Меч и ятаган - Дэвид У. Болл

сообщал он. – Он сдался. Не ест, не пьет. Ходит по коридорам, рыдает в голос и проклинает твое имя.

Выйдя из дому в сумерках, Кристиан бесцельно бродил по парижским улочкам. Прошел в тени мрачной тюрьмы Большой Шатле. Около полуночи он очутился на бульваре Сен-Дени, где проститутки пытались заманить его в темные переулки и соблазнить своими прелестями. Он посидел около церкви Гроба Господня, где парижские цирюльники-хирурги давали клятву и совершали ежегодные богослужения. Он посвятил жизнь тому, чтобы однажды и его пригласили войти туда и разрешили надеть короткую красную мантию, а теперь ругал себя за высокомерность своих мечтаний.

Кристиан остановился у кладбища Невинных. Через год после его рождения в городе бушевала чума, и на кладбище не осталось места для новых захоронений. Даже сейчас, много лет спустя, от земли поднимались зловонные испарения и в воздухе стоял запах смерти. Проходя мимо кладбища Трините, Кристиан пристально осмотрел огромные пространства, куда свозят свежие тела из городской больницы Отель-Дьё.

Места смерти, места поражений.

И теперь, когда ангел смерти придет за моей матерью, я сам предам ее в руки его.

Пройдя через городские ворота Сент-Оноре, Кристиан спустился на берег Сены и просидел там до рассвета, кидая камешки в воду и наблюдая за тем, как по реке начинают сновать баржи. Потом прошелся по Булонскому лесу, недалеко от дома. Видел оленя, пьющего из пруда, и лису, гнавшуюся за кроликом. Наконец он оказался в верхнем течении реки, где Сена огибала собор Сен-Поль, зашел в него и немного постоял посреди огромного нефа. Здесь Кристиан всегда находил утешение, всегда ощущал присутствие Бога. Привычно устремив взгляд вверх, он почувствовал, что к нему возвращается вера.

По центральному проходу Кристиан прошел к алтарю, его шаги эхом отражались от каменных стен, вдоль которых на него смотрели вырезанные из дерева головы святых: Матфея и Фомы, Иоанна и Иакова, Марка и Луки. Кристиан ощущал их сострадание, их насмешку, их любовь. Перекрестившись, он опустился на колени перед Пресвятой Девой и склонил голову в молитве.

Полуденное солнце проникало в храм сквозь витражи, падая ласковыми цветными лучами на пол и согревая его голову. Точно так же свет падал на него в младенчестве, когда в монастырской капелле отец дал обет, что его сын станет членом ордена Святого Иоанна.

Благослови меня, Отец, ибо я согрешил. Я прошу Тебя отпустить мне грехи и взываю о Твоей милости.

Прости мне мое высокомерие, мое тщеславие и гордыню. Прости мне непослушание матери и отцу.

Господи, как многое я прошу Тебя простить мне! Взываю к Тебе: возьми мою жизнь, а не ее!

Кристиан сделал глубокий вдох.

Если будет воля Твоя на ее спасение, я вступлю в орден Святого Иоанна и буду преданно служить Тебе.

Епископ сказал, что Господь защитил графиню де Врис.

Добрый доктор Гиньяр скромно сказал, что здравые рекомендации Галена помогли ей пройти путь исцеления, несмотря на недопустимое вмешательство Кристиана.

Марсель в частной беседе сказал, что, если бы не Кристиан, графиня бы не выжила.

Кристиан понятия не имел, кто из них был прав, да, если честно, ему уже было и не важно.

В свой двадцать третий день рождения, в 1553 году, он сел на коня во дворе замка де Врисов. По левую руку от него ехал отец, по правую – Бертран. Они двинулись по дороге, которая должна была привести их в Марсель. Там молодым людям предстояло сесть на корабль, идущий на Мальту, где в Биргу располагалась обитель ордена, и там принести торжественную клятву и дать обет.

Кристиан обернулся и взглянул на замок. Почему-то он был твердо уверен, что видит родной дом в последний раз. Ослепленный солнцем, он сощурился, пытаясь разглядеть ее. Симона помахала ему на прощание, сидя в мягком кожаном кресле на балконе.

Книга третья. Мария

Глава 17

Мальта

– Матушка, я пошла, – сказала Мария, открывая дверь.

– Так полуголая и пойдешь? – нахмурилась Изольда. – Почему ты не в платье? Где твоя барнуза? Какое бесстыдство! Не покрываются только ведьмы и распутницы!

Такой спор между ними происходил уже далеко не в первый раз. В тех редких случаях, когда девушки возраста Марии появлялись на людях, они, как ее мать, носили длинную бесформенную одежду с капюшоном, который покрывал голову, а при необходимости его можно было надвинуть на лицо. Мария же продолжала одеваться как в детстве: джеркин из козьей кожи без рукавов, доходивший до бедер и подпоясанный ремнем, а под ним блуза с длинным рукавом да обтрепанные снизу штаны длиной до середины икры. Как всегда, Мария была босиком. Мать продолжала ругать ее за то, что она выставляет голую кожу на показ, потому что была уверена, что увидеть женщину – то же самое, что соблазнить ее. Но Мария была непреклонна.

– Я не шлюха, матушка, и не ведьма! Но я иду собирать гуано, а не молиться в церкви, поэтому барнузу надевать не буду! Мне скрывать нечего!

– Мария, устыдись! – перекрестилась Изольда. – Неудивительно, что ты осталась старой девой! Никто к тебе уже больше не сватается! И никогда не посватается, если ты не прекратишь свои вульгарные разговоры!

– Я вовсе не старая дева, мама! Мне шестнадцать! Старой девой становятся в семнадцать лет!

– Придержи язык! Ты должна была выйти замуж еще год назад!

На пятнадцатый день рождения Марии Лука устроил ей брак с сыном кузнеца. Мария никогда с ним не разговаривала, но не раз видела его у лавки отца. Ему было почти тридцать. Лицо пухлое и потное. Он жестоко обращался со своим мулом, и Мария знала, что и ее ждет незавидная судьба. Как и полагалось, жаждущий встречи жених прислал ей рыбу, украшенную гирляндами из лент и с кольцом во рту. Родители будущей пары торговались о приданом, а Мария оставила рыбу на солнце, пока она не протухла настолько, что даже собаки на нее бы не позарились. Потом Мария отослала рыбу вместе с кольцом обратно. Отец пришел в ярость, но Мария не сдавалась.

– Я его не люблю! – заявила она.

– Не любишь? – обезумев от наглости дочери, заорал отец. – А при чем тут любовь? Любовь не поможет тебе набить желудок во время голода и не согреет зимней ночью! Выброси эти глупости из головы! Он станет тебе хорошим мужем!

– Любовь согреет меня в зимнюю ночь, – парировала Мария, – или я буду спать одна. Я терпеть его не могу! Да я скорее выйду замуж за его мула!

Ни один житель Мальты не позволил бы такого вольнодумства в своей семье. Лука высек ее, но Мария даже не расплакалась и не подчинилась его воле. Когда порка закончилась, она поправила одежду и ушла с каменным лицом, чтобы он не понял, как сильно обидел дочь. Позже Марию спасло лишь то, что сыну кузнеца присмотрели другую невесту. Лука опять ее выпорол в ярости оттого, что она упустила мужа. Не те были времена, мужа на Мальте было найти сложно, даже самого завалящего. Других кандидатов так и не нашлось.

Мать суетилась вокруг очага, подметала и выносила золу. Хилые лучи солнца, проникавшие в комнату сквозь окно, тут же исчезали в клубах пыли.

– Вот вечно с тобой так, – ворчала Изольда, возясь по хозяйству. – Думаешь только о себе, о своих глупых мечтах! Сначала лишила меня моего Нико, а теперь – остатков достоинства!

Мария поморщилась. На это ей было нечего ответить. Прошло три года с тех пор, как Нико пропал, и каждый день она вспоминала о нем с тоской и муками.

– Ты бы лучше… – завела свою шарманку Изольда.

– До свидания, матушка, – отрезала Мария и, хлопнув дверью, вышла из дому.

Утреннее солнце приятно согревало лицо. Девушка была рада наконец-то выйти на улицу. После ее неудачной попытки сбежать с Еленой два года Мария провела в доме, практически никуда не выходя. Когда она в первый раз ослушалась отца и сбежала, он нашел ее и притащил обратно домой. Тогда он посадил дочь на цепь. Через две недели она пообещала больше не обманывать его, и он ее отпустил. Сначала ей разрешили выходить из дому только в церковь, да и то в сопровождении