Цветы в тумане: вглядываясь в Азию - Владимир Вячеславович Малявин

выбирает великое в себе и потому способен расти духовно. Это означает, помимо прочего, что он состоит во внутренней, живой связи с усопшими предками и богами и, более того, с вечноживым началом в жизни вообще. Это единение людей и богов, живых и умерших нельзя показать или доказать, о нем можно только свидетельствовать. В сущности, оно удостоверяется опытом таинственной зеркальности бытия, спонтанного явления нашего темного двойника, которое опознается нами прежде, чем мы можем осознать самих себя. В этом опыте абсолютной Встречи никто ничего не передает, но все передается. Ритуал и есть символ такой связи, которая отсутствует в любом «объективном» знании, во всем понятом и понятном. В нем и благодаря ему жизнь опознается как декорум внутренней правды.

Праздник памяти Конфуция или театральное представление (которое в Китае мыслилось не как зрелище, а как игра, чистое действо, возобновление упомянутой выше отсутствующей связи миров) могут идти в темноте и без зрителей потому, что удостоверяют нераздельность сокровенного и орнаментального за пределами отстраненного взгляда субъекта. Опыт встречи дается прежде, чем при свете дня появится мир вещей и параллельный ему мир идей. Ночной сумрак – вот мир китайской живописи. И недаром конфуцианская традиция требовала от своих приверженцев устранять дурные мысли прежде, чем они проявятся в уме. «Не делай ничего дурного даже в темноте», – гласит древняя конфуцианская заповедь. (Кажется, до нас она доходит в виде псевдоконфуцианских изречений о трудности поисков «черной кошки в темной комнате».)

Современные исследователи разбирают по косточкам «учение Конфуция», но для меня ключ к пониманию Конфуциева наследия дают не теории, а два простых факта. Во-первых, Конфуций не писал книг, а только высказывался по разным поводам: он явно дорожил непосредственным общением больше отвлеченных умствований. Во-вторых, Конфуций превыше всего ценил ритуалы и предметы, к ним относящиеся: одеяния, регалии, инсигнии, музыкальные инструменты, жертвенные сосуды, экипажи, связки бамбуковых книг. Более того, в самом Конфуции его ученики и потомки совершенно исключительное значение придавали его личным вещам и манерам, вообще образу жизни. Древний историк Сыма Цянь спустя четыре века после смерти Конфуция записал: «Я побывал на родине Учителя и видел его покои, его колесницу и одежды, его сосуды для жертвоприношений и ученых мужей, совершавших в урочные часы торжественные обряды. Я преисполнился благоговения и не мог заставить себя покинуть этот дом. Среди владык мира немало было таких, чья слава умирала вместе с ними, а память о Конфуции, даром что носил он платье из холста, любовно сберегается вот уже более десяти поколений. Не зря зовут его величайшим мудрецом!»

От философов европейской Античности остались только мысли. Их жилища, вещи и сами могилы давно преданы забвению. А на родине Конфуция в полной сохранности стоит его дом, набитый старинными вещами (сейчас не так важно, подлинными или нет), на кладбище рода Конфуция почетное место отведено его могиле, существует полная генеалогия потомков мудреца, которых к настоящему времени раскинуто по миру ни много ни мало более трех миллионов человек! Кстати, подготавливается новое издание этой генеалогии, куда наперекор обычаю, но в духе нынешнего времени будут включены и все женщины прославленного рода. Феминизм проник даже в твердыню патриархальной культуры Китая.

Что означает это любовное внимание к личным вещам, характеру, поведению человека? Речь идет о предметах столь же уникальных и неповторимых, как и жизненные «случаи», которые на самом деле и побуждают нас говорить и притом говорить что-то новое. В этой непреходящей оригинальности вещей и устных высказываний только и может запечатлеться уникальная личность. Истинно человечный мир бесконечно разнообразен. Поэтому человека нельзя придумать. Его можно только открыть. В лице Конфуция человек в Китае впервые открыл себя, встретился с собой и… остался навсегда. И этот открывший себя человек не может остаться (с) собой без культуры, утверждающей все уникальное и своеобразное.

Литературная форма конфуцианской традиции, кстати сказать, точно воспроизводит двуединство сокровенного и орнаментального в ритуальном действии. Ее ядро составляют лаконичные афоризмы, которых как бы дополняют, орнаментируют исторические анекдоты. Первые указывают на правду внутреннего опыта, вторые – на явления жизни как декорум сокровенной правды духа. Тайна Конфуциевой церемонности – сама несокрытость молчаливой работы нравственного совершенствования, которая делает человека воистину человечным.

Хотя чествование Конфуция не предполагает сторонних зрителей, а должно свершаться в глубине сердца каждого, оно не лишено политического подтекста. При Гоминьдане годовщина рождения Конфуция была официальным праздником, и в этот день на острове чествовали всех учителей. Новая власть этот праздник отменила. Теперь на нее сыпятся обвинения в некомпетентности, коррумпированности и пренебрежении общественной моралью. В этом потоке критики нет-нет да и всплывет имя первого учителя Китая. Накануне праздника Конфуция близкая к оппозиционным кругам газета назвала одной из причин нарастающего брожения в тайваньском обществе неуважение нынешнего правительства к памяти Конфуция. Зато администрация Тайбэя, контролируемая Гоминьданом, провела нынешнее празднование с особенным размахом и дополнила его международной конференцией, на которую съехались поклонники Конфуция почти из всех стран «конфуцианского ареала» за исключением КНР (и Конфуций не может быть вне политики). Зрелище по-своему любопытное, дающее редкую возможность наблюдать особый, сверхнациональный человеческий тип, выкованный конфуцианством. Это тип книжника-эрудита, бледного и высохшего от ученых занятий, но степенного и учтивого до невозможности: шагу не ступит без извинения и поклона. За избыточной вежливостью, достойной чеховского юмора, скрываются необычайная чувствительность духа, обостренное бодрствование сознания.

Объединяла участников конференции и вера во всемирную ценность идей Конфуция. Ведь Конфуций учил искусству человеческого общения, а коммуникативность – ключ к успеху в современном мире. И если нынешний капитализм силен тем, что умеет эксплуатировать человеческие желания, извлекая доход буквально из ничего – из пустоты, отсутствия предмета вожделения, которыми питается желание, то конфуцианство с его тонко разработанной техникой артикуляции желания и нравственной аскезы ничуть не противоречит капиталистическому укладу эпохи постмодерна. То же конфуцианство определенным образом типизирует социальную среду, облегчая коммуникацию и отношения обмена. А в наши дни оно делает это в глобальном масштабе. Так что празднование дня рождения Конфуция в глобализированном Тайбэе – не просто дань прошлому, а, скорее, признак устремленности в будущее. В точности по завету Конфуция: мудр тот, кто, «лелея старое, открывает новое».

Страсти по демократии

В последнее время в Тайбэе развернулось еще одно политическое шоу, которое, если бы о нем знали в России, наверняка привлекло бы к себе самое пристальное внимание российского политического бомонда. Ибо речь идет о серии акций, очень похожих на «цветные» революции в странах СНГ. Поводом для них послужили коррупционные скандалы, в которых оказались замешаны родственники президента и его жена. Самого