Собрание сочинений в одном томе - Владимир Высоцкий

<1967>

* * *

Реже, меньше ноют раны:Четверть века – срок большой, —Но в виски, как в барабаны,Бьется память, рвется в бой...

Москвичи писали письма,Что Москвы врагу не взять.Наконец разобрались мы,Что назад уже нельзя.

Нашу почту почтальоныДоставляли через час, —Слишком быстро – лучше б годыЭти письма шли от нас!

Мы, как женщин, боя ждали,Врывшись в землю и снега, —И виновных не искали,Кроме общего врага.

И не находили места —Ну скорее, хоть в штыки! —Отступавшие от БрестаИ сибирские полки.

Ждали часа, ждали мигаНаступленья столько дней! —Чтоб потом писали в книгах:«Беспримерно, по своей...»

По своей громадной вере,По желанью отомстить,По таким своим потерям,Что ни вспомнить, ни забыть.

Кто остался с похоронной —Прочитал: «Ваш муж, наш друг...»Долго будут по вагонам —Кто без ног, а кто без рук.

Чем и как, с каких позицийОправдаешь тот поход —Почему мы от границыШли назад, а не вперед?

Может быть, считать маневром(Был в истории такой), —Только лучше б в сорок первомНам не драться под Москвой!

...Помогите, хоть немного,Оторвите от жены!Дай вам бог поверить в бога —Если это бог войны!

<До 1968>

* * *

Хоть нас в наш век ничем не удивить,Но к этому мы были не готовы, —Дельфины научились говорить!И первой фразой было: «Люди, что вы!»

Ученые схватились за главы,Воскликнули: «А ну-ка, повторите!»И снова то же: «Люди, что же вы!»И дальше: «Люди, что же вы творите!

Вам скоро не пожать своих плодов.Ну, мы найдем какое избавленье... —Но ведь у вас есть зуб на муравьев,И комары у вас на подозренье...»

Сам Лилли в воду спрятал все концы,Но в прессе – крик про мрачные карти<ны>,Что есть среди дельфинов мудрецы,А есть среди дельфинов хунвейбины.

Вчера я выпил небольшой графинИ, видит бог, на миг свой пост покинул.И вот один отъявленный дельфинВскричал: «Долой общение!» – и сгинул.

Когда ж другой дельфин догнал тогоИ убеждал отречься от крамолы —Он ренегатом обозвал егоИ в довершение крикнул: «Бык комолый!»

<1968>

* * *

На острове необитаемомТропинки все оттаяли,Идешь – кругом проталины,И нету дикарей.

Пришел корвет трехпалубный,Потрепанный и жалобный.Команда закричала б: «МыОстались поскорей!»

Тут началась истерика:«Да что вам здесь – Америка?»Корвет вблизи от берегаНа рифы налетел.И попугая спящего,Ужасно говорящего,Усталого, ледащегоТряхнуло между дел.

Сказали – не поверил бы:Погибли кости с черепом,А попугай под берегомНашел чудной вигвам.Но он там, тем не менее,Собрал все населениеИ начал обучениеУжаснейшим словам.

Писать учились углями,Всегда – словами грубыми,И вскорости над джунглямиРаздался жуткий вой.Слова все были зычные,Сугубо неприличные,А попугай обычно им:«А ну-ка, все за мной!»

<1968>

* * *

Все было не так, как хотелось вначале,Хоть было все как у людей,Но вот почему-то подолгу молчали,И песни для них по-другому звучали,Но, может, не надо, им так тяжелей...И нужно чуть-чуть веселей.Ну пожалуйста!

Нам так хорошо, но куда интересней,Когда все не так хорошо,И люди придумали грустные песни,Со мной ей не скучно, не скучно и мне с ней,И любят, и хвалят их – песни с душой:«Пожалуйста, спойте еще!Ну пожалуйста!»

Со Средневековья подобных идиллийНе видел никто из людей:Они друг без друга в кино не ходили,Они друг у друга часы подводили —Хитрили, чтоб встретиться им поскорей.Не верите? Что? Для детей?Ну пожалуйста!

<1968>

* * *

Где-то там на озереНа новеньком бульдозереВесь в комбинезоне и в пыли —Вкалывал он дó зари,Считал, что черви – козыри,Из грунта выколачивал рубли.

Родственники, братья ли —Артельщики, старатели, —Общие задачи, харч и цель.Кстати ли, некстати ли —Но план и показателиНе каждому идут, а на артель.

Говорили старожилы,Что кругом такие жилы! —Нападешь на крупный куст,Хватит и на зубы, и на бюст.

Как-то перед зорькою,Когда все пили горькую,В головы ударили пары, —Ведомый пьяной мордою,Бульдозер ткнулся в твердуюГлыбу весом в тонны полторы.

Как увидел яму-то —Так и ахнул прямо там, —Втихаря хотел – да не с руки:Вот уж вспомнил маму-то!..Кликнул всех – вот сраму-то! —Сразу замелькали кулаки.

Как вступили в спор чины —Все дела испорчены:«Ты, юнец, – Фернандо де Кортец!»Через час все скорчены,Челюсти попорчены,Бюсты переломаны вконец.

1968

* * *

У Доски, где почетные граждане,Я стоял больше часа однажды иВещи слышал там – очень важные.

«...В самом ихнем тылу,Под какой-то дырой,Мы лежали в пылуДа над самой горой, —

На природе, как в песне – на лоне,И они у нас как на ладони, —Я и друг – тот, с которым зимойИз Сибири сошлись под Москвой.

Раньше оба мы были охотники —А теперь на нас ватные потникиДа протертые подлокотники!

Я в Сибири всегоТолько соболя бил, —Ну а друг – он того —На медведя ходил.

Он колпашевский – тоже берлога! —Ну а я из Выезжего Лога.И еще (если друг не хитрит):Белку – в глаз, да в любой, говорит...

Разговор у нас с немцем двухствольчатый:Кто шевелится – тот и кончатый, —Будь он лапчатый, перепончатый!

Только спорить любилМой сибирский дружок —Он во всем находилСвой, невидимый прок, —

Оторвался на миг от прицелаИ сказал: «Это мертвое тело —Бьюсь на пачку махорки с тобой!»Я взглянул – говорю: «Нет – живой!

Ты его лучше пулей попотчевай.Я опричь того ставлю хошь чего —Он усидчивый да улёжчивый!»

Друг от счастья завыл —Он уверен в себе:На медведя ходилГде-то в ихней тайге, —

Он аж вскрикнул (негромко, конечно,Потому что – светло, не кромешно),Поглядел еще раз на овраг —И сказал, что я лапоть и враг.

И еще заявил, что икра у них!И вообще, мол, любого добра у них!..И – позарился на мой «браунинг».

Я тот «браунинг» взялПосле ходки одной:Фрица, значит, подмял,А потом – за спиной...

И за этот мой подвиг геройскийПодарил сам майор КоханойскийЭтот «браунинг» – тот, что со мной,Он уж очень мне был дорогой!

Но он только на это позарился.Я и парился, и мытарился...Если б знал он, как я отоварился!

Я сначала: «Не дам,Не поддамся тебе!»А потом: «По рукам!» —И аж плюнул в злобе.

Ведь не вещи <же> – ценные в споре!Мы сошлись на таком договоре:Значит, я прикрываю, а тот —Во весь рост на секунду встает...

Мы еще пять минут погутарили —По рукам, как положено, вдарили, —Вроде нá поле – на базаре ли!

Шепчет он: «Коль меняИ в натуре убьют —Значит, здесь схоронят,И – чего еще тут...»

Поглядел еще раз вдоль дороги —И шагнул, как медведь из берлоги, —И хотя уже стало светло —Видел я, как сверкнуло стекло.

Я нажал – выстрел был первосортненький,Хотя «соболь» попался мне вёртненький.А у ног моих – уже мёртвенький...

Что теперь и «наган» мне —Не им воевать.Но свалился к ногам мне —Забыл, как и звать, —

На природе, как в песне – на лоне.И они у нас как на ладони....Я потом разговор вспоминал:Может, правда – он белок стрелял?..

Вот всю жизнь и кручусь я как верченый.На Доске меня это<й> зачерчивай!...Эх, зачем он был недоверчивый!»

<1968>