Жертвы Северной войны - Варвара Мадоши

Тед мотнул головой.

— Я только знаю, что его брат — начальник СД. И все. И что они крупно поссорились, и в основном поэтому отец не хочет возвращаться в Германию. Вот уж чего не понимаю! Ну ладно, пусть даже его брат какой-нибудь негодяй, обманом пролезший во власть, но разве можно всех мерить по одной мерке!

— Ох, Тед… — Эдвард грустно покачал головой. — Рейнхард Гайдрих не просто начальник СД. Он еще и изобретатель «лагерей смерти»… знаешь, что это такое?

— Слышал, — уклончиво сказал Тед. — Но неужели они действительно существуют?

— Дядя Рой говорил мне, что существуют, — жестко произнес Эдвард. — А ему я верю. Ну а еще… если ты где-нибудь разыщешь официальную биографию Рейнхарда Гайдриха, ты увидишь, что там ни слова не будет о его младшем брате. Но это-то еще ладно — биографии обычно и не упоминают о таких вещах. Ты там прочтешь, что Гайдрих был ребенком из богатой семьи, что его отец был директором консерватории… или дед?.. Ох, не помню уже. Что он сам в этой консерватории учился. Что служил в подводном флоте. В общем, много чего прочтешь.

— Но разве дедушка не был сапожником… — начал Тед.

— Да, вот именно, — кивнул Эдвард. — Биография Рейнхарда от начала до конца придуманная. Он сам ее и изобрел… или для него изобрели, не суть важно. Разумеется, не описывать же, как он довел бедняка-отца до инфаркта, сперев из дома большую для него сумму денег и свалив вину на младшего брата!.. И вот этот человек ведет на твоего отца охоту. По многим причинам. Тут и личная ненависть, и месть за кое-какие события в прошлом, и желание избавиться от нежелательного родственника, и зависть, вероятно… да бог его знает, что еще! А он действительно занимает очень высокое положение. Даже пусть все остальные в Рейхе — отличные ребята, которые просто время от времени вынуждены действовать жесткими методами, чтобы привести немецкий народ к процветанию… как ты думаешь, дорого ли будет цениться там жизнь личного врага такого могущественного человека?..

Тед нервно облизнул губы. Воображения ему было не занимать.

— Вот видишь, — кивнул Эдвард. — Так что… знаешь, Тед, я надеюсь, со временем ты переменишь свои взгляды, но, скажу тебе, сейчас у тебя нет иного выхода, как скрываться с вместе с нами, глупыми заблужденцами.

— Я вовсе не считаю вас глупыми! — запальчиво воскликнул Тед. — Просто… я хочу понять.

— Ну тем более, — улыбнулся Эдвард. — Ладно, по-моему, сейчас самое время пойти перекусить… склянки бьют, слышишь?

Он приобнял Теда за плечи, уводя его от бортика.

— Я уже поел, — сказал Тед. — Я же раньше проснулся… зашел на камбуз, и попросил Стефана чего-нибудь перекусить. Ну он и выдал мне завтрак раньше.

— Ясно, — кивнул Эдвард. — Ну ладно, а я пошел.

И направился к корме.

— Доброе утро, Англичанин! — проходящий мимо матрос Пит, один из пяти членов экипажа хлопнул Эдварда по плечу.

— Привет, Коротышка! — отозвался тот.

Тед хотел было снова повернуться к борту, как тут… палуба взорвалась. Прямо под ногами Эдварда. Клуб дыма смешался с туманом. А Эдвард и Коротышка пропали — упали, наверное. И все равно из-за дыма ничего не видать.

В первую секунду Тед замер, вцепившись в борт. Потом его словно сорвало с места. Он помнил, где ведерко с песком и багор… помнил… точно помнил…

Палубу моментально заволокло дымом. Ничего не разглядеть. «Ладно, за борт я выпаду, только если очень захочу…» — подумал Тед. И тут же согнулся от кашля: дым оказался чрезвычайно едким. «Но я все равно пойду ко дну. Мы все пойдем ко дну. Мы тонем. Что же взорвалось?.. Двигатель?..»

Черт, нашел, о чем последний раз в жизни с дядей поговорить! О политике! А если Эдвард погиб?! Нет, нет, не может быть!..

Небо было необыкновенно красивым. Серо-голубым, жемчужным. Ветер пах солью и немножко снегом. Ветер прилетел с севера, с ледяных морей. Облака легкие, словно перья. Легкие складки на невесомой шелковой ткани. Моря складчатое, небо складчатое… Жизнь складчатая.

«Мари бы могла подойти сейчас, — подумал Альфонс. — Она подошла бы, коснулась моей руки своей и спросила бы с улыбкой в голосе: „О чем думаешь?“ Дурацкий вопрос, и она знала бы, что он дурацкий, поэтому ее тон был бы чуть-чуть извиняющимся. Самую капельку. А я открыл бы глаза и увидел бы ее… она стояла бы рядом, опершись о перила, ее волосы были бы распущены и их трепал бы ветер. И я сказал бы: „О тебе…“»

— О чем думаешь? — спросила Мари Виртиц с усмешкой в голосе.

Альфонс открыл глаза и обернулся. Он слышал, как она подошла, и теперь она стояла рядом, опершись локтем о перила и, чуть прищурившись, смотрела на него. Губы ее улыбались, как всегда иронично — кажется, эта Мари не умела улыбаться по-другому, — глаза были серьезными. Темные кудри — не темно-коричневые, а черные, — ветер швырял ей в лицо, но она не пыталась их прибрать.

— Ни о чем, — покачал головой Альфонс. — А Уэнди все еще спит?

— Да, так и не проснулась, с тех пор, как мы на борт поднялись, — пожала плечами Мари. — Завидую. У меня вот всегда бессонница, когда волнуюсь. Так что… — она вдруг зевнула, прикрыв рот рукой, и тут же хмыкнула. — Вот видишь.

— Знаю, — кивнул Альфонс совершенно машинально.

— Что знаешь? — удивилась Мари.

— Что у тебя бессонница.

— Ты наблюдательный… — кивнула она.

Альфонс не стал поправлять ее: бессонница от нервов была и у настоящей Мари. Собственно, если подумать, именно из-за этого их роман и начался…

— Послушай… двойник Эдварда в вашем мире — твой брат, да? — вдруг спросила Мари.

Альфонс кивнул.

— Ты не мог бы рассказать мне о нем?.. Мне интересно.

— Очень даже мог бы, — Альфонс кивнул и улыбнулся. — Тебя, наверное, интересуют отличия?.. Знаешь, я не слишком хорошо знаю вашего Эдварда, но могу точно сказать: мой брат гораздо более самоуверенный. И мрачный. И гораздо ниже ростом.

— Ниже ростом?! — Мари рассмеялась. — Не представляю Эдварда коротышкой!

— Да-да. Кстати, от слова «коротышка» он ужасно бесится. В юности даже накидывался на людей из-за этого. Теперь немного остыл. А может, это важный пост на него так повлиял.

— Какой пост? — с любопытством спросила Мари. — Эдварда на государственной службе я тоже не представляю!

— Мой брат тоже себя в таком качестве не видел. Но после войны у нас было тяжелые времена. Тогда фюрер решил организовать собственную спецслужбу… те, которые уже были, они… в общем, он не мог рассчитывать на их лояльность. А Эдвард, с одной стороны, обладал многими полезными навыками, с другой, был одним из немногих, кому Рой мог по-настоящему доверять…

— Рой? — переспросила Мари.

— Ну да, — Альфонс улыбнулся. — Я знаю, что в этом мире его двойник — дядя Эдварда. В нашем мире они просто большие друзья. Хотя постоянно грызутся, стоит им оказаться рядом в одном помещении.

— Ну да, здесь тоже, — кивнула головой Мари. — И очень друг друга любят. Так что, думаю, некоторые вещи никогда не меняются.

— Что-то вроде… наши миры вообще очень похожи. Ну так вот, собственно, тогда Эдвард и оказался частью Особого отдела МЧС… ну и я с ним за компанию. Особый отдел МЧС — это мы так до сих пор называемся для маскировки… — Альфонс хмыкнул.

— Что?..

— Да нет, просто забавно рассказывать такие жутко секретные вещи — пусть у нас это давно уже секрет полишинеля — вот так в открытую…

— Понимаю, — Мари улыбнулась. — А что Уэнди?.. Ты знаешь ее двойника в нашем мире?.. Может быть, там она как раз сестра Эдварда?

— Нет. Жена.

— Что?.. — Мари выглядела явно сбитой с толку. Потом она снова улыбнулась, но уже как будто через силу. — Ну да… может быть, и у нас все могло бы так повернуться, если бы он не пропал тогда… и эта их разница в возрасте…

— Не расстраивайся, — мягко сказал Альфонс. — Ясно же, что в этом мире он любит только тебя. Я вас достаточно наблюдал, чтобы это с уверенностью сказать. Как ты заметила, некоторые вещи никогда не меняются. Я достаточно знаю своего брата, чтобы худо-бедно понимать его двойника. К тому же, в нашем мире у них нет никакой разницы в возрасте. Там Эдвард меня старше. Они с Уэнди ровесники. А с твоим двойником он даже не знаком.

— То есть моего двойника ты у себя не встречал? — спросила Мари.

Альфонс промолчал. Он догадывался, что сейчас чувствовала Мари: выяснить, что люди, которые близки здесь, оказывается, близки и в параллельном мире… все, кроме нее. Она-то оказывается словно бы исключенной из тесного круга. Но сказать, что «да, встречал»… и что потом?.. Объявить все, как есть?.. Как-то оно будет странно… Очень странно. Да и сам Альфонс чувствовал себя ни лучшим образом. Он четко видел, что это не та Мари, что она очень похожа, почти, но все же отличается, самую чуточку… Разница почти мучительная: все так и кажется, что вот со следующим словом пелена слетит, что-то изменится, миры со щелчком встанут на место, и здешняя Мари станет его Мари…