Жар-птица - Андрей Владимирович Козырев

спросил его, почему для рекламной кампании выбрали такой ролик? Егор ушёл от ответа, а ролик продолжали крутить по всем каналам. И мне раз за разом приходилось объяснять моим будущим избирателям, что я не имею никакого отношения к этой рекламе и иду на выборы как независимый кандидат. Хотя ролик, возможно, и не сильно повлиял на голосование, он давал повод задуматься о том, способны ли в принципе российские демократы находить общий язык с людьми за пределами Москвы и Питера.

Выражаться ясно

Проводя кампанию в Мурманске, я должен был учиться высказывать свою позицию просто и кратко. Это было особенно трудно, когда речь заходила о внешнеполитических вопросах. Традиционный язык дипломатии, уклончивый, богатый нюансами, содержащий больше намёков, чем прямых высказываний, здесь бы не сработал. Я это понимал.

Некоторые наблюдатели говорили, что моя кампания содержала элементы националистической риторики. Это, конечно, было не так. Но я действительно говорил о национальных интересах, которые людей волновали. Но от своих демократических взглядов не отказывался и обходился без популизма. Речь шла о некотором смещении акцентов.

Например, на международной конференции я говорил прежде всего о необходимости тесного сотрудничества с Западом для решения глобальных вопросов безопасности, о нераспространении ядерного оружия. А на предвыборном митинге делал акцент на необходимости добиваться поддержки Запада, чтобы убедить Украину отказаться от своих ядер-ных амбиций. Политика та же самая — акценты разные.

Особым испытанием для меня стала встреча с офицерами военно-морской базы в Североморске. Сначала настроение зала, заполненного тысячей военных, колебалось между нейтральным и недружественным. Перед выступлением я узнал, что единственной доступной газетой на базе была коммунистическая «Правда».

Я вспомнил встречи с военными в горячих точках и решил опереться на собственный опыт. Он подсказывал: с этими людьми нужно говорить прямо и честно. Поэтому я начал с самого главного.

— Знаю, что кое-кто называет меня «прозападным» политиком. Действительно, я уверен, что союз с Западом наилучшим образом отвечает интересам России, которые, разумеется, отличаются от интересов номенклатуры, правившей в бывшем Советском Союзе. Так что я «прозападный», потому что я «про-российский».

Зал молчал. Военные люди, они ценили открытый бой в споре, как и на поле битвы. Я продолжал:

— Важна суть, а не слова. А суть моей концепции — защита наших национальных интересов через расширение сотрудничества и построение союзов с западными странами. То есть с теми, которые традиционно называют западными, хотя крупнейшая страна этой группы, Соединённые Штаты, является, как и Япония, нашим восточным соседом. Что объединяет страны под названием «западные»? Демократия и рыночная экономика, которые обеспечивают высокий уровень жизни их народам. Я хочу, чтобы Россия продолжала свои радикальные реформы на пути к демократии и рыночной экономике, и в этом смысле я «прозападный». Вы знаете лучше, чем кто-либо, что у Америки и у НАТО первоклассные вооружённые силы. Ваш непосредственный противник — военно-морская база в Сан-Диего в Калифорнии. Я стараюсь реализовать программу обменов визитами между группами офицеров вашей базы и той. Те из вас, кто там побывает, обязательно заметят огромную разницу в уровне жизни между Сан-Диего и Североморском. Я горжусь, что в соревновании по служебным навыкам ваша команда недавно опередила американцев. Я мечтаю о том дне, когда мы также сможем гордиться, сравнивая условия жизни ваших семей и их. Вот что для меня значит быть «проамериканским».

В зале раздался сначала смех, а потом и аплодисменты. Не то чтобы они всерьёз поверили, что мы быстро догоним американский уровень жизни — мои слушатели не были так наивны. Но мой подход им понравился.

— Одним словом, я хочу, чтобы Россия не уступала западным странам ни в благосостоянии наших людей, ни в качестве вооружённых сил. Я хочу, чтобы Россия, как великая страна, вошла в клуб наиболее развитых стран мира, а не оставалась в изоляции от них, как раньше СССР. В этом смысле я «прозападный», — продолжал я.

О моих признаниях в «прозападничестве», конечно, сообщили в прессе, но вне поясняющего контекста, и националистическая пропаганда тут же использовала их против меня. О них также доложили Ельцину как об «очередной политической ошибке молодого Козырева» — он сам мне позже рассказал об этом.

Я мог бы предположить такое развитие событий, но в момент выступления у меня была одна-един-ственная задача: честно объяснить своим слушателям, что и зачем я как министр делаю. И мой ход сработал. Аудитория потеплела и живо откликнулась на моё предложение задавать вопросы, да и просто высказываться. Похоже, офицеры к такому не привыкли.

Первый вопрос касался социальной цены реформ. Я ответил, что эту цену увеличивали медленный, а не слишком быстрый темп экономических преобразований. Эту цену можно было отчасти уменьшить через более эффективные действия правительства, но главным образом — сняв политические препятствия на пути перехода от командной экономики к рыночной. Но Верховный Совет блокировал перемены в законодательстве — здесь я привёл конкретные примеры. В результате пострадали малые и средние предприятия, которые должны были создать новые рабочие места в таких городах, как Североморск.

Один офицер сказал, что новая внешняя политика отталкивает традиционных союзников и друзей СССР в странах третьего мира, важных и геостратегически, и экономически — как рынки для экспорта нашего оружия.

Я ответил прямо: это были союзники только в контексте холодной войны, имевшей целью бороться с «американским империализмом» в мировом масштабе. Такие цели отвечали интересам советского режима, которому нужно было поддерживать образ Запада — и прежде всего США — как врага. Новая Россия должна заботиться о своих собственных экономических интересах так, чтобы повышать уровень жизни своих граждан.

И тут я рассказал им случай из своей дипломатической практики. Примерно за год до того я посетил Сирию, которая была одним из ближайших советских союзников и крупнейшим получателем вооружений. В разговоре с многолетним лидером страны Хафезом Асадом я поднял вопрос о многомиллиардном долге перед СССР, который Сирия должна была выплачивать России. Ответ Асада был как раз в тему.

А сказал он примерно следующее. Десятилетиями советские руководители убеждали Дамаск, что Сирия должна бороться против империализма США и их союзника в регионе — Израиля. Не только убеждали, а давали для этого оружие. И вот теперь, сказал старший Асад, появляется молодой Андрей и говорит, что его тёзка, дедушка русской дипломатии Андрей Громыко, и все советские лидеры ошибались. И, соответственно, Сирия должна заплатить за вооружения, которые Москва поставила ради выполнения этой ошибочной задачи. Естественно, Асаду наше предложение вернуть долг не понравилось. Рассказав эту историю, я подробно разъяснил свою позицию:

— Мы продолжим переговоры с