Судьба Илюши Барабанова - Леонид Жариков

— Циолковский, — солидно сказал Степа. — Мы к нему Домой на экскурсию ходили.

Рассказывая, Степа не смотрел на ребят, ловко орудовал в приемнике, находил нужный винтик и подкручивал, скреплял тонкие проволочки.

— Интересно узнать, есть на Марсе коммунизм? — мечтательно спросил Левка.

— Есть, — заверила Варька.

— Все ты знаешь… Может, там одни буржуи.

— А вот и нет… Ты видал Марс?

— Видал, — соврал Егорка, потому что где его там найдешь среди скопища звезд.

— Какой он? — не отставала Варька.

— Обыкновенный.

— Ишь ты… Погляди лучше. Ночью он весь красный! А почему? От флагов. Там рабочие ходят по улицам с красными знаменами. Потому и весь Марс красный.

— Я думаю, что Варька правильно говорит, — поддержал Илюша, — коммунизм на Марсе есть. А если нету и там царь с буржуями, то мы подскажем, как их сковырнуть.

Увлекшись, ребята не заметили, как на чердаке кто-то появился. В тишине раздался неожиданный голос, и все чуть не попадали с балок, на которых сидели.

— Говорите, куда сваливать иконы? — Посреди чердака, согнувшись под тяжестью громоздкого мешка, стоял Врангель.

— Зачем ты их притащил? — спросил Илюша.

— Сами говорили: кто принесет иконы, того запишете в кружок «Долой монахов!».

Илюша обрадовался — если даже Врангель пожелал бороться против бога, значит, хорошо. И все же с ним надо было разговаривать построже, поэтому Илюша приказал:

— Брось своих богов вон туда в угол и сиди смирно. Сейчас Степка наладит говорящее радио.

— Чего-чего? — тихонько спросил Врангель у сестры.

— Говорящее радио, — неохотно буркнула Варька, задаваясь перед братом.

— Какое радио?

— Тебе все объясни. Ящик видишь?

— Вижу.

— Ну и слушай. Духовая музыка будет играть из Москвы.

— Зачем?

Врангель заметил барабан, подошел к нему и стал читать вполголоса истертую надпись на медной табличке: «Десятый ингерманландский имени Петра Великого стрелковый полк».

— Потеха, — сказал Врангель, увидев драный бок барабана. Перевернул барабан кверху дырой, грузно сел на него и с грохотом провалился. Болтая ногами, он закатился от смеха, а ребята никак не могли его вытащить.

— Шут гороховый, инструмент испортил! — И Варька шлепнула брата по затылку.

— Он же был порватый…

— Молчи, гад… Умеешь только сараи поджигать.

— И к буржуям подлизываться… — добавил Илюша.

Наконец Врангеля вытащили из барабана, и он сел верхом на балку. Настроение у него было веселое. Он с насмешкой наблюдал за Степой, который мучительно искал «волну», чтобы извлечь хоть какой-нибудь звук из своего говорящего радио.

— Степка, сколько дашь, чтобы я закинул твой ящик?

— Смейся, смейся, а я все равно поймаю музыку, — добродушно отозвался Степа и вдруг радостно воскликнул: — Тише!.. Вот, берите слушайте! — И сунул ребятам наушник.

Но никто ничего путного не слышал. Наконец Илюше удалось уловить обрывки речи. Сквозь гудение и треск он разобрал слова: «Всем… всем… говорит…» Затем снова донеслись гул и свист.

— А я слыхал, как сказали «Москва», — хвалился Левка.

Прижав к уху черную трубку, Илюша искал острием иглы потерянную волну. И вот она зазвучала снова. Ребята замолчали, чтобы не мешать ему.

Далекий голос говорил о чем-то, Илюша уловил, что речь шла о международном признании рабоче-крестьянской страны, о приглашении советских делегатов на какую-то Генуэзскую конференцию и о долгах, которые надо платить за царя Николая.

— Ну, что там? — теребили ребята Илюшу.

— Гады они, и больше никто… Царь денег себе нахапал, а рабочие должны отдавать.

— Учитель рассказывал нам, — вступил в разговор Левка, — что буржуи съехались на какую-то конференцию, в общем на собрание, и требуют, чтобы мы туда денежки привезли. А дулю они не хотят?

— Где эта… конференция? — спросила Варька, как будто собиралась поехать туда и поговорить с буржуями. — Жалко, нельзя по Степкиному ящику сказать им: должны, не спорим, отдадим не скоро. Мне вон Бориска две лепешки должен и то не отдает. А тут…

Продолжая слушать, Илюша на миг оторвался от наушников и скороговоркой сообщил ребятам:

— Требуют, чтобы сам Ленин приехал на Генуэзскую конференцию…

— Не пустим Ленина. За него Чичерин поедет, — сказал Левка.

— Почему Чичерин? — спросил Кащей.

— Потому что буржуи давно собираются Ленина убить. Уже стреляли в него.

— Да еще ядовитыми пулями.

— Не боимся никаких пуль, — не соглашался Егорка. — Заграничные рабочие, все, как один, заступятся за Ленина.

— Все равно нельзя ему ехать, — заключил Илюша. — Буржуи знаете как ненавидят нас! Если ты бедный и придешь с поклоном, буржуй ни крошки тебе не даст. А захочешь отнять, он за шашку и скорее руки тебе отрубит, но не отдаст своей собственности. — Илюша покосился на Врангеля и передал ему наушник. — Возьми послушай, сам узнаешь, какие они, твои друзья нэпманы…

Врангель с опаской взял трубку, приложил ее к уху и долго слушал. Ребята ждали, что скажет Врангель. Но он молча положил наушник и решительно поднялся.

— Куда ты? — спросил Левка.

— Дело есть…

— За иконами?

— Нет… Пойду набью морду Гоге Каретникову.

С того дня Илюша собирал своих безбожников на чердаке нардома. Они читали книги, потихоньку разучивали песни, ловили по Степиному приемнику голоса из Москвы. Но Илюша думал о другом: как заговорить с ребятами о коммуне, как создать ее, чтобы жить по-новому, как живут в той коммуне, в которую записывает Ленин.

Однажды газеты принесли нерадостную весть: серьезно заболел Ленин. Ребята до дыр протерли газету, читая и перечитывая печальное сообщение о том, как в больнице вынули из плеча Ленина отравленную пулю — она торчала там четыре года и ее трудно и опасно было вырезать. После операции Ленину стало лучше, а потом с ним случился удар — расстроилась речь, перестала действовать рука. Миллионы писем со всех концов республики и со всего мира шли в Москву. В них выражалось сочувствие вождю мирового пролетариата. Писали ему дети, шахтеры, крестьяне, железнодорожники, женщины-работницы, и все желали Ленину выздоровления. Об этом каждый день писали в газетах.

— Если хотим помочь товарищу Ленину, — с волнением сказал однажды Илюша, — то надо создать коммуну.

Слова Илюши озадачили и заинтересовали ребят. Они слушали внимательно, лица у всех были серьезные и решительные.

— Чтобы у нас все было общее, — объяснял Илюша. — Соберем у кого что есть и сложим в одном месте. Захочешь, к примеру, ты, Левка, надеть мою рубаху, бери и носи. Разобьются у Егорки башмаки — надевай мои, не стесняйся.

Ребята молчали, не зная, что сказать.

— А если я свое платье отдам, кто его наденет? — настораживаясь, спросила Варька.

— У кого нет, тот и возьмет, — отвечал ей брат Егорка, — или какой-нибудь сиротке отдадим в детский дом.

— Хитрый… А я в чем буду ходить?

— Чудачка ты, — сказал Илюша. — Платье никто у тебя не отнимет. Оно будет твое и не твое.

— Чье же?

— Общее.

Варька никак не могла понять и не соглашалась.

— Мне его мамка из венчального платья перешила, а я отдам кому-то за здорово живешь.

— Буржуйка ты, — заключил Егорка с обидой, — самая настоящая буржуйка. Заладила: «твое — мое», «мое — твое»… Илюшка что сказал? Это при царе люди так неправильно жили, каждый старался себе заграбастывать. Пора бросать царские привычки…

— Стойте! — воскликнул Левка. — Давайте проголосуем: кто скажет «мое», тот…

— Опять щелчок по лбу? — спросил Илюша, а сам думал, как убедить Варьку.

А та, как назло, не отступала:

— В «Долой монахов!» я записалась, а в коммуну не пойду.

— Почему?

— Вам надо все отдавать… а я воровать люблю.

По Варькиному хитрому взгляду Илюша догадался, что это — каприз. Он знал, что характер у девчонки добрый и стоит поговорить с ней ласково, как она поймет.

— Варя, если ты не понимаешь, то слушай, — начал Илюша. — Раньше, при царе, хозяйчики были. А теперь все народное. И нужно не ломать вещи, всякие загородки или деревья, а беречь. Не выбрасывать добро, а собирать. Не требовать — хочу, мол, и точка, а помогать другим. Сначала голодного накорми, а потом сам ешь.

— Вот ты и покажи, как это надо делать, — неожиданно съязвил Кащей. — Говорить мы все умеем, а ты покажи, какая она есть, коммуна.

Ребята с интересом глядели на Илюшу. Они были на его стороне, но вопрос Кащея заинтересовал всех. А Илюша не знал, как ответить Кащею.

— Ну, чего молчишь? — подзадорил тот.

Лицо Илюши зарделось от волнения. Как сделать, чтобы все поняли, как это красиво — жить коммуной! И вдруг его осенила мысль.