История города Москвы. От Юрия Долгорукого до Петра I - Иван Егорович Забелин

то упомянутые лица составили совет и рукописаньем утвердились: бить челом государю, чтобы он оставил первую царицу, отпустил бы ее в иноческий чин и, ради чадородия и наследника, женился бы на другой. Невестою была избрана сестра Мстиславского, Ирина Ивановна.

Само собой разумеется, что Годунов тотчас проведал этот заговор и Ирину тайно увезли из дома и постригли. Шуйские и их советники тоже были все разосланы в ссылку и там изведены. Несчастная княжна пережила всех своих врагов и всех своих родичей. Она скончалась в 1639 г., живя в Вознесенском монастыре и пользуясь постоянно царским почетом при супруге царя Михаила, Евдокии Стрешневой.

При избрании на царство Василия Шуйского многие думали избрать лучше Федора Ив. Мстиславского, и говорят, что если б созван был Земский Собор, то так бы и случилось, потому что Мстиславский был самый знатный человек в государстве и к тому же был совсем непричастен ни к какой из боярских партий. Однако князь решительно отказывался от царского венца и говорил, что пострижется в монахи, если его выберут. Между тем многие поспешили и без Земского Собора выбрать Шуйского. Тогда противная партия, должно быть по преимуществу сторонники и родственники Мстиславского, затеяла смуту его именем, надеясь посадить его на царство даже и против его желания, лишь бы низвергнуть Шуйского и приобрести при новом царе новые выгоды.

По розыску оказалось, что Мстиславский ни в чем не был виноват, а зачинщиком явился боярин Петр Никитич Шереметев, родственник Нагих (за Мстиславским была женою двоюродная сестра царицы Марфы Нагой).

Окончилось потом и царство Шуйского, а Мстиславский все оставался первым, оставался как бы корнем Московского боярства, которого очень многие ветви частью были порублены, частью сами обломались в эту бурную и грозную эпоху нашей истории.

Когда, по низведении Шуйского, настало междуцарствие, кому же было взять в руки правление государством, по крайней мере на время, до избрания царя, как не боярской Думе. В Думе оставалось семь бояринов и во главе их стоял тот же Мстиславский. Временное правительство и скрылось в его имени: грамоты писались и все распоряжения делались от боярина Федора Ивановича Мстиславского со товарищи.

Недолго существовало это правительство; только два месяца оно наслаждалось властью, как говорит летописец, и само отдалось в руки Поляков. «Оскудеша премудрые старцы, эти седмочисленные бояры, изнемогоша чудные советники! Отнял Господь крепких земли!» – восклицает летописец, описывая события этого времени. Боярская среда здесь вполне обнаружила, что Грозный был прав, постоянно обвиняя и подозревая ее в измене. Она в лице своих представителей и самых бойких и деятельных людей тянула в Польшу, выбрала себе в цари королевича Владислава. Когда приверженное к Польским интересам боярство довело дело до того, что решилось присягнуть даже королю Сигизмунду или отдаться в его полную волю, и когда оно стало принуждать и патриарха, чтобы утвердил эту мысль грамотою, то патриарх Гермоген проклял это боярское начинание.

Рассказывают, что у патриарха с боярами была большая ссора по этому случаю, что наиболее деятельный зачинщик этого дела и всего зла предводитель, Михайла Салтыков, понося и позоря владыку, от ярости выхватил на него нож. Гермоген громко ответил, что не боится его ножа, что силою креста вооружается против ножа, и тут же проклял изменника. А Мстиславскому сказал: «Ты должен начинать, господин, ты знатностью теперь над всеми большой; тебе должно подвизаться за Православную веру; если же и ты также прельстился, как и прочие, то скоро Бог прекратить жизнь твою и род твой возьмет весь от земли живых, и не останется рода твоего ни один».

Так и сбылось это пророчество, прибавляет позднейший летописец.

Бояре продавали отечество за боярские почести и корысти, а потому и великий подвиг спасти отечество от иноплеменной и собственной внутренней вражды достался не первому боярину, а первому простолюдину, выборному человеку Русской земли, Козьме Минину. Первый боярин остался по-прежнему первенствовать в царской Думе, то есть все осталось в прежнем порядке, а народом уничтожен был только беспорядок, наделанный теми же боярами.

При царе Михаиле Федоровиче Мстиславский мог доживать свой век очень спокойно. Смуты окончились и старое даже и изменникам не поминалось. Все было забыто и всем последовало всенародное прощенье.

Вина всех смут была принята на себя всем народом, а потому и у престола молодого царя собрались и вожди очищения земли от врагов, вожди спасения, и вожди измены, деятели прежних смут и интриг.

Пророчество Гермогена о Мстиславском сбылось. В 1716 г., как сказано, боярин женился в 3-й раз на дочери князя Мих. Григор. Темкина-Ростовского, Ирине Михайловне. Но потомства и именно в мужском колене не оставил. Известно только, что от всех трех браков у него был сын Василий, рано умерший, и две дочери, Ольга (†1609 г.) и Ирина († 1620 г.). Князь Федор Иванович умер 19 февраля 1622 г., оставив после себя супругу Ирину Мих. и сестру старицу инокиню Ирину Ивановну, жившую в Вознесенском монастыре. Двор боярина и дальные вотчины оставались за его вдовою до ее кончины в 1630 году июля 7. Из боярских вдов, бывавших при дворе царицы Евдокии Лукьяновны Стрешневой, она была вдова большая, т. е. самая знатная, первенствующая, разумеется по бывшему первенству ее мужа. Иногда при случаях торжественного приема иноземных посольств от ее двора выставлялось для посольской встречи 25 и 30 человек дворовых людей, конных и в цветном наряде. Это показывало, что двор Мстиславских был не только знатен, но и достаточно богат, потому что число высылаемых от боярского двора людей всегда определялось его богатством; иные вдовьи дворы выставляли только 4 человека, и потому 30 человек было большим числом даже и вообще для богатого боярского двора.

Надо кстати припомнить, что вся местность знаменитой по своей природе подмосковной Кунцевской усадьбы составляла некогда старинную родовую вотчину князей Мстиславских (см. наше Кунцево и древний Сетунский стан. М., 1873).

Спустя четыре года по смерти кн. Федора Ивановича, после Кремлевского пожара в 1626 г., обнаружилось следующее обстоятельство. Мы упоминали, что возле его двора, над переулком, проходившим с площади вниз на Подол Кремля к церкви Константина и Елены и потому называвшимся Константиновским, стояла церковь Рождества Пречистой, по урочищу именуемая на Трубе. Переулок, по-видимому, образовался из оставленного первобытного рва у первоначальной стены Кремля и впоследствии устроен был трубою для стока воды с площади и от Спасской улицы на Подол. Переулок был только проходной, всего в одну сажень ширины, и шел по меже Мстиславского двора. Князь Федор Иван. при Самозванце, не думая много, пригородил переулок к своему двору и поставил на нем