедил сквозь зубы Гиньяр.

В доме появился доктор Жан Фернель в сопровождении костоправа с факультета. Фернель был настоящей легендой, с безупречной репутацией. С этим не мог поспорить даже Кристиан. Он был личным врачом короля, и в подтверждение этого Фернеля сопровождали двое королевских швейцарских гвардейцев. Фернель осмотрел графиню, изучил все назначения Гиньяра и даже выслушал мнение доктора о предложениях Кристиана. Фернель счел все назначения Гиньяра правильными, однако не разделял его уважения к «арабскому мусору» Авиценны, персидского врача, чьи методы широко применяли последние четыреста лет. Фернель предпочитал опираться на мудрость древних, на великих Гиппократа и Галена. Он обменялся несколькими добродушными и учеными репликами с Гиньяром и даже поговорил с Кристианом, чтобы показать, что готов мыслить широко. А затем, посоветовавшись с костоправом, высказал свое мнение по поводу ампутации:

– Состояние графини, по нашему мнению, таково, что она может и не выжить. Однако если мы попытаемся ампутировать ей ногу, то она, без всяких сомнений, умрет.

Численное преимущество было не на стороне Кристиана, к тому же ему противостояли лучшие умы Парижа. Его