Одна крошечная ложь (ЛП) - К. А. Такер

Звук приближающихся шагов заставляет меня отшатнуться от двери.

— Ливи?

Я крепко стискиваю губы, зажимаю рот ладонями, закрываю глаза и перестаю дышать. А потом считаю до десяти.

— Ливи. Тебе сейчас же стоит выйти оттуда.

Я качаю головой, и движение вызывает подавленный стон.

— Я тебя слышу, Ливи. — После очередной долгой паузы он начинает грохотать по двери, отчего сотрясается вся стена. — Открой эту чертову дверь!

— Отвали от нее, Коннор! — орет позади него Эштон.

Его слова останавливают грохот, но не крики. Крики становятся лишь более злобными.

— Почему она там прячется? Что ты, блядь, с ней сделал? Ты… — Раздается странный звук, словно кто-то кого-то толкнул. — Насколько она была пьяная, когда сюда пришла, Эш? Насколько пьяная?

— Очень пьяная.

Я свирепо смотрю на дверь. «Чего? Я не была пьяная! Зачем он это говорит?»

Повисает очередная пауза.

— Ты заставил ее?

Со смиренным вздохом Эштон произносит:

— Да, заставил.

У меня такое ощущение, что кто-то чиркнул спичкой и сунул ее мне в ухо, когда слышу слова, превращающие прекрасную, замечательную, незабываемую ночь с Эштоном в историю об изнасиловании по пьяни. И мгновенно понимаю, что делает Эштон. Он выдумывает мне оправдание. Выставляет себя плохим. Берет на себя всю вину за то, что начала я. За то, чего я хотела.

Я распахиваю дверь и вылетаю из ванной.

— Я не была пьяна, и он ни к чему меня не принуждал! — Слова вырываются со злостью. — Он никогда меня не принуждал. Ни разу.

Двое мужчин поворачиваются лицом ко мне: тот, что слева, одетый в одни лишь спортивные штаны, качает головой, словно говорит мне: «Зачем ты вообще оттуда вышла», а тот, что справа, полон удивления и едва сдерживаемой ярости.

— Ни разу. — Голос Коннора снова стал ровным, но я не думаю, что он успокоился. Думаю, это знак того, что он готов взорваться. — И сколько же таких разов было, Ливи? Как долго это продолжалось?

Теперь, раз уж я установила истину — то, что произошло между нами с Эштоном, не было преступлением, — моя злость испарилась и снова оставила меня дрожащей и неспособной промолвить ни слова.

— Как долго! — рявкнув, повторяет он.

— Всегда! — взрываюсь я и морщусь, когда правда выходит на поверхность. — С той секунды, как мы с ним встретились. До того, как я познакомилась с тобой.

Коннор поворачивается к своему соседу, своему лучшему другу, чей взгляд не отрывается от меня, а в глазах у него застыло непонятное выражение.

— Не-блядь-вероятно. Та ночь с татуировкой…Ты ее с тех пор трахаешь?

— Нет! — Слово вырывается у нас одновременно.

Коннор пренебрежительно качает головой.

— Поверить не могу, что ты так со мной поступил. Изо всех шлюх, что ты сюда таскаешь…тебе и ее надо было такой сделать.

— За языком следи. — Тело Эштона явно напрягается, а кулак сжимается, но он остается на месте.

Однако, кажется, что Коннору наплевать. Стиснув зубы, он мгновение изучает деревянный пол, покачивая головой. Когда он, наконец, снова на меня смотрит, я вижу на его лице тот удар, который ему нанесли: его обычно ярко-зеленые глаза потускнели, словно в них, в конце концов, погасли лампочки.

И я — та, кто их погасил.

— И что же случилось с тем, что ты не хотела торопиться? Что? Подумала, что поводишь меня за нос немного, пока будешь перепихиваться с моим лучшим другом? — На последних словах он для пущего эффекта срывается на крик.

Я неистово трясу головой.

— Все было не так. Просто…обстоятельства изменились.

— Ой, да что ты? — Он шагает вперед. — И что же еще изменилось?

— Да все! — кричу я, смахивая внезапно потекшие слезы. — Мое будущее. Больница. Принстон, возможно?

До этого момента я не осознавала, но это место…здесь все так, как и обещалось в каталогах, на сайте, в рекламных проспектах, но все равно это не то, чего я хочу. Это не дом. И никогда им не станет. Я хочу обратно в Майами, к своей семье. Я еще не готова их оставить. Единственное, чего мне от Принстона хочется, молчит, сложив руки на груди, пока я изливаю всю свою подноготную.

— Ты и я…мы не подходим друг другу. — Коннор дергается, словно я его ударила, но я продолжаю говорить. — Я люблю Эштона. Он понимает меня. А я понимаю его. — Быстро бросив взгляд на Эштона, я вижу, что он крепко зажмурился, словно ему причиняют боль.

В выражении лица Коннора появляется что-то, похожее на жалость.

— Думаешь, что его понимаешь, Ливи? Правда? Думаешь, ты его знаешь?

Я сглатываю, чтобы голос не дрожал.

— Я не думаю. Я знаю.

— Ты вообще в курсе, сколько баб прошло через эту комнату? Через эту постель? — Для пущей убедительности он показывает рукой в ту сторону. Я насильно поднимаю подбородок, стараясь быть сильной. Не хочу знать. Это не важно. Сейчас он со мной. — Надеюсь, что вы, по крайней мере, предохранялись.

Презервативы.

Я совершенно о них забыла. Слишком много эмоций было.

Вся краска сползла с моего лица, и это послужило ответом.

Коннор опускает голову, разочарованно ей покачивая.

— Иисусе, Ливи. Думал, ты умнее.

Эштон не проронил ни слова. Ни слова, чтобы защитить себя или нас. Он молча стоит, с грустными, покорными глазами наблюдая за всей этой катастрофой.

Мы втроем стоим в неправильном треугольнике. Воздух между нами ядовит и его можно резать ножом. Ложь ясно закручивается, пока правда о том, что происходит между мной и Эштоном, исчезает в небытие.

В таком виде нас и находит Дана.

— Что происходит?

Самый что ни на есть искренний страх на мгновение искажает лицо Эштона, а потом пропадает, заставив его на три оттенка побледнеть.

— А ты что здесь делаешь?

— Думала удивить тебя, — произносит она, так осторожно ступив в комнату, что можно было бы подумать, будто пол заминирован.

Коннор складывает руки на груди.

— Почему бы тебе ей не рассказать, Ливи? Давай…расскажи то, что только что сказала мне.

Коннор пристально на меня смотрит. Эштон тоже. И когда симпатичная, милая Дана добавляется к картине, широко раскрыв глаза от смятения и страха, она тоже на меня смотрит, хватаясь за руку Эштона.

Краем глаза я замечаю сверкание.

Бриллиант на левой руке Даны. На безымянном пальце.

Воздух застревает в горле.

Когда он сделал ей предложение?

Эштон понимает, что я увидела кольцо, потому что закрывает глаза и начинает рассеянно теребить кожаный браслет на запястье.

Он вернулся на запястье.

Эштон снова нацепил оковы себе на запястье. Что значит, он отказался от той свободы, которую прошлой ночью я ему подарила.