Сильвия - Э.В. Каннингем

— Мисс Вест, — обратилась Энн непринужденно, как она умеет это делать, избегая любых сложностей, — это мистер Маклин. Хочет с вами познакомиться. Он с большим интересом прочел вашу книгу, которую у меня купил месяца два назад.

Сильвия улыбнулась, протянула мне руку, не испытывая ни малейшей робости. Мне нравится, когда женщина, знакомясь, по-мужски протягивает руку.

— Рада с вами познакомиться, — сказала она. — Всегда рада убедиться, что кому-то интересно, что я пишу. Хотя убеждена, что интересно это только моим самым близким друзьям. Тем приятнее, что и люди, которых я не знаю, иногда меня читают.

— Мне ваша книга понравилась, — ответил я. Энн очень внимательно слушала наш разговор. — Да и вообще, знаете, с писателями я почти никогда в жизни не встречался, так что весьма взволнован.

— Благодарю вас, мистер Маклин. Вы очень любезны. Только какой же я писатель, просто выпустила скромную книжку стихов, ничего больше.

— Скромных книжек не бывает.

— Правда? Вы так любите книги?

— Во всяком случае, покупает их при каждой возможности, — вставила Энн. — Он из моих самых старых и самых надежных клиентов, мисс Вест. И кроме того, мистер Маклин мой старый надежный друг.

— Прекрасная рекомендация, мистер Маклин, — сказала Сильвия. И почти инстинктивным жестом указала на книгу, которую я держал в руках. — Вам нравится античная история?

— Он просто живет ею, — улыбнулась Энн и, приметив нового покупателя, ушла, извинившись. Сильвия полистала мою книгу, вопросительно на меня взглянула.

— В университете я изучал древнюю историю. Собирался ее преподавать, после окончания. Давно это было. А теперь так — просто привычка.

— Жаль, что только привычка, — вдруг перебила она меня.

— Конечно, жаль, мисс Вест. Хотя почему, собственно, вы так думаете?

— Мне кажется, вы сами об этом сожалеете. Нужно, чтобы человек имел возможность заняться тем, чем хочет.

— Разумеется, мисс Вест. Вот как вы. Вам в этом смысле повезло.

— А вы уверены, что я занимаюсь всегда тем, чем хочу?

— Но вы ведь пишете стихи, а разве поэзией занимаются вынужденно?

— Нет-нет, вы правы.

— Вот видите.

— Да, не спорю.

— Я прочел ваш сборник. — И тут, набравшись смелости, я добавил: — Видите, мисс Вест, мы не то чтобы совсем уж незнакомы. Я ваш читатель, меня вам Энн представила, в общем… в общем, не пообедать ли нам вместе, если вы еще не обедали?

Она улыбнулась, покачала головой.

— Нет, еще не обедала.

— И я тоже, — соврал я. — Окажите мне честь, прошу вас. Так бы хотелось с вами поговорить. Если, конечно, у вас нет других планов.

— Других планов нет, — просто сказала она.

Глава III

Я спросил, какой ресторан она предпочитает, и услышал, что тут мне предоставляется право выбора. Машину я оставил на стоянке в трех кварталах отсюда, предложил пройтись, но она заметила, что ее автомобиль стоит прямо у входа в магазин, почему бы не воспользоваться им. Я поблагодарил, сказал, что неподалеку есть итальянский ресторанчик — столики на открытом воздухе во дворе и кормят хорошо, без выкрутасов. Машина ее оказалась не «ягуаром», не «тандербердом», а «плимутом» 1956 года, с открытым верхом, и вела она ее очень уверенно, не отрываясь от шоссе, хотя и была погружена в какие-то свои мысли, точно бы вовсе позабыла, что я сижу рядом. Я воспользовался случаем понаблюдать за ней попристальнее, не привлекая к себе внимания, и тут, наконец, рассмотрел как следует и ее чуть выпирающие скулы, и темный загар, и крупноватый рот с чуть слишком полными губами, — рассмотрел женщину, чье прошлое я только что пережил заново и чей образ для себя создал до мельчайших деталей. Косметики на ней почти не было, только слабый слой помады на губах, но это не придавало ей, как другим, когда они снимают косметическую маску, выражения беспомощности на лице. Я бы не назвал ее лицо ни молодым, ни простодушным, хотя морщин нигде не было заметно, а кожа была гладкая и ровная, как у ребенка.

Было время подумать и о другом: вот пригласил ее со мной пообедать, поддавшись порыву, а ведь кто я такой, если разобраться, и как должен себя в подобном положении ощущать? Вдобавок ко всему, что и так было мне в себе отвратительно, еще и проходимец?

Ладно, утешал я себя, как будет, так и будет, потихонечку все придет к тому, к чему должно прийти.

В ресторане я для себя заказал что-то совсем легкое, и мы молча сидели друг против друга, чувствуя себя не совсем уверенно. Наконец, она мне напомнила, что я, кажется, хотел с ней о чем-то поговорить.

— Видите ли, — начал я, — в ваших стихах мне сначала не все было понятно — ну, не так понятно, как хотелось бы.

— А зачем вам хотелось все в них понять, мистер Маклин?

— Хотелось, это же естественно. Попробую вам объяснить, только не сразу, если можно. Мы с Энн Гольдфарб про вас говорили, и она сказала, что вы к ней иногда заглядываете. А потом я познакомился с Гэвином Малленом, он профессор современной литературы в университете, я был у него в гостях, и мы заговорили про вас — вот так почти весь вечер про ваши стихи речь шла, читали их вслух…

— Быть того не может! — засмеялась она.

— И тем не менее. Если хотите, можем к Малленам вместе наведаться, они так рады будут.

— Не знаю, — застеснялась она. Потом, взглянув на меня, добавила. — Вы льстить не очень умеете, мистер Маклин, но все равно так приятно все это от вас слушать. Тем более, что день сегодня у меня неудачно начался. Ужасно любопытно, что сказал этот ваш профессор Маллен. Хотя подозреваю, что вы его просто выдумали.

— А вы позвоните в университет, проверьте.

— Ну хорошо, хорошо. Так что же он сказал? Понравились ему стихи? Они правда неплохие?

— А вы будто не знаете!

— Не знаю, уж поверьте. Это вы, видимо, вращаетесь там, где стихи умеют ценить. А вообще-то, мистер Маклин, в этой стране поэзия — самое последнее дело. Самое последнее. Книжки вроде моей не расходятся. Их печатают в убыток себе. И пишут о них только в очень немногих журналах, причем большей частью пишут люди, вообще не представляющие себе, что я хотела выразить и зачем. А уж о том, хорошие стихи или плохие и о чем они, вообще речи не заходит. Правда, в университетском журнале один критик просто Камня на камне от книжки не оставил, написал, что я прямо-таки создаю угрозу настоящей литературе, зато другие два считают, что у меня яркий талант, подаю надежды, — в жизни ничего противнее про себя не слышала. Хотя, честно говоря, мне все равно, что они там пишут.

— Маллену ваша книга понравилась. Хотите, перескажу его отзыв. Насколько запомнилось. Ведь почти два месяца назад этот разговор у нас с ним был.