Второе пришествие - Александр Новичков

— Магистр, магистр, – пристал он. – Вы в порядке?

— Я… кажется, в порядке.

— Вы тоже его почувствовали? Толчок силы? Этот кардинал Карл – сильный маг. И он побоялся сразиться с вами!

— Ты слышал наш разговор? – удивился я. – Разве мы общались не телепатически?

— Вы общались телепатически? – присвистнул он. – И о чем вы говорили?

— Он сказал, что убьет меня, но сделает это позже.

— Убьет? – Герман не на шутку испугался. Правда, после всего происшедшего вид у него был уже безумно испуганный, так что изменения лица были едва заметны. – Убьет вас… магистр?

— Я тоже считаю, что у него ничего не получится… – У меня внезапно все поплыло перед глазами. Стало тяжело держать голову.

— Я говорю не об этом! – взмолился Герман. – Кто вы такой, магистр? Почему вас хочет убить кардинал ордена Львиной розы, карающего меча церкви? Почему он боится вас настолько, что отступает с отрядом в шесть дюжин человек?

Перехватило дыхание. Горло словно стянуло стальной удавкой. Я слегка оттянул воротник рубашки, но легче не стало. У меня, кажется ни с того ни сего начался самый обычный анафилактический шок.

— Магистр, – не унимался маг. – До встречи с вами я даже представить себе не мог, что настолько могущественный маг может существовать. Я восхищаюсь вами и в то же время боюсь вас. Кто вы, магистр? Расскажите мне.

— Поверишь или нет, – с заметной астматической хрипотцой выдавил я, – но я и сам точно не уверен в том, кто я такой. А о том, за кого меня принимают, тебе лучше не знать.

В следующую секунду я перестал чувствовать ноги. И не только ноги, а вообще всю нижнюю половину организма. Не имея возможности удержать неожиданно обмякшее тело, я рухнул с козел, прямо под ноги лошадям.

— Магистр! Магистр! – закричал Герман, спрыгивая на землю и вытаскивая меня за руки из‑под копыт фыркающих животных. – Вам плохо?

Я попытался ответить, но не смог открыть рта, не смог выдохнуть воздух, чтобы пропустить его через связки. Меня парализовало полностью. Герман что‑то кричал, но я перестал слышать его голос, перестал слышать звуки.

Поначалу я, что довольно удивительно, даже не испугался. Начал анализировать, рассуждать, выяснять, что же со мной случилось, откуда навалились все эти симптомы и что следует предпринять. Но потом, когда в полной тишине я вдруг перестал чувствовать биение собственного сердца, пришел страх.

Вот только я не успел ему предаться. Не успел запаниковать, закричать или даже заплакать. В то же мгновение, когда прекратилась пульсация, мои глаза перестали видеть.

А затем все резко прекратилось.

Абсолютно все.

Кажется, я просто умер. И еще так нелепо.

Глава седьмая

И чем же я так не приглянулся смерти? Она избегала меня, будто бы ненавидела, упорно отказываясь принять в свои объятия. Мне даже захотелось поверить, что ад и рай не были религиозной фантазией. Что они существовали взаправду, но мне, пришельцу из другого мира, не было туда ходу. Меня просто не было в списках на распределение. Если, конечно, ад и рай не были религиозной фантазией.

Я открыл глаза и резко, судорожно вдохнул. Крайне неприятно защипало горло. Но я мгновенно позабыл об этом неудобстве, потому что грудь моя так напряглась, словно легкие решили разорваться от насыщения воздухом. Сердце заколотилось сильнее, на лбу выступил пот. Растерявшись, я необдуманно попытался встать, согнуться, помочь легким расправиться, но едва смог повернуть голову. Мышцы свело, в шею словно вонзили сотню иголок сразу, перед глазами поплыла яркая радуга.

Я тяжело выдохнул. Лучше было бы прекратить тщетные попытки подняться. На некоторое время, конечно.

Но боль не проходила. Наоборот, она становилась насыщенней, сильнее, ярче. В каждой мышце, каждом нерве, каждой клетке очаги боли разгорались повсюду. Меня как будто сжигали заживо, причем делали это изощренно, изнутри. И единственным способом хоть немного отвлечься от этой невыносимой, всепоглощающей боли я нашел разговор. А поскольку губы мои едва двигались, формировать в слова я мог только свои мысли.

«Что, черт побери, со мной случилось?» – простонал я.

«Смерть», – не сразу отозвался Эфир.

«Смерть? Я что, умер?» – Глаза лезли на лоб от боли. Мыслить было неимоверно тяжело. Легко давались только проклятия. Но они не заслуживали упоминания.

Демон не удостоил меня ответом на очевидный вопрос, но мне стало чуть легче. Кажется, он смог как‑то приглушить боль.

«Клиническая смерть? Сколько времени я был мертв?»

«Примерно семнадцать минут».

«Семнадцать минут! Целых семнадцать минут! Необратимые повреждения мозга могут наступить даже через две минуты после остановки сердца! Да за семнадцать минут клинической смерти я должен был превратиться в овощ!»

«Этого удалось избежать…» – Эфир отвечал с неохотой, словно был занят чем‑то очень важным. Вероятно, мной, потому что с каждой проходящей секундой я чувствовал облегчение. Хоть небольшое, но облегчение.

Да, боль действительно стихала. Я смог осмотреться. Лежал я, распластавшись на мягкой широкой постели, кажется, в комнате в замке графини Бато. Потолок отбеленный, гладкий, роскошная мебель, бархатные красные занавески – место явно не для покойника. Но я почему‑то лежал именно здесь.

Было светло. День, возможно, позднее утро. Но точно не ночь. Последние мои воспоминания относились к ночи, в период с полуночи до двух, может, трех часов. А это уже никак не семнадцать минут.

«С момента потери сознания прошло примерно семь часов, – пояснил Эфир. – Сердце удалось запустить несколько минут назад. Организм поддерживался в состоянии анабиоза за счет стимуляции клеток сверхслабыми электрическими импульсами, а также с помощью принудительного газообмена. Это позволило частично избежать разложения».

«Почему я умер?»

«Из‑за нарушения химического баланса клеток, вызванного воздействием на тело носителя магической составляющей окружающей среды, усиленного действиями паразита, произошел отказ внутренних органов».

«Значит, я умер из‑за того, что есть ты?»

«Предположение справедливо». – В голосе демона не чувствовалось эмоций. Так же, как и всегда, он говорил так, словно ничего не чувствовал.

«Как ты оказался во мне? Откуда ты пришел?»

«Это неизвестно. В памяти отсутствуют воспоминания, относящиеся к периоду самостоятельной жизни до объединения».

«Хочешь сказать, ты всегда был внутри меня?»

«Утверждение справедливо».

«Но я же помню, как жил в другом мире. Помню очень подробно, даже слишком подробно… Откуда в моей голове память других людей? Память стольких людей…».