Маша и Гром - Виктория Богачева

и то же постоянно: Алена, Алена, мама, мама. Вот я и заинтересовалась. А что тут такого? Не хочешь — не говори, я переживу.

Про себя я попросила у пацана прощения. Ну, едва ли он когда-нибудь узнает, что я использовала его имя в своих корыстных интересах.

Мама окинула меня очередной фирменным взглядом, но все же сдалась.

— Да расскажу, тут нет никакого секрета особого. Кирилл Олегович и эта Алена, — она поджала губы, словно увидела перед собой уродливую жабу, — очень долго встречались. Вроде уже к свадьбе дело шло, но почему-то все не женились они и не женились, хотя давно были вместе. Только вот Кирилл Олегович детей не хотел, — мама замялась и принялась намыливать очередную тарелку.

Вздохнув, она продолжила.

— Сама понимаешь, с учетом его рода деятельности...

— О да, прекрасно понимая, — я не удержалась от шпильки, а мама посмотрела на меня с немым укором.

— Так вот, с учетом его рода деятельности, — с нажимом повторила она, и я сочла за лучшее промолчать. Еще собью ее с настроя! — Детей он не хотел. Мне Сашка, Александр Иванович, рассказал, что эта Алена Кирилла Олеговича как-то обманула и забеременела. Аборт делать не стала — все надеялась, привяжет его к себе ребенком.

— Если не хочешь детей — все очень просто, — тут я не смогла промолчать, хотя пыталась. — Не тра***ся! И никаких детей!

— Маша! — зашипела на меня мама, словно мне было двенадцать лет. — Ну что ты такое говоришь! И слова какие! Я тебя что, в публичном доме растила, чтобы ты так выражалась?

Ох, святая женщина, моя мама. Я невольно улыбнулась, и она разошлась еще сильнее. Следующие минут пять отчитывала меня, забыв даже, что все еще продолжает держать в одной руке грязную тарелку, и что из крана по-прежнему льется вода.

— Женщины, знаешь, какие бывают? — закончив выговаривать мне за нецензурную брань, мама, наконец, вернулась к рассказу.

За Громова она стояла насмерть, и я даже почувствовала легкий укол ревности.

— Мало ли что она могла придумать. Там вот, в этих журналах заграничных, чего только не напишут!

— Мам, — я фыркнула, — нет уже никаких заграничных журналов. Это теперь все наше, российское.

— Тем более! — решительно отрезала она, и я не поняла, как этот аргумент относился к вышесказанному и, тем более, как он мог означать ее победу в этом маленьком споре?

— Короче говоря, — она сердито натирала губкой сковороду, отчего по раковине в геометрической прогрессии расползались облачка пены. — Эта Алена в итоге родила сына. Гордея. Кирилл Олегович так и не женился, но денег на сына давал регулярно. А потом, когда Гордею годика три было или четыре, у этой Алены появился иностранный хахаль. Из Финляндии, что ли. Она сына спихнула то ли тетке, то ли бабке, в общем, какой-то родне в деревню и уехала к своему хахалю.

— Бросила ребенка, получается?

— Ага, — поджав губы, мрачно подтвердила мама. — То ли тетка, то ли бабка за ним, конечно, не следила в этой глуши вообще. Он там жил, как кукушонок. Опять же, мне Сашка рассказывал, они за Гордеем вместе ездили — он и Кирилл Олегович.

— Да уж, — я покачала головой.

Если все, что говорит мама, — правда, то неизвестная мне Алена, конечно, огромная сука. Вроде нехорошо незнакомых людей судить, да и всей истории я не знала, но пока со стороны выглядело все ужасно. Как можно бросить своего ребенка?.. Я могла бы понять, наверное, если бы это сделала молоденькая дуреха, залетевшая по глупости в четырнадцать лет, или женщина, у которой и так семеро по лавкам уже сидели...

Но тут же речь шла о молодой, здоровой бабе, обласканной Громовым. Я помнила, какие подарки делал мне Бражник... Наверное, при Громове она в соболях и золоте ходила, обедала в Метрополях всяких, или что было модно несколько лет назад? И зачем-то сперва родила никому ненужного, нелюбимого ребенка, а потом бросила его, уехав строить новую жизнь в другую страну?..

— А главное, деньги-то ей Кирилл Олегович все это время присылал. А она ему ни словечка не сказала, что уехала и Гордея спихнула в деревню. Вот же дрянь эдакая! — и мама с усилием подула на прядь, выбившуюся из ее идеального пучка и упавшую на покрытый испариной доб.

— А как он узнал в итоге? Раз Гордей здесь живет?.. — растерянно спросила я.

История с бывшей по имени Алена превзошла все мои ожидания. Я думала, что услышу банальный рассказ про поматросил и бросил, а тут оно вон что.

— Гордей заболел сильно. Простыл, воспаление легких у него было. Тетка не совсем уж пропащая была, додумалась пацана в местную больничку отволочь. Хотя какие тогда были больницы, — цокнув, мама махнула пенной, мокрой рукой, отчего вокруг разлетелись брызги. — А там кинулись родителей искать. Кирилл Олегович в документах-то был указан. Вот и нашли как-то. Я до сих пор помню то утро, когда зазвонил телефон, и он услышал от медсестрички, что его сын в глуши с воспалением легких валяется...

Мама расчувствовалась и прикусила губу, чтобы не расплакаться. Я легонько приобняла ее одной рукой за плечи, хотя у самой глаза были на мокром месте. Гордей — такой хороший, светлый мальчишка. Как представлю, что он тогда пережил... Сперва предал самый близкий и родной на свете человек, потом оказался на попечении незнакомой женщины, потом заболел и угодил в больницу, один одинешенек...

— И он его забрал?.. — почему-то шепотом спросила я.

Вообще, вопрос можно было не задавать, ведь ответ я уже знала. Ответ сейчас уже видел десятый сон в своей детской. Но мне было важно услышать.

— В тот же день, — мама кивнула. — Все отменил и помчался с Сашей в ту районную больничку. На него еще друзья орали — какие-то важные встречи у них в тот день были. Но Кирилл Олегович, он такой, — она улыбнулась с такой теплотой, словно говорила о собственном сыне. — Он если что решил или пообещал, его ничего на свете уже не остановит. Вот так вот. Перевел Гордея, конечно, сразу в Москву, а той областной больничке оборудования импортного накупил, бешеные деньги потратил. А потом Гордея сюда привез.

Да уж. Мне точно было, над чем подумать после всего услышанного. А