Gelato… Со вкусом шоколада - Леля Иголкина

Досадная ошибка и провал!

— Мне уже пора, — отстегиваю ремень безопасности и укладываю руку на дверной замок. — Па?

— М? — он выпрямляется и раскидывается в своем кресле, как зажравшаяся царственная особа. — Что? — кивает мне.

— Я хотела бы сохранить «Перчинку»…

— Нет, — отрезает и демонстрирует лицом, фигурой, даже мимикой и жестами, что мы больше никогда не вернемся к этому вопросу, что в этом направлении он своей родительской рукой начертал огромный жирный крест. Табу!

Лениво выбираюсь из салона и мягко прикрываю пассажирскую дверь. Клаксон отцовского автомобиля прощается со мной, а фонари подмигивают приветствие Егору.

— Привет, — целую Мантурова в щеку.

— Привет, — одной рукой обняв, приподнимает и отрывает мои ноги от земли. — Ты грустная. Что-то случилось?

Я разорена! Меня вскрыли и выпотрошили, как рождественского гуся, чтобы набить кисло-сладкими яблоками, в моем же случае — накачать нравоучениями и заверить, что:

«Все будет очень хорошо. Вари, малая, шоколад, и будет тебе счастье и уверенный достаток».

Правда, без уточнения по времени. Когда? Хотя бы в этой жизни? Мне бы свою молодость и какую-никакую красоту до момента счастья не растерять, пока копейки от продаж в чулках буду сохранять.

— Все нормально. Ты рано, — поднимаю голову и рассматриваю его лицо. — Как на работе?

— Так вышло. Отлично. Я вклинился в твои планы?

В следующий раз не мешало бы, конечно, позвонить и уточнить мое расписание, а сейчас ничего уж не поделать, придется с колес редактуру проводить.

— Чем займемся? — пальцами песочу воротник его пальто, щекой прислоняюсь и втягиваю мужской запах, который сильно отличается от привычного.

Егор не пахнет, как мой отец — скошенной травой и диким полевым цветком; и не источает цитрусово-шоколадный аромат, как Буратино. Он действительно другой, словно иностранец, с туристическим визитом посетивший наш городок, да так и оставшийся здесь из-за его промышленной красоты и очарования местных женщин, предлагающих свою дружбу и любовь.

— Хочу пригласить тебя в ресторан, — шепчет в мое ухо.

— В какой? — прижимаю плечо и по-глупому хихикаю. — Щекотно…

— Секрет! Увидишь. Идем в машину.

— Сейчас?

— Ния-я-я, — он плавно опускает меня на землю и протягивает букет, которым до этого момента гладил мою спину, — надо отдохнуть. Идем-идем…

— Спасибо, — беру цветы и растекаюсь в благостной улыбке, засунув нос в уложенную круглую поляну из тонких нежных составляющих, выдающих ненавязчивый аромат.

«Васильки? Это же малютки-васильки. Люблю, люблю… Где он их нашел?» — всхлипываю и тут же скалюсь, изображая искреннюю радость.

— Что с тобой?

— Ничего-ничего…

А состояние-то и вправду нервное! Если я буду так странно реагировать на простые действия и слова этого человека, то точно никогда не заполучу его в качестве жениха. А это означает только то, что Велихов заграбастает половину «Шоколадницы» и разрежет мой и без того куцый бюджет на части, от которых я смогу взять деньги на налог, на заработную плату персоналу и на закупку составляющих, из которых произведу довольно-таки небольшое количество уникальной продукции весьма сомнительного качества, которой вряд ли смогу заинтересовать слишком привередливых покупателей…

«А может Велихова заказать?» — гуляет мысль и не замолкает. — «Антония, да ты преступница. Тюрьма, тюрьма, тюрьма… И душ!».

И не с Петруччио, а с новыми подружками-сокамерницами. Есть ощутимая разница, между прочим, а над этим стоит основательно зависнуть и продумать все моменты, которые должны резко останавливать мой порыв в желании причинить кому-то телесный ощутимый вред.

— Прости, пожалуйста. Я на минутку, — киваю на входную дверь. — Подожди меня в машине. Егор?

— Не задерживайся. Договорились?

— Не буду, туда и обратно, — встаю на цыпочки и трогаю губами его губы.

Мягкие и теплые, живые, в меру влажные и не сухие… Как будто бы родные, но все-таки не те: и ощущения, и вкус, и даже качество. Хорошее, но не мое! Они чужие.

Вот если бы он предложил мне выйти замуж прямо сейчас или сегодня, но немного позже, в романтической обстановке, под спокойную ненавязчивую мелодию, взяв в руку мою ладонь, например, в том неизвестном ресторане, в который тянет, словно от этого зависит чья-то жизнь. Что бы я ответила ему: «да» или «нет», или «я хочу подумать, ведь мы так молоды», или «слишком мало времени, а мы едва знакомы»? Или…

— Привет, Смирнова! — Велихов рассиживается в моем кресле и вращается, изображая дурачка на офисной огромной карусели.

— Встань! — рявкаю.

— Как дела?

— Что ты здесь забыл? — направляюсь к своему столу. — Не твои рабочие дни и вообще…

А цель какая? Вот я иду, иду, иду, почти чеканю шаг, а дальше… Дальше-то что? Пощечина? Толчок? Бросок и кувырок?

— Петя, пожалуйста, — останавливаюсь, не дойдя до кресла каких-то несколько шагов.

— Забыл кое-что, вот пришел уточнить один момент.

— Что ты забыл?

Он улыбается и, вцепившись пальцами в подлокотники, как коршун над гнездом, медленно встает и вытягивается во весь свой рост.

— Зачем ты так? — шепчу. — Что тебя…

— Как так? Что меня что? — обрывает и выходит из-за стола.

— То, что произошло…

— Ничего не было. О чем ты, Ния? Кстати, деньги-то срубила? Как я был воспринят? Ты рассказала, сколько было раз? И как хорошо или плохо? Обсудили все?

Рассказала, обсудила, солидный куш срубила и тут же потеряла все! Только не на том, о чем он так злобно говорит и про что настойчиво не желает вспоминать, словно этого действительно и не было.

— Ты идиот, что ли? — сощуриваю взгляд.

— Возможно, — хмыкает и выставляет указательный палец, направляя его кончиком вверх. — Не отвлекай меня, будь добра.

— Я тороплюсь.

— Мантуров ждет? — подмигивает и останавливается прямо передо мной, вплотную, почти прижавшись своим телом к моей груди. — Как дела, Антония?

— Все хорошо. Зачем ты пришел? Что хотел спросить или рассказать? Уточнить? — блуждаю взглядом по его черной рубашке, которая ему, чего душой кривить, очень идет. Красивая одежда, стильный образ и чересчур надменное лицо. Он просто ненавидит «маленького щенка», эту «крошку Нию». Рычит и испепеляет