Почувствуй это снова - Ольга Вечная

Нас тут пятеро беременных, которых угораздило заболеть в новый год. Храбримся, поддерживаем друг друга. Вот с двумя бегали на узи. Еще две приподнимаются на подушках и спрашивают:

– Ну что, Юль? Что сказали–то?!

Снимаю верхнюю одежду, убираю в шкаф. Переобуваюсь и падаю на кровать, закрываю глаза. Дыхание учащенное, хотя тут идти–то — ерунда! Совсем эта зараза меня из сил выбила, какая я жалкая и никчемная!

– Вроде бы нашли пульс, – принимаю коленно–локтевую позу, расслабляюсь после «забега». – Дядька в возрасте, раздраженный весь. Ругался, что не по его части беременные. Сначала вообще не хотел смотреть. Потом искал–искал — нету. Но мне Матвей же звонил.

– Нашелся??

– Да, к счастью! Он очень умный. Сказал, что на этом сроке неопытный спец может просто не найти пульс. Я потом, после узи почек и печени, попросила повторить. Слезно. Узист не хотел, но согласился, поводил датчиком. И вроде бы есть, фух! Говорю сейчас и мурашки бегут, – зябко потираю плечи.

– Лишь бы это была не твоя вена.

– Я тоже подумала, но у плода сердцебиение значительно быстрее. Там такой молоточек быстрый. – Улыбаюсь. – Правда, ненадолго поймали. Малыш, видимо, отплыл и спрятался. Достали его в эти дни. Третий раз уж не стали искать. Не знаю, уже думаю, вдруг мне показалось. Но почему–то уверена, что нет.

– Не показалось, Юль. Всё будет хорошо.

– Надеюсь. Спасибо, Тань. А ты как?

– Да как? Жду обход, может, выпишут. Хотя, сегодня еще вряд ли. Домой хочется.

У Тани срок больше, и животик уже заметный. Мы неплохо вроде бы поладили.

Беру градусник, измеряю температуру — тридцать семь с половиной. Терпимо. Пока держим ситуацию под контролем. Вот вчера было действительно страшно. Жутко. Хуже, намного хуже чем в любом фильме ужасов! Я сдалась и расплакалась, на несколько бесконечных минут допустив, что всё. Особенно, когда кровь на белье увидела. Кинулась звать дежурного врача, но гинекология меня не приняла с такой высокой температурой. Да и, как я поняла по репликам докторов, они беспокоились уже за мою жизнь. Экстренно исключали пневмонию.

Матвей пропал. Не отвечал ни на звонки, ни на сообщения. Паша понятия не имел, где он. Мама позвонила в полночь, чтобы поздравить с наступившим новым годом, и заодно с днем рождения. Жалела меня, причитала, что так всё печально получилось. Они с папой тоже болеют, но легче. Для них температура в тридцать девять не так страшна.

Мама по голосу поняла, что дурно мне. Начала успокаивать.

Заверять, что выкидыш — это не конец. Требовать, чтобы взяла себя в руки и перестала страдать. Что молодая еще. Да и срок никакой! Вот у нее была печальная ситуация. А я... раздуваю драму из ничего. Что если сорвется беременность, значит, так и правильно. К лучшему. Впереди такая жизнь интересная, столько всего прекрасного меня ждет! А тут... может, и к лучшему всё. Ребенок этот не в тему. Может, спустя годы, я еще и поблагодарю тетю Галю, за ее необдуманный поступок!

Возможно, мама права. Быть может, на кого–то эти слова подействовали бы, как теплый плед или глоток горячего какао. Но только не на меня.

Я вдруг сильно разозлилась. Попрощалась, сбросила вызов и отвернулась к стенке. Лежала долго. Капельница мерно вливала парацетамол через продырявленную вену, на переносицу отек давил так, что голова трещала. В ушах шумело, горло драло. Я обдумывала слова мамы с закрытыми глазами, крутила их, вертела.

И вдруг осознала, что не хочу с ней больше разговаривать.

Мы совсем не понимаем друг друга.

По нолям. Ни капельки.

Словно на разных полюсах находимся, кричим друг дружке важное — а бестолку!

Мама – мой любимый, самый близкий человек, который ради меня готов на всё. Жизнь отдаст, не задумываясь. Но она не осознает, что я точно также отношусь к своему пусть еще не рожденному ребенку.

Для нее моя беременность — это проблема, требующая решения. А выкидыш — стал бы этим решением. В том числе.

Но я–то его люблю! Уже. Мне больно, у меня горе. А им пофигу. Они с днем рождения поздравляли.

Матвей не вспомнил про мой праздник. И про Новый год тоже. Он заверил, что разобьется вместе со мной вдребезги. Он был абсолютно честен.

Я подтянула колени к груди.

Нет, мы не умрем, конечно же. Но упадем — однозначно. Как долго пролежим — не знаю. Да это и не важно. Матвей тоже это чувствует. И знает, что единственный путь. Другого попросту нет.

Нас обоих одолевает страх потери. Невыносимый привкус горечи.

Матвей не обесценивает случайный залет восемнадцатилетней бездумной соплюхи. Не обесценивает мою любовь к своему ребенку.

Он тоже горюет.

Я лежала и думала, что больше не смогу жить с мамой и папой. Я по–прежнему их люблю всем сердцем, но дальше пойду своей дорогой.

Вот как в жизни случается. Самые родные люди, отдающие всю любовь, всё свое время — вмиг становятся чужими. А парень, с которым мотает от любви до ненависти и обратно, — самым близким, понимающим, нужным.

Прошлой ночью я осознала, что у меня теперь другая семья. В независимости, как всё сложится. С родителями я жить не смогу.

На обходе врач хвалит, шутит, что «устроила» я им праздники! Все мысли были только обо мне под бой курантов. Молились. Боже, за меня даже врачи и сестры молились!

Улыбаюсь, киваю, как собачка. Говорить сложно, боль в горле уменьшилась, но голос охрип.

Врач велит, чтобы не вздумала больше никого пугать и поправлялась, как можно быстрее.

Впервые за два дня обедаю. Матвей еще вчера привез обалденный суп и витаминный облепиховый чай. Такой кислый, что после него нос начинает дышать более–менее.

Весь день лежу в постели в его футболке, отдыхаю. Скучаю. Каждую минуту скучаю по Матвею.

Родители звонят, пишут, но их попытки подбодрить вызывают отторжение. Я не говорю этого, чтобы не